Вчера президент России Владимир Путин приехал к семье Михалковых и за полночь встретил здесь 100-й день рождения Сергея Михалкова — автора великих детских стихов и трех гимнов двух великих стран. Из дома, на месте которого стоял дом, где жил Сергей Михалков,— специальный корреспондент “Ъ” АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ.
Фото: Фото Михаил Климентьев/ИТАР-ТАСС
Фото: Фото Михаил Климентьев/ИТАР-ТАСС
Фото: Фото Михаил Климентьев/ИТАР-ТАСС
Сейчас на фундаменте того дома на Николиной горе, где жил Сергей Михалков,— гостевой дом семьи Михалковых. Рядом дом, где живет Никита Михалков и его семья сейчас. За забором из прозрачной металлической сетки (но все-таки сетки) — дом Андрея Кончаловского. Его вчера не было в гостевом доме, где ждали Владимира Путина: не успел, как сказал Никита Михалков, вернуться из-за границы.
Дом увешан картинами, иконами и шкурами — двух медведей, леопардов, волков (главе попечительского совета Российского географического общества лучше не смотреть наверх, на перила второго этажа, где они развешаны).
— Ваша работа? — спрашиваю я у Никиты Михалкова, который сидит сейчас на ступеньках лестницы на второй этаж, ожидая, когда Владимир Путин закончит с президентом Абхазии господином Анквабом (ехать из Ново-Огарево на Николину гору минут десять).
— Моя… — отвечает Никита Михалков, и взор его хорошеет при взгляде на шкуры.— Есть грех…
Он рассказывает про своего отца: сегодня именно тот день (Сергей Михалков умер четыре года назад), когда не стоит говорить ни о ком другом. Но все равно получается и про себя тоже, потому что сын за отца отвечает, конечно, и отец за сына тоже — кажется, до сих пор.
— Мы не ценили время, которое проводили с ним,— говорит Никита Михалков.— Мы все время куда-то торопились, нам надо было в футбол играть… Я вообще никогда не чувствовал, что я сын Сергея Михалкова.
Конечно, ведь уже в раннем возрасте он был Никитой Михалковым.
— Он в нас вырабатывал такой внутренний иммунитет, чтоб можно было существовать самостоятельно. Но не так уж давно я прочитал его детские стихи и понял, что он великий детский поэт. И я нашел в этих стихах себя! — говорит Никита Михалков.— «Я ненавижу слово “спать”»!.. Это же про меня! Я всегда дотягивал до последнего… Умирал уже. А спать не ложился…
— И у меня тоже такое! — смеется его дочь Анна.
— Правда?! — поражается он.
То есть существует что-то такое, чего он про нее не знает.
— Андрюха (сын Анны Михалковой.— А. К.) такой же! — продолжает она.— То же самое!
— Ну надо же!.. Его знают как автора гимна. В последней истории России три гимна его было. Странно, кстати, когда Госдума встает под гимн и молчит, да? Зачем тогда слова писать было?.. А в памяти он останется как автор детских стихов. «Я ненавижу слово “спать”»…
Сверху спускается один из внуков Никиты Михалкова и, конечно, зевает:
— Уже десятый час!.. Он приедет? Спать хочется!
— Вы слышите?!! — Десятый час! — хохочет Никита Михалков.— Вы слышите?!
Он снова рассказывает, как отец давал почувствовать детям их независимость от него:
— Он не любил детей! Он их не любил так же, как дети не любят друг друга. Он разговаривал с детьми так же, как разговаривал бы с ними 12-летний мальчик… Когда я пошел в армию, отец до присяги вообще не знал, где я нахожусь. А Веллер (писатель Михаил Веллер.— А. К.) потом написал, что отец из-за меня к маршалу Гречко ходил… Это бред, ложь!..
Тут у него звонит телефон, и Анна удивляется:
— Папа, у тебя одного во всем доме телефон работает!
И в самом деле, в этот вечер в доме не работают мобильные телефоны.
— Потому что хороший, старенький,— поясняет Никита Михалков.
Я думаю, что, наверное, какой-нибудь старенький Vertu, а вернее, реплика старенького… Но он достает из нагрудного кармана и правда старенький Nokia (неужели так тщательно подготовился?!).
— Я обожаю его детские стихи,— говорит Никита Михалков.— И лирику, о которой мало кто знает. «Облака, облака, кучерявые бока…» А «Зима»?.. Потрясающие стихи!.. Его спрашивали: «Как же так, вы и при Сталине, и при Хрущеве, и при Брежневе?..» А он тут же говорил, что Волга течет при всех властях. Мгновенная у него была реакция! Когда он был в ударе, он постоянно острил. В Красноярске один раз у нас колики были от смеха, слезы текли… Я помню это ощущение счастья, когда мы не могли остановиться… Он что-то говорил, и мы просто лежали за столом от смеха, а через секунду — опять… Не разогнуться…
Второй этаж начинает содрогаться от грохота детских ног. Детей здесь много, и они начинают носиться, чтобы, видимо, не заснуть.
— Как учатся? — переспрашивает Никита Михалков.— Ну как учатся?..
— По-разному,— честно рассказывает Анна.— Некоторые очень хорошо, а некоторые так себе. Они мне говорят: «А ведь дедушка не очень хорошо учился, а вот кем стал…»
— Если мне снится страшный сон,— добавляет Никита Михалков,— то это школа. Восемь утра, эти желтые плафоны в классе… Эта учительница немецкого языка, которая вся ложилась на стол и что-то нам говорила…
На его лице искреннее отвращение. Или уже так вошел в роль? В роль немолодого состоявшегося человека, которого передергивает при воспоминании о школе, ведь состоялся, да еще как, и вопреки ей… Нет, так ему, пожалуй, не сыграть…
— У меня был одноклассник, который не покорялся ей,— продолжает Никита Михалков.— Он в каком-то классе сидел четыре года… У нее на уроках он писал по-русски «Их бин»… Она ему, конечно, сразу кол ставила… Он нас однажды повел в боксерскую секцию, раздал нам перчатки… Первым на ринг поставил Славу Сурикова, отличника, который не давал никому списывать… Надел на него перчатки — бум ему! Тот улетел, конечно, сразу… И второго, и третьего…
Последним был Никита Михалкова. Стоит ли говорить, что тут все оказалось не так просто.
— Но он не учел, что я левша! Попал, да, но несильно, но я и ответил, и он пропустил!.. А потом этот парень стихи писал. Володя Мещерский. «Как стаи черной саранчи, идут фашисты-палачи!» Просил папе показать!..
— Ой, а расскажи, как на тебя Корней Чуковский обиделся! — смеется Анна.
— А-а-а!
Никто не знает, когда приедет Владимир Путин, и никто, по-моему, уже не думает про это, так что можно, конечно.
— Это уже очень давно было. Лежал с инфекционным мононуклеозом в ЦКБ. А входы в палаты отдельные были. И вот я узнаю, что в соседней палате лежит Корней Иванович Чуковский. Я ему через окно знаки делаю, он: «А, Никита, привет!» И мы с ним много через окно разговаривали. Он рассказывал, что Горький никогда на самом деле не путешествовал в Тифлис и что Бунин создавал энциклопедию русского мата. И они с Толстым (Алексеем Толстым.— А. К.) соревновались…
Таким образом болезнь превратилась в наслаждение.
— А потом все обломилось,— продолжил Никита Михалков.— «Корней Иваныч!», кричу. Нет, окно захлопнулось. И никак. Но я все-таки один раз подкрался, говорю: «Что, обидел я вас?» «Да нет… Нет… А вы стихи пишете, да?» — «Нет».— «Как нет?» — «Да не умею».— «И эта тетрадка не ваша?» — «Не моя».— «Какое счастье!!» Оказалось, медсестра, нет, даже не медсестра, а нянечка забыла в палате тетрадку, в которую записывала самые свои любимые песни. «Ландыши»… И вот это: «Мурка, мурка, где твоя улыбка, полная веселья и огня, самая ужасная ошибка — то, что ты уходишь от меня!..»
— Мишка, наверное, а не Мурка,— осторожно переспрашиваю я.
— А, ну да! — легко соглашается он.— «Мишка, Мишка, где твоя улыбка!..» И Чуковский говорит: «Думал, что вы мне на рецензию свои стихи отдали…» А это нянечки тетрадка. Сложена была так пополам, потому что в кармане лежала…
Тут Никита Михалков неожиданно говорит:
— Вина хотите? Мое вино. Красное сухое.
— Как называется? — интересуюсь я.
— «12»,— пожимает он плечами.— Тосканские виноградники.
Я говорю, что для тосканских виноградников лучше бы подошло «Утомленные солнцем».
— Нет,— не согласен он.— «Dodici» Красиво звучит, по-итальянски. И вот тут, видите, мой автограф на этикетке…
Вино оказывается с тонким долгим вкусом. Удивительное, можно сказать, вино.
— А что вы хотите,— пожимает он плечами.— Я свой автограф абы под чем не поставлю… Мы с моим партнером Константином Тувыкиным делаем… Пока еще не начали продавать. Но будем. В России, конечно. Для тех, кто понимает… Это ведь такое же дело, как охота… Одно дело — пьянка в сапогах, а другое — когда понимаешь…
Через минуту он предлагает выпить вина всем в доме. Он увлечен этой идеей. А на столе уже давно стоит «кончаловка» — настойка на черной смородине (Егор Кончаловский признался, что пил ее с детства…). И пьют вино, пока не поступает известие, что едут!
Правда, Никита Михалков еще успевает рассказать историю про то, как получили Госпремию и в этом же доме ждали того же. И как успели попить вина… И как Юрий Башмет… Впрочем, эту историю не стоит, видимо, предлагать общему вниманию.
— Специально обученных детей — за стол! — командует Никита Михалков.— Как говорят цыгане, этих вымоем или новых сделаем?..
— Дети! — кричит Анна Михалкова.— Где вы?! Живы еще?!
Через две минуты за столом нет свободных мест. Дети, внуки, правнуки Сергея Михалкова, его вдова Юлия Субботина…
— Я сейчас ехал, смотрел справку про вашего знаменитого деда,— говорит Владимир Путин, поздоровавшись со всеми.— Вы, наверное, знаете, да точно знаете… Что к 2008 году общий тираж книг вашего деда составил больше 300 млн экземпляров. Если бы авторские права соблюдались, вы бы тут так не теснились…
— Винца? — спрашивает Никита Михалков, пока не уточняя, какого именно.— Шампанского?
— А как же,— говорит Владимир Путин.— И пива.
Он смотрит на детей:
— Маленькие я не уверен, что даже знают, насколько дед был выдающимся. По-разному можно оценивать его политические взгляды, но то, что выдающийся,— это факт.
— И между прочим,— говорит,— юбилей вот-вот наступит.
И правда, близко к полуночи.
— Он ведь родился 13 марта 1913 года,— уточняет президент.
— Чтоб легче было запомнить,— соглашается Анна Михалкова.
Они обсуждают памятник Сергею Михалкову — скамейку в сквере его дома на Поварской, где он сидит, в бронзе, естественного, то есть высокого, роста… Никита Михалков говорит, что единственная помощь, которая требуется от московских властей,— привести сквер в порядок.
— Да зачем! — машет рукой Анна Михалкова.— Если мы все выйдем (она оглядывает этот обширный стол.— А. К.) на субботник один раз, то сквер будет в порядке!
То есть и Владимир Путин не исключение.
— Вот ты и будешь!.. Вот!..— говорит ей сын Сергея Михалкова.
— Буду! — отвечает ему внучка Сергея Михалкова.
Правнуки его смеются.
— Я знаю,— говорит Никита Михалков Владимиру Путину,— почему вы приехали. Вы же в этом доме, именно в этом доме проводили в разговорах с отцом много времени.
Так вот оно как.
— Он ведь, как говорится,— продолжает Никита Михалков,— предан был без лести.
Владимир Путин кивает.