АЛЛИГАТОРЫ ДЖАЗА

На студии «Богема-мьюзик» вышла ни на что не похожая, абсолютно парадоксальная пластинка. Благодаря этой пластинке в нашу жизнь возвращается старый послевоенный аккордеон. Нежный, странно шелестящий, режущий сердце и ускользающий в пустоту. И пусть звучит он по-новому, и пусть для многих это возвращение будет непривычным, но он все-таки вернулся. Он звучит все теми же романтическими голосами: любовь, кровь, разлука.

Гитара. КУЗНЕЦОВ

Штирлиц шел по коридору.

Он шел по гулкому коридору метро. Народ обтекал его со всех сторон, в час пик, когда разгоряченные духотой люди даже не замечают друг друга.

На всю толпу один-единственный человек знал, что это джазовый гитарист номер один нашей страны. Но он ничего не сказал Кузнецову, а просто оглянулся.

В сущности, это и есть джаз. Джаз столицы нашей Родины.

Огромный мастиф бегает по серым чертановским помойкам. Пачка «Малборо» валяется в вязкой весенней грязи. «Мерседес» скромно стоит под окном пятиэтажки. Милиционеры тащат в участок скромно одетого гражданина, отдавая под козырек отъявленным бандитам. В пивной бутылке отражается солнце.

...Сегодняшний московский джаз — как, впрочем, и мировой — вернулся в клубы. Вернулся к тому, с чего начинался. Сидят богатые люди и слушают приличную, в общем, музыку. Кто их там знает, этих богатых, да и не нашего это ума дело. Малиновые пиджаки, черные пиджаки, белые пиджаки — неважно. Глухо позвякивают тарелки, ходят красивые девушки. Подсветка. Стены скрадывают шаги. А знаете, что я вам скажу? Не бывает джаза без этой ресторанной пошлости. Должна быть какая-то невесомость, прозрачная стена между артистом и темным залом. Потому что в джазе важна скрытая эмоция. Это рок-музыкант может орать, выжимая из себя сопливую эмоцию, надувая щеки своего «я». В джазе — где музыкант поет опосредованно, через инструмент — элемент духовного одиночества очень ценен. А где человек более одинок, нежели в ночном московском клубе?

Алексей КУЗНЕЦОВ:
— В нашей семье вот уже несколько поколений принято называть сыновей Алексеями. Прадед, дед, отец, я — все Алексеи Алексеевичи. Однако старшего внука назвали Егором в честь моего деда, отца моей мамы, Маршала Советского Союза Александра Ильича Егорова, который наряду с Блюхером и Тухачевским одним из первых военачальников был удостоен этого высокого звания. Назвали не по имени, а по фамилии — Егор. Каждый четверг я прихожу в музыкальный салон «Аккорд», что на Нижней Масловке. И там показываю всем желающим, как извлекать джазовые аккорды. Некоторые ребята ходят ко мне уже несколько лет. В этом «Аккорде» я себя нормально чувствую. А что после работы? Сажусь я за руль своего 41-го «москвичонка» и спешу домой, где ждут меня любимые женщины — жена и теща. Вот уже несколько лет мы живем в Подмосковье, в старом тещином доме, втроем ведем хозяйство. Здесь ведь не то что в городе, где чуть что не так — можно вызвать мастера из жэка, здесь все мне приходится делать своими руками: снег убрать, сарай поправить, погреб подремонтировать... Дом-то у нас не кирпичный, не «новый русский», а так называемый «засыпной», то есть щитовой, а между щитами — шлак. Нравится мне жить здесь, и никаким калачом меня в город не заманить, разве только на работу — концерты, выступления. А за границей я больше одного месяца не выдерживаю, очень скучаю.

Аккордеон. ДАНИЛИН

О Владимире Данилине известно вот что — в тринадцать лет он играл на танцверанде. На трофейном немецком аккордеоне. Деньги для семьи зарабатывал.

И лицо у него простое. И взгляд добрый. И вообще кажется, что со своим аккордеоном и со своим лицом он только-только явился с той самой танцплощадки, скажем, в ЦДСА. Не верьте. Несмотря на то, что джаз действительно демократичен и летом на улице порой можно встретить приличный диксиленд, несмотря на то, что вам понравился давешний саксофонист на «Проспекте мира» — все равно не верьте. Хотите услышать настоящее — покупайте билет на концерт или в ночной клуб. Потому что джаз стоит дорого. Так уж он устроен.

Хотя джазмены получают порой сильно меньше — кураж их сильно больше. Они смотрят сквозь вас и видят Нью-Йорк. Еще бы! Игорь Бутман, с которым запросто можно сесть за один столик, еще вчера играл и завтра тоже будет играть со всеми звездами мирового джаза. Анатолий Герасимов, вернувшийся в Москву, первым из русских поработал в оркестре Эллингтона.

Среди наших много музыкантов мирового класса. И они это прекрасно знают. Они смотрят прозрачным взглядом простаков и видят Эллингтона, Каунта Бейси. Они там, а не здесь. И именно это должно быть написано на их лицах. Самых простых. И самых мягких.

Владимир ДАНИЛИН:
— Я ребенок Победы, родился в 1946 году... А вещественным символом Победы в нашем домике в Домодедове был трофейный немецкий аккордеон. Лет с пяти я начал его осваивать, подбирал по слуху разные песенки, «цыганочки-барыни», получил громкую должность «помощник баяниста» в пионерлагере, где мой дядя работал физкультурником. А в 13 лет я уже играл на танцверанде. Местные музыканты и ребята постарше приметили меня, позвали в свой «бэнд». Правда, приходилось каждый раз уговаривать родителей, чтобы отпустили поиграть — танцы-то были допоздна. В школе, когда узнали об этой моей деятельности, где начал зарабатывать первую копейку, отреагировали очень оперативно: вызвали на бюро комсомола, серьезно поговорили и об идеологически вредной музыке, и о деньгах, которые, видимо, могли меня испортить. Короче, чуть было не выгнали из славных рядов ВЛКСМ. Но в это время я как раз окончил 8-й класс, и семья наша переехала жить в Люберцы. И здесь на городской танцверанде я впервые услышал московских джазменов. Играли они здорово. А трубач!.. Когда он заиграл, я понял, что ничего пока не умею. Андрей Товмасян (а это был он) сыграл главную партию в моем личном джазе, и мы подружились. Тридцать лет я отдал фортепиано, к аккордеону за это время практически не притрагивался, три года проработал пианистом в оркестре Олега Лундстрема. И все было бы хорошо, если бы в один прекрасный день Саша Ростоцкий не пригласил меня поучаствовать в записи компакта «Джазовые баллады». Но при этом он предложил одну из баллад сыграть на аккордеоне. Вначале я уперся: «Да ты чего! Я уж забыл все, и аккордеона у меня нет!» В итоге — взял у приятеля старенький аккордеончик (далеко не концертный), приехали на такси в студию, записали... Кстати, первый джазовый аккордеонист, которого я услышал в 16 лет, — Арт Ван Дамм — великий американский музыкант. До сих пор помню ощущение того эмоционального потрясения, долго в себя не мог прийти. Год назад я рассказал об этом одному американскому саксофонисту: «Была, — говорю, — у меня несбыточная мечта: встретиться с Арт Ван Даммом, поиграть ему...» Саксофонист попросил дать ему с собой в США пленку с моими записями. И нашел 78-летнего Арт Ван Дамма где-то в Аризоне, послал ему мою игру. И в скором времени я получил по почте бандероль с фотографией, а еще через неделю письмо от него пришло. И мы стали переписываться. Для меня это — все равно что... Богу письма писать. Сейчас я к фортепиано не прикасаюсь, играю только на аккордеоне — с чего начал, к тому и вернулся. С тем и помру.

Бас. Александр РОСТОЦКИЙ

Дело было в Голландии. По утрам они садились с приятелем на велосипеды и направлялись в сторону ближайшего кафе. «Ах, если бы и у нас в Москве были такие места, где можно спокойно посидеть, поговорить, послушать музыку...» — говорил сам себе Ростоцкий, яростно крутя педали велосипеда. Вокруг была ненастоящая Голландия, нарядные домики, Москва казалась далекой, и думать о ней не хотелось.

И вдруг он все-таки подумал: а почему бы и нет?

...Мальчишкой, живя на Волге в городе Ржеве, он соорудил (не без помощи приятелей, правда) аппарат «для исследования подводного мира» из огромного автомобильного баллона, а потом купили (на сэкономленные на мороженом деньги) так называемый легочный аппарат, заправили его кислородом в ближайшей больнице, и получился акваланг (почти как у Кусто). Едва начавшись, одиссея закончилась прозаично: местный рыбнадзор конфисковал самодельный «акваланг». Так он реализовал свою первую сумасшедшую идею.

Потом их было много. Будь то пластинка, фестиваль, концерт, джазовый клуб. Одна из его блестящих идей: трио Данилин — Кузнецов — Ростоцкий. Фантастически удачная идея.

Самая последняя идея: стать писателем. То есть не для больших денег и не для скандальной славы, а просто чтобы написать то, что хочется. Мы хотели напечатать здесь пару рассказиков Ростоцкого, но они бы все равно не поместились. Поэтому вы их сами найдите в Интернете на его личном сайте: www. jazz. RU.

Найдите и прочитайте. А пластинка, о которой мы говорили в начале, называется просто: «Однажды я любил» (Once I loved).

Фото Марка ШТЕЙНБОКА

Вместо послесловия

Гитарист Алексей Кузнецов, аккордеонист Владимир Данилин, басист Александр Ростоцкий. Их выступления в новом московском элитарном джаз-клубе «Birdland» (Страна птиц) стали одной из сенсаций прошлого сезона. (Кто-то назвал их «Супертрио». Кличка пристала.)

Хотя, казалось бы, чего нового?

Кузнецов уже четверть века ходит в первых гитаристах страны или где-то возле этого, правда, часто сидит в аккомпаниаторах, на втором плане, но музыканты знают: с ним — как на крыльях. Раньше ему пеняли, что не пишет своих композиций, не ищет своего лица. Подумаешь, ритм лучше всех, эка невидаль. А он играл себе и играл, для него это всегда было главным — играть.

Кузнецов — артист солнечный: он освещает путь музыканту, он согревает атмосферу творчества, он дает жизнь музыке.

Владимира Данилина многие называют лучшим джазовым аккордеонистом мира. Данилин считает американца Арта Ван Дамма первым аккордеонистом в джазовом мире. Слушал я этого Ван Дамма. Хорош. Но наш лучше. Для кого-то словосочетание «лучший джазовый аккордеонист» звучит вообще иронично, потому что об аккордеоне в джазе никто не слыхал, может, таких артистов вообще нет. Эстрадных много, а джазовых — нет и нет. Тем не менее когда великий джазовый басист «Ред» Митчелл, поигравший, наверное, со всеми гигантами джаза, услышал Данилина, он не поверил своим ушам: «Uncomparable! Этого парня просто не с кем сравнить».

Данила, как его зовут джазмены, — профессионал всю жизнь. У Данилина свой стиль. Его вступительные интродукции к пьесам — изящные предисловия, которые сразу дают понять музыкантам, о чем и как надо играть. Сам он, когда очередь солировать доходит до него, буквально купается в гармониях и ритмах. Я бесконечно люблю его манеру играть баллады. Его стиль, его музыкальную поэтику я бы назвал есенинскими: он создает абсолютно свое настроение, близкое типично российской музе нашего классика.

Александр Ростоцкий вошел в число лидеров отечественного джаза на удивление незаметно. В последние советские годы его несколько лет избирали лучшим джазовым электробасистом. Но он не просто великолепный басист. Он — музыкант, появление которого в группе дает ей новое измерение. В его сольных пьесах открывается особый мир. Он стремится наполнить музыку воздухом, пространством, ощущением свободного полета. Ростоцкий — лидер нового для нас типа. Он постоянно придумывает, как теперь говорят, проекты: то программу баллад с участием действительных мастеров, то джазовый альбом записей джаза на новой этнической основе, то удивительные дуэты — с клавишником и вокалистом Сергеем Манукяном, с эзотерическим трубачом Юрием Парфеновым, то сольную программу своих электронно-симфонических произведений. В 1997 году вместе с журналистом Михаилом Грином он открыл элитарный джаз-клуб «Бердланд», а летом 1998-го они провели первый джаз-фестиваль на открытом воздухе в московском саду «Эрмитаж», фестиваль, который собрал невероятно огромное стечение приличной публики...