Об изнанке театральной жизни знают только актеры. Может быть, впервые за всю историю знаменитого спектакля «Синяя птица» его актриса, его Фея — Ирина Крылова рассказывает о том, что остается от яркого зрелища, если смотреть на него изнутри
ЗВЕЗДОЧКИ БЕССЛОВЕСНЫЕ
Современный актер — синтетический актер. Он — лирик, а его заставляют играть злодея. Это и есть настоящий театр
На сцене шла «Синяя птица». В зале аншлаг. Звучала знакомая с детства волшебная музыка. На сцене — сгорбившаяся старушка. Ходит из угла в угол, хромает, шепелявит, рассказывая Тильтилю и Митиль про сказочную Синюю птицу. Дети слушают раскрыв рты. Вдруг на какое-то мгновение свет на сцене погас, и старушка превратилась в фею. Когда режиссер успел подменить пожилую актрису на молодую?
Смотрю в программку. Там — только одна фамилия: Фея — Ирина Крылова. Вот те на! Для того чтобы играть Фею, нужны совсем другие данные, нежели для того, чтобы играть старуху. Фея — лирическая, а старуха — роль явно характерная.
После спектакля иду знакомиться. Невероятно. Молодая девушка. Обаятельная. Оказывается, в придачу еще и пишет. Собственно, не было бы этих заметок, если бы не потрясающая способность Ирины Крыловой увидеть постаревшую легенду с изнаночной стороны. Увидеть по-доброму. Теперь она не играет во МХАТе им. Горького. Но это неважно. Интересно то, что какова изнанка театрального зрелища.
МОНОЛОГ АКТРИСЫ
— Никто из зрителей даже не догадывается о том, что такое знаменитая «Синяя птица» с изнанки. Что я имею в виду? То, что это целое кладбище ролей без слов, без лиц, без глаз. Это толпа сказочных существ: часиков, звездочек, даже умерших детей, которые оживают, но практически не говорят. Что поделать? Метерлинк отличался эффектной, хоть местами довольно ужасной фантазией. Детям это нравилось. Станиславский придумал из этого потрясающие по своей красоте картины.
Костюмы у звездочек были увешаны бисером, блестками, стеклярусом, и все это сверкало, блестело и переливалось в темноте, производя совершенно фантастическое впечатление. Так было вначале. Но шло время. Бижутерия поотрывалась. Звездочки поотваливались. Остались только черные сильно потертые бархатные костюмы. Черные на черном фоне. Знаете, что это такое? Когда их надеваешь, просто исчезаешь со сцены. Это и есть самый большой фокус «Синей птицы». Когда мои знакомые спрашивали меня, что ты играешь во МХАТе? Я отвечала: «Черного человека». — «О, мы придем на тебя посмотреть». Я говорила: «Это бесполезно. Вы все равно ничего не увидите». Они не верили. Думали, я шучу. Жизнь актрисы невероятно специфична.
В нашей «Синей птице» есть сцена, где Тильтиль и Митиль приходят в гости к умершим бабушке и дедушке и встречают там умерших детей. За столом видны только их головы. Если вообще видны. Станиславский на эти роли приглашал молодых студентов. Но время — страшная сила. Постепенно детей стали играть и почтенные актрисы тоже! С самого начала сцены они должны залезть под стол и ждать там своего часа, скрючившись в три погибели. Это минут двадцать. Приспосабливаются кто как может. Одна вяжет носки внуку, другая, помоложе, готовится сдавать на права. Подвижницы! Что бы примадонны делали без них! Ведь это тот самый «фон», на котором звезды сияют. С другой стороны — это нормально. Это и есть театр. Это плата за наше юношеское тщеславное желание стать актрисами. Найти мировую славу.
Однажды мне говорят: «Ты будешь звездочкой». Я спрашиваю: «А что делать?» Мне показывают на одну актрису, говорят: «Делай, как она». Я и сделала. Задача была простая. Выбежать на сцену, помахать руками и убежать. Выбежать — тоже сильно сказано. А если актриса не юна? Тогда одни — более сильные — хватают других — более слабых — и тянут. Что поделать. Главное, чтобы дети радовались. Но нюанс...
Бежать надо в темноте. Для Станиславского это было вполне логично. На черном фоне удобно говорить о вечном. Для него это было оправдано. А для пожилых актеров сто лет спустя? Путь указывают опытные проводники. Куда приведут, там и будешь стоять, махать руками.
И вот звучит музыка, меня хватают за руку, куда-то тянут. Я бегу. Слышу, кто-то мне шепчет: «Маши руками. Импровизируй». Я машу. Импровизирую. Вдруг ко мне с нежным воплем бросается пожилая актриса, на которую я должна равняться, и шепчет: «Ты как машешь?!» Я растерялась. «Что не так?» — «Ты машешь без сверхзадачи. Надо вот так и эдак! А ты — эдак и так!» — и она так артистично и немножко безумно замахала руками.
Конечно, профессиональная актриса даже в роли бессловесной звездочки найдет какой-то психологизм. Но какой психологизм может быть в роли часиков без стрелок? В общем, это обычный путь в театре.
Начинаешь с бессловесных звездочек в «Синей птице», потом переходишь на роли детей, потом, может быть, на сказочных существ. Будешь Водой или Огнем, потом, на закате карьеры, — опять звездочкой. Разве это трагедия? Вернуться к тому, с чего все начиналось. Это подвиг! Зарплата — мизерная. Зато результат! Стоишь в конце спектакля в шеренге таких, как ты, под громом аплодисментов и чувствуешь, что пожила не зря. Потому что кажется, что хлопают только тебе. Это и есть «Синяя птица».
ГЕНИАЛЬНАЯ СКАЗКА. ПРО ЖИЗНЬ ТЕАТРА.
Слава богу, что есть эти гримерки, где тебя обо всем заранее предупредят, все подскажут. Или, наоборот, испугают.
Роль Феи в «Синей птице» — это странная роль. Сначала это бабулька почтенного возраста — то есть ты должна играть характерную роль. Это для меня. В институте играла Нюрку-хлеборезку, роль, которую в свое время гениально исполняла Галина Волчек. Затем старушка превращается в молодую красивую женщину. А это уже амплуа героини. Немного «охов», немного «ахов», «где мой любимый?!». Правда, у Феи любимого нет. Есть пылкая любовь к детям, перепад характеров, смена настроений и самое главное перемена внешности! В общем, блеск!
Помню, как я вышла на свой первый спектакль. Отыграла роль старушки. Превратилась в фею. И тут на сцене наступила кромешная тьма. Я, конечно, знала, что она наступит. Но не думала, что такая. В репзале ее не было.
На сцене — ночь. На моем лице — маска. Если у тебя плохое зрение, то чувствуешь себя слепой. Не видно ни-че-го. Все мысли лишь о том, как бы не потеряться. Где сцена, где кулисы, где зритель? Ау?! И вообще как не свалиться? Добавьте сюда длинную юбку, каблуки, и ты почувствуешь себя не феей, а эквилибристом на проволоке, который боится, что рухнет прямо на глазах у зрителей. Но это ерунда. Главное, чтобы дети радовались.
Наступает сцена выхода Часиков.
Моя задача — стать на тумбочку у самого края сцены. И тут я понимаю, что не знаю, где эта тумбочка находится. Я куда-то двинулась, что-то нащупала, на что-то попыталась залезть. Вдруг слышу шепот: «Не туда лезешь, иди левее».
— Ничего не вижу, — шепчу я в ответ.
— Держись, идет помощь, — шепчут мне.
Помощь приходит. Мне говорят, сейчас поможем. Берут за руку, стараются передвинуть. Я не двигаюсь. Думаю, сейчас точно рухну. Меня тянут сильнее. Я сдвигаюсь с места. Иду куда надо. Шатаюсь. Но все-таки дохожу. И вдруг этот волшебный миг счастья — зажигается свет. Дети видят меня. Точнее, видят не меня. А красивую фею в голубом платье, молодую, красивую, которая стоит на авансцене и машет своей волшебной палочкой. Полное счастье.
Правда, немного дрожат руки. Но это ерунда. Главное, чтобы дети радовались. Сказка все-таки. Новогодняя.
Записал Дмитрий СУХОВ
На фотографиях:
- РОЛЬ ФЕИ-СТАРУШКИ, ПО МНЕНИЮ КРИТИКИ, БЫЛА УДАЧЕЙ ИРИНЫ КРЫЛОВОЙ. НО НЕСМОТРЯ НА ЭТО, ОНА РЕШИЛА УЙТИ ИЗ МХАТА: «ЧЕРНЫХ ЛЮДЕЙ» В ЕЕ КОЛЛЕКЦИИ ОКАЗАЛОСЬ БОЛЬШЕ, ЧЕМ ФЕЙ. ПОШЛА ИСКАТЬ НОВЫЕ ГАВАНИ. ОНА ХОЧЕТ СЕРЬЕЗНО ЗАНЯТЬСЯ ВОКАЛОМ, У НЕЕ ВЕЛИКОЛЕПНЫЙ ГОЛОС. А КРОМЕ ТОГО — ПРИГЛАШЕНИЯ В ДРУГИЕ ТЕАТРЫ. ВСЕ ТОЛЬКО НАЧИНАЕТСЯ...
В материале использованы фотографии из архива малого театра