Про корни
Отца я не помню: его арестовали за антисоветскую агитацию, он погиб в 1935 году в лагере под Новосибирском, мне было два года. Дядю, старшего брата отца, расстреляли в 1938 году. А вот бабушку со стороны отца, Веру Николаевну Зимину, помню очень хорошо. Мы жили у нее в Лосинке, по Ярославскому шоссе. Я уже потом узнал, что у Зиминых там же, в Лосиноостровском, была дача, которую национализировали. В девичестве бабушка была Гучкова. Самый знаменитый мой предок с этой стороны — Александр Гучков, участник англо-бурской войны, глава партии октябристов. А Николай Гучков был с 1905 до 1912 год московским городским головой. По линии Зиминых среди нашей родни — предприниматели, хозяева ткацкой фабрики возле Орехово-Зуева. Мне, кстати, Гавриил Попов в свое время сказал: "Ага, фабрика Зиминых — они делали красный кумач для всей России". Николай Зимин, проектировщик московского водопровода,— тоже из нашего рода. Был еще Сергей Зимин, создатель "Частной оперы". А знаете здание на Спиридоновке, где сейчас Дом приемов Министерства иностранных дел? Называется "особняк Морозова". Но если покопаться, то станет понятно, что не Морозова, а Морозовой, а Зинаида Морозова была в девичестве Зимина. То есть это тоже к нам отношение имеет. Еще на Гоголевском бульваре особняк... Много чего было. Бабушкино любимое блюдо называлось "комвидерзеен" — это по-немецки "приходи к нам опять". Блины с мясным фаршем. Я только с возрастом осознал, что все эти бабушки были многоязыкие — происхождение, образование, все обязывало. А маминых родственников, Докшицких, я вообще не знал. Брак папы с мамой отчасти был мезальянсом — тогда часто случалось, что вот эти аристократы бывшие, угнетаемые, у которых все отняли — фабрику, дачу, дом,— женились на девушках из разных местечек. Мама родом из Вильнюса, а корни, думаю, из Белоруссии — там есть местечко Докшицы.
Про детство
Вообще, детских воспоминаний у меня мало. Помню, как мне, не знаю, какими судьбами, дали прокатиться в автомобиле "эмка". Недолго, минут 15, и это было какое-то чудо. Еще помню, что в Москве было землетрясение, я потом проверял — это были отголоски карпатского подземного толчка, и у нас в коммуналке в Большом Афанасьевском закачалась люстра. В этой коммунальной квартире довольно часто раздавались крики: мама моя была темпераментна сверх меры, а с соседями было что делить — ну, там, кому мыть места общего пользования или где хранить чемоданы в коридорах. Мне этот мамин темперамент не очень нравился, я ее даже, может быть, стеснялся, хотя иногда она была права. Второй раз мама вышла замуж, наверное, году в 1938-1939-м. Я к этому равнодушно отнесся — смутно вспоминаю, как меня учили звать его папой, не сразу это из меня лезло, но потом привык. Понимаете, в чем дело: в этой коммунальной квартире, даже в наших двух комнатах, народу было столько, что появление еще какого-то нового человека, в общем, не играло большой роли. Был я, мама, ее сестра, ее муж — такой мужик симпатичный, хотя и выпивоха, Куликов... как его звали-то, я уже забыл — столько лет прошло. Еще была тетя Лена, дочь бабушки, тоже моя тетя — она у нас часто ночевала. Среди всех своих родственников я, безусловно, ее выделял. Она была какая-то другая. У нее речь была другая, понимаете? Только через много лет я понял, что это была речь настоящей старорежимной интеллигенции. "По тихим волнам океана, лишь звезды блеснут в небесах, корабль одинокий несется, несется на всех парусах..." — это тетя Лена мне читала. В Лосинке у них стояли шкафы с такими резными дверками, а там — чего только не было! Я где-то в 7-8-м классе стал заядлым фото-, а потом радиолюбителем, и мне деньги позарез были нужны — на всякие технические фокусы. Так что я по-тихому значительную часть библиотеки перетащил в букинистические... Пороть меня было некому! Элизе Реклю "Человек и Земля", Брокгауз и Ефрон, Гнедич "История искусств", знаете, с картинками, переложенными папиросной бумагой... Потом многое заново купил.
Про учение
Если говорить об образовании — у меня очень контрастные мысли на сей счет. То, что сейчас происходит, в том числе и в России,— это безусловное, тотальное наступление обскурантизма. Кто-то называет его чекистским православным средневековьем. На самом деле это невежество, откровенное пугающее невежество. А у меня школа занимала колоссальное место в жизни. Очень многим из того, что мне самому в себе нравится, я обязан школе, особенно старшим классам. В 7-м классе у нас был учитель математики, Борис Дмитриевич. Сохранились живые свидетели того, как он брал за шкирку, а я такой был, малоформатный, и в дверь вышвыривал. Но ни малейшей жалобы — так мы его любили. Ну оплеуху отвесил — так он же фронтовик был, разведчик. И, конечно, Сергей Макарович Алексеев, мой учитель физики. Мы с ним написали радиолюбительскую книжку "Школьная УКВ-радиостанция". Куда все это делось, почему нет таких учителей? Меня это очень беспокоит. Но тому есть, к сожалению, совершенно объективные глобальные предпосылки. В мире — не только в России — происходят опасные процессы, которые можно было бы назвать относительным и абсолютным одичанием. Поясню, что имею в виду. В школе я был заядлым фотолюбителем. Первый мой фотоаппарат — "Фотокор": пластиночки 9х12, "птичка вылетит", штатив, ортохром... Фотографирование было кроме всего технического еще и искусством — угадай диафрагму, выдержку, глубину резкости... Проявляешь при красном свете — а почему при красном? А что такое мелкозернистый проявитель? Сейчас каждый ходит с этой коробочкой, все щелкают — и ни один не понимает, что внутри происходит, никому не интересно. То есть технический прогресс создал обстановку, в которой не надо думать, знать, понимать — за тебя работает автомат. Ничтожное количество умных людей обслуживает весь мир, избавляя остальных от того, чтобы в чем-нибудь разбираться. А в моем детстве фотолюбительство заставляло тебя, хочешь не хочешь, что-то понимать в физике, в химии. А радиолюбительство? Вначале был самодельный приемник, потом появилось слово "радиола". Проигрыватель с динамиком РД-10 — выставляешь его на окно, в переулочке танцуют, а ты им музыку, значит. Я потому и танцевать не научился — все время других обслуживал. Но каким уважением пользовался! Надо было поехать на Коптевский рынок, набрать резисторов, конденсаторов, ламп, потом сидеть, паять дни и ночи... После войны появилось много трофейной техники, а ремонтировать-то никто не умел, и меня звали, мальчишку. Первые деньги пошли, я ужасно стеснялся их брать.
Про дружбу
Не могу назвать в мире ни одного человека, о котором сказал бы, что я его ненавижу. Ну кроме неких действующих лиц у нас в стране, которых не люблю. Знаете, вообще поразительная вещь — напоминает хвастовство, но я скажу. Мой ближний, дружеский круг,— не со школьных лет, но достаточно близкий,— это круг вымпелкомовцев. Прошло 20 лет с момента, когда основали "ВымпелКом", сейчас там не осталось ни одного старого сотрудника. Ну, естественно... Хотя там это не вполне естественно. Приходит новый руководитель, делает под себя команду — бывает... Так вот, мы до последнего времени встречались — старые сотрудники. Кстати, некоторых я увольнял, но удивительная вещь: все, тотально все — нас человек 15 бывает на встречах — относятся ко времени работы в "ВымпелКоме" как к самым светлым годам своей жизни. Слушайте, у меня нет врагов, кажется. Это какое-то чудо. Нет врагов. Я же создал крупный бизнес, в списке Forbes был... Как-то я об этом раньше не думал. Наверное, потому что вовремя уходил. Да, это важно — вовремя, вовремя уйти.
Про любовь
Мы живем вместе 50 лет, но на эту тему я говорить не буду. И вы меня не провоцируйте. Потому что если о других этапах — школа, там, институт, профессия и все такое,— я могу сказать что-то особенное, свое, то о личной жизни, боюсь, стану говорить настолько банальными выражениями, что лучше этого не делать. Скажу только, что даже в те годы, в 20 лет, когда начинаются всякие... бурления в крови, я был увлечен радиотехникой, потом был институт, диссертации... В общем, моя семейная жизнь, в том числе жизнь с Майей, всегда была интересная, бурная, но чуть-чуть на втором плане. И я за это чувствую вину. Настолько был втянут во все свои дела, что сейчас жалею. Нет, было и как в сказке, совместные поездки, походы на лыжах, то-се. Но я должен был больше внимания уделять.
Про успех
Мой успех... (Вздыхает.) Мне вся моя деятельность всегда нравилась. И захватывала. Ну не сейчас, на старости лет, сейчас идет благотворительность, совсем другое дело. А "Билайн", "ВымпелКом" — это были десять фантастических лет. Такая сладостная каторга дни и ночи. Ребята, мы все можем! Черт... это было так... потрясающе. Вот смотрю на фотографии — биржа, боже мой! Флаги России, "Билайн" на Уолл-стрит! А первый звонок на мобильный телефон!.. Фантастика... фантастика! Я же перед этим 30 лет работал в военно-промышленном комплексе, и вдруг вот этот прорыв, свободный рынок. Ой... Это такая... такой азарт, невероятнейший! Азарт, да — вот условие успеха, все остальное преходяще. Потом наступил другой этап, совершенно сознательный — благотворительность, фонд "Династия". Не то чтобы успех, рассудочная деятельность. Деньги заработал — приятно. Теперь приятно отдавать. А "Билайн" и "ВымпелКом" — это было... черт знает, ни с чем нельзя сравнить.
Про свободу
Конечно, я ходил и на Болотную, и на Манежную. Вот сейчас мы договорим — поеду на телеканал "Дождь". Понимаете, я, по-видимому, патриот в том смысле, что ни за одну страну мне не бывает так стыдно, как за мою собственную. Мучительно, мучительно стыдно. Много лет тому назад — я был молодой, работал в РТИ — наступил август 68-го года. И наши танки в Чехословакии раздавили остатки моих комсомольских иллюзий. Я понял, что у нас во власти бандиты — бандиты во главе страны. Как вам сказать... мы чуть не плакали. Взрослые мужики, еще выпили немножко... Это был ужасный конец всех надежд, с тех пор никаких иллюзий не было. Казалось временами: ну вот сейчас, еще чуть-чуть — и мы станем нормальной страной. Не получилось пока. Пока не получилось. Хотя вот как раз сегодня... (Смеется.) Действительно, освобождение Ходорковского — это какой-то плюсик на весы социального оптимизма. Которого почти не осталось.
Про Бога
Верующий ли? Нет, нет! Стопроцентный атеист. Мне кажется, что есть вера, а есть знание. И по большому счету они в известной мере антагонисты. Мнение, что вера способствует нравственности,— это откровенная ложь. Нравственности способствуют другие вещи, знание в том числе. Культура в целом способствует нравственности. А десять заповедей и заповедь строителей коммунизма, они, кстати говоря, примерно об одном и том же. Я просто хочу сказать, что понятия "хорошо" или "плохо" в значительной мере заложены в человеке генетически. Например, когда мать готова пожертвовать жизнью ради ребенка — это физиология. Когда вы видите сирого и убогого и тянете руку, чтобы помочь, это генетика на самом деле. Не нужно верить и обсуждать концепцию сотворения мира, чтобы подать милостыню. Обратите внимание на статистику преступлений: Америка — глубоко верующая страна, Россия — православная страна. А меньше всего убийств на тысячу людей — в скандинавских странах, где веры почти нет. То есть чем больше религиозности, тем больше преступлений. Поэтому то, что сейчас происходит мне глубоко отвратительно.
Про страх
Я уже почти вообще ничего не боюсь. (Вздыхает.) Очень не хотелось бы, чтобы страна и дальше продолжала скатываться по наклонной — то, что сейчас происходит и в экономическом, и в нравственном отношении. И это скатывание, если угодно, обесценивает в том числе то, что я делал в этой жизни. Боюсь и одновременно надеюсь, что полного краха не случится. Хотя эта надежда пока не имеет каких-либо объективных оснований.
Про деньги
Я с удовольствием деньги зарабатывал и с не меньшим удовольствием трачу. Когда отдал значительную часть — почти все,— в "Династию", то испытал удовольствие. Могу купить все, что пожелаю. Не хочу иметь никаких яхт, они мне не нужны, а на все остальное — я готов. Недавно, к примеру, был с одним из своих внуков, даже правнуков, на Маврикии, в тропиках. Сейчас вот — это вообще бред — еду на горные лыжи. Боже мой, что я творю, куда мне?! С ума сошел. И не задумываюсь о деньгах. Конечно, в этом смысле они и мерило успеха, и гарантия свободы — что хочу, то и делаю.
Про детей
У меня от Бориса достаточно радостное ощущение. Одно время были опасения — как-то очень уж он мотоциклами увлекся. Но нет, это, как говорится, совершенно наш человек. Мне понятны его чувства, эмоции, выступления — он сейчас в совете фонда "Династия". У меня, конечно, в его детстве были разные ожидания, я пытался что-то для воспитания сделать. Первое, безусловно, это чтение — он всегда жил в обстановке книг. Мои попытки втянуть его во всяческое любительство такое, техническое, не удались — ну времена другие, понятно. На кой черт в наше время радиолюбительство? Смешно подумать. А потом он уперся в это авто-мото, теперь вертолеты какие-то... Он же мастером спорта, оказывается, стал, о чем я позже всех узнал. По мотоциклу? Нет, не по мотоциклу... по ралли! По ралли, это еще страшнее. И я с удовлетворением отмечаю, что мне за него временами бывает даже так... горделиво.
Три слова о себе
В последние годы мое поведение определяют две вещи: лень и честолюбие, и обе — в невероятных размерах. Из-за лени и честолюбия я сделал все для того, чтобы фонд "Династия" был вечным. Создал управление, которое не связано с бренностью человеческого существования: я помру — система останется. От меня там мало что зависит: процесс идет сам по себе, а я с удовлетворением наблюдаю. Лень и честолюбие. И еще, конечно, азарт. Я азартный, безусловно, человек. Азарт! Ребята, все могем!
Зимин Дмитрий Борисович
Официально
Основатель компании "ВымпелКом" и фонда "Династия". Родился 28 апреля 1933 года в Москве. В 1957 году окончил Московский авиационный институт по специальности "радиотехника" и стал инженером в Проблемной лаборатории при кафедре радиопередающих устройств МАИ.
С 1962 года Дмитрий Зимин работал в Радиотехническом институте имени академика А.Л. Минца (РТИ): возглавлял лабораторию, потом был начальником отдела, позднее — директором центра по разработке радиотехнического оборудования, замглавного конструктора наземной радиолокационной станции. Автор свыше 100 научных трудов и изобретений. За работу "Сканирующие антенные системы СВЧ", написанную в соавторстве, был удостоен премии имени А.С. Попова АН СССР (1965). В 1984-м защитил докторскую диссертацию.
В 1991 году Зимин с группой специалистов РТИ создал предприятие "КБ Импульс", занимавшееся разработкой и выпуском систем спутникового и кабельного телевидения. В 1992-м основал и возглавил акционерное общество "ВымпелКом", предоставляющее услуги сотовой связи (сеть "Билайн"). В 2001-м оставил пост гендиректора и стал почетным президентом компании.
В 2002 году Зимин основал фонд "Династия", чья миссия — поддержка российской фундаментальной науки и образования. Он также является учредителем премии "Просветитель" (вручается с 2008-го). За благотворительность награжден медалью Эндрю Карнеги (2013).
Дмитрий Зимин — академик Международной академии связи, член-корреспондент Российской академии инженерных наук, профессор НИУ ВШЭ. Лауреат Государственной премии РФ (1993), премии "Бизнес-Олимп" (2001), награжден медалью "Символ науки" (2008).
Женат, имеет сына.
За и против
"Окружающим Дмитрий Зимин может показаться чудаком. Или "совком", испугавшимся в конце концов реалий российского огосударствляемого капитализма и сбежавшим на пенсию. Мотивации Дмитрия Борисовича понять непросто — слишком не привыкли мы к ситуации, когда человек получает истинное удовольствие не от суммы на банковском счете, а от идей, общения с единомышленниками и собственных дел".
ПРОТИВ
"Как-то пришел ко мне небезызвестный господин Зимин с идеей сотового телефона. Это тогда-то, это у нас-то! Можно было его просто шугануть как очередного сумасшедшего. Однако мы занялись этим, раскрутили проект — и появился "ВымпелКом"... В какой-то момент стало ясно, что проект заходит в тупик, что частота неперспективная. Было принято решение выйти из "ВымпелКома" и купить МТС".