Ретроспектива Коста-Гавраса напоминает о блеске и нищете недавней и далекой эпохи, когда режиссер был больше, чем режиссер, экранные и уличные баталии продолжали друг друга, а псевдоним греческого эмигранта Константиноса Гавраса звучал, как пароль. В 1970-х говорили "Коста-Гаврас" и "Дзета" (Z) — подразумевали: "политическое кино".
"Z" — такие граффити-молнии рисовали в 1963 году на стенах греческие левые. Нет, в Афины не нагрянул Зорро — поквитаться с королем Павлом за казни и ссылки. "Z" означало "Zei": "Он жив". "Он" — Григорис Ламбракис, депутат-социалист, убитый на митинге фашистами-костоломами на содержании у спецслужб.
Когда Василис Василикос назвал "Z" свой роман (1966) об этой трагедии, Павла на троне уже сменил его сын Константин. Когда роман экранизировал (1969) Коста-Гаврас, уже сам Константин дулся в римском изгнании на прогнавших его (1967) "черных полковников".
История Греции казалась закольцованным дурным сном, обрекавшим "Z" на перманентную актуальность. Василикос бежал от хунты, как бежал в 1952 году из родной Аркадии Коста-Гаврас. Режиссер просил написать музыку к "Z" Микиса Теодоракиса. "Сам возьми, что хочешь",— ответил великий композитор из концлагеря, того же или подобного тому, в котором уже сидел в конце 1940-х: любой диктатор первым делом загонял на острова коммунистов — а в партии состоял цвет Греции.
"Z" не создал политический жанр — он ввел на него моду. "Оскар" за лучший неанглоязычный фильм, каннские приз жюри и актерский приз (Жан-Луи Трентиньян), "Золотой глобус" и так далее. Шедевры Франческо Рози ("Руки над городом", 1963) и Джилло Понтекорво ("Битва за Алжир", 1966) уже увенчало венецианское золото, но их экспериментально-публицистическая форма исключала светский успех. Коста-Гаврас просто и гениально обволок политику жанром триллера. Зрителям стало, кому сопереживать. Следователь (Трентиньян), "человек в футляре" и "фашистских" очках, жгуче антипатичный, оказывался рыцарем правосудия. Его прототип Христос Сардзетакис, пострадав от хунты, станет (1985) президентом Греции.
«Специальное отделение», 1975 год
"Z" расколол общественность многолетним и не самым умным спором. Крайне левые прокляли сам термин "политическое кино": обозванное критиком Ги Эннебелем "кино категории Z". Они агитировали за радикальное по форме и дидактическое по содержанию "кино, снятое политически". Жанровая структура, на их взгляд, стерилизовала революционный потенциал: зрители "Z" не штурмовали условную Бастилию, едва выйдя из зала. Однако даже в 1970-х идейно подкованных зрителей было на порядок меньше, чем "нормальных". Они бы сбежали с фильма Марко Беллоккьо "Да здравствует красный пролетарский Первомай!" или Хаскелла Уэкслера "Бразилия: отчет о пытках", а на триллер "Z" шли охотно, проникаясь заодно антифашизмом.
Склонные к паранойе левые были проницательны. "Z" — первый из четырех фильмов полиптиха о политическом правосудии, словно снятых идеологическими противниками.
Самый слабый, схематичный — "Признание" (1970) о судьбе Артура Лондона, чешского коминтерновца и дипломата, осужденного на постановочном процессе (1952) на пожизненное заключение. Заступившись ретроспективным образом за Пражскую весну, Коста-Гавраса заслужил анафему всех левых.
Самый сильный и радикальный по форме и сути — "Осадное положение" (1972) — снят именно что "политически". В строгом гимне "тупамарос", уругвайским подпольщикам, которые судили и казнили спеца из ФБР, обучавшего южноамериканских "горилл" самым изощренным и мерзким пыткам, Коста-Гаврас фокусировался не на интриге, а на технологии: и репрессий, и городской герильи.
Завершила же цикл "Специальная секция" (1975), реквием по коммунистам, казненным вишистским трибуналом. Парадокс в том, что в 1941 году коммунисты практиковали, что твои "тупамарос", отстрел нацистов, а в 1975 году их наследники клеймили тех же "тупамарос" за "мелкобуржуазный авантюризм".
«Осадное положение», 1972 год
Коста-Гаврас неизменно стоял на стороне справедливости. Его оппоненты требовали указать партийную принадлежность справедливости. Ленин назвал бы его "путаником", возможно, "опасным".
Второй его звездный час пробил в 1982 году. "Пропавший без вести" превзошел "Z" по количеству и качеству призов: каннские золото и актерский приз (Джек Леммон), сценарный "Оскар", "Бафта" за сценарий и монтаж, и прочая. То, что Коста-Гаврас не придал политическому кино второе дыхание, а похоронил его, заметили лишь друзья Чарльза Хормана, янки, "пропавшего" в кошмарном городе-морге Сантьяго в сентябре 1973 года.
Чарльза разыскивал отец (Леммон), благонамеренный налогоплательщик, осознающий беспощадную истину — пиночетовский "эскадрон смерти" убил его 31-летнего сына по приказу Вашингтона: Чарльз случайно узнал, что военным переворотом дирижировало ЦРУ. Друзей возмутило, что, по фильму, Чарльз — безобидный, если не инфантильный, экспат-журналист. В жизни же он был среди самых левых сторонников президента Альенде, вел опасные расследования, писал сценарии для "кино, снятого политически".
Друзья возмущались по делу, но напрасно. "Отец" "политического кино" имел право констатировать, что его время прошло вместе с революционным энтузиазмом 1970-х, который сменила риторика прав человека, и во второй раз за пятнадцать лет открыл новый жанр: кино, которое можно назвать "гуманитарным" — как "гуманитарные" помощь и интервенции. Оно тоже обращается к "горячим точкам", но его герои — уже не борцы, а жертвы и свидетели.
Коста-Гаврас снимал отныне борьбу не идей, но чувства и долга, не битву, а ее рикошеты в частные судьбы. Адвокат-израильтянка влюблялась в палестинца ("Ханна К", 1983), сотрудница ФБР под прикрытием — в ветерана Вьетнама, причастного к неофашистскому подполью ("Преданный", 1988), еще одна адвокат, на сей раз — венгерских кровей, осознавала, что ее отец — не жертва коммунистической клеветы, а натуральный нацистский палач ("Музыкальная шкатулка", 1989). Увенчал гуманитарный цикл фильм "Аминь" (2002) об эсэсовце-гуманисте Курте Герштейне: он тщетно пытался достучаться до Ватикана и шведских дипломатов с информацией о запущенном в концлагерях механизме геноцида. Гестапо он обманул, но в июле 1945 года, обвиненный в военных преступлениях, повесился во французской тюрьме.
«Аминь», 2002 год
Толпа обиженных Коста-Гаврасом приросла и католиками, и сионистами. Он же по-прежнему всегда в нужное время оказывается в нужном месте. Два месяца назад Стамбулу еще и не снились уличные бои, а 80-летний режиссер уже хлебнул газа, возглавив марш в защиту культового стамбульского кинотеатра.