"Вокруг ядерной отрасли предпринимателей гораздо меньше, чем где бы то ни было"

Исполнительный директор кластера ядерных технологий Денис Ковалевич рассказал корреспонденту "Денег" Анатолию Логинову об использовании ядерных технологий вне энергетики, особенностях российских стартапов и стратегии Сколково.

Фото: Глеб Щелкунов, Коммерсантъ  /  купить фото

Как возникла идея искать стартапы в ядерной отрасли?

— Еще до появления Сколково президентская комиссия по модернизации отнесла эту тему к числу технологических приоритетов. Тогда я работал в "Росатоме", отвечал за стратегию корпорации, в том числе за инновационное развитие. В работе президентской комиссии я координировал тематическое наполнение группы по ядерным технологиям, которой руководил Сергей Кириенко. Уже тогда сформировалось два блока проектов. С одной стороны, то, что непосредственно связано с ядерной энергетикой. Это, например, создание новых типов ядерных энергоблоков и термоядерный синтез. С другой — технологии, которые родились в недрах атомного проекта, а сейчас могут быть использованы в других индустриях. Совокупное название большинства этих разработок — радиационные технологии.

Что это такое?

— Это работа с излучением, источником которого могут быть ускорители, лазеры, плазменные источники. Важно, что это излучение используют разные индустрии. Создавая кластер, мы четко определили: вопросами и проектами, связанными непосредственно с ядерной энергетикой, заниматься не будем.

Не та сфера, в которой могут появиться стартапы?

— Конечно. Этим "Росатом" занимается. А вот в другой сфере стартапы могут родиться. Помимо радиационных технологий есть и другие направления, тоже спин-оффы ядерной промышленности: новые материалы, сверхпроводники, композиты и т. д.

Чем жила эта область до появления Сколково? Предприниматели появлялись?

— Вокруг ядерной отрасли исторически предпринимателей гораздо меньше, чем где бы то ни было еще. Даже в биотехнологиях, которые в России развиты слабо, их больше. Это и в мире во многом так. Но в России — особенно. В ядерной сфере США, например, в конце ядерно-топливного цикла (это, например, переработка радиоактивных отходов, вывод из эксплуатации ядерных объектов) есть несколько сотен малых и средних компаний. У нас — единицы. Кроме того, радиационные технологии — не самостоятельная индустрия, а технологическая платформа, которую могут использовать самые разные индустрии. В той мере, в которой в России эти индустрии были представлены, развивались и соответствующие типы радиационных технологий.

Нельзя ли несколько примеров?

— На слуху тема ядерной медицины, использование излучения в лечении онкологических заболеваний: ускорители, нейтронные и протонные установки, радиоизотопная терапия и т. д. В России эта сфера развита слабо. Именно как индустрия. У нас мало современных центров ядерной медицины — в разы меньше, чем в Европе и США. При этом еще в СССР развивались очень сложные технологии. В Курчатовском институте используют протоны и нейтроны для лечения онкологических заболеваний. Но это экспериментальная медицина. Двадцать лет назад мы были среди мировых лидеров по количеству пациентов, прошедших протонную терапию. Фантастика! Но с тех пор, как эта область стала индустрией в Америке и Японии, эти страны, естественно, ушли вперед. Есть и другие примеры. Радиационные технологии активно используют в микроэлектронике. Но каков уровень развития исследований и разработок в сфере микроэлектроники в России? Мы не Америка, не Западная Европа и не Тайвань. У нас нет компаний масштаба голландской ASML, которая производит 80% литографических машин в мире. Одна такая машина стоит до €100 млн., капитализация компании — порядка €30 млрд. Драйверами использования радиационных технологий в микроэлектронике являются не российские компании, а зарубежные. И так почти в каждом секторе. Системы безопасности — та же история. Есть российские системы безопасности на транспорте. Но это штучные экземпляры. При этом глобальные игроки производят сотни или тысячи установок. Очевидно, что в нашей сфере ключ к успеху для любого российского стартапа — интеграция в международную кооперацию.

Каким образом?

— Можно встраиваться в R&D-цепочки, в инжиниринг или в производство. Это зависит от стратегии конкретного стартапа. В любом случае, если компания рассчитывает развивать капитализацию, ей придется стать элементом глобального процесса. Это определяет стратегию кластера.

Приведу пару примеров. В бельгийском городе Левен есть институт IMEC, который 25 лет назад начал заниматься микроэлектроникой. Сейчас это лидер среди независимых центров в этой области, там много работают с радиационными технологиями. Кроме того, IMEC — это не только собственно электроника, это еще и, например, персонализированная медицина, разработки в сфере энергоэффективности. IMEC — это 500 кооперантов, больших и малых компаний, оборот института — €300 млн в год. Что отличает такие структуры? У них задач всегда на порядок больше, чем они могут решить самостоятельно. Помимо сотен заказчиков у них есть сотни партнеров. Если вы находите любой формат взаимодействия с институтом, вы получаете доступ к этой сети. Итак, мы приезжаем в Левен и просим сформулировать задачи, которые российские специалисты могли бы выполнить для IMEC. Получаем обширный перечень. С ним приезжаем, например, в Троицк и смотрим, что есть у нас, начинаем выстраивать коммуникации.

Другой пример — сотрудничество с компанией Varian Medical Systems, мировым лидером в области техники для ядерной медицины. Сначала на форуме "Открытые инновации" мы провели совместную конференцию поставщиков оборудования, на которой представители Varian узнали об уровне разработок по этой тематике в России и заинтересовались не только отдельными компаниями, но и дальнейшим сотрудничеством. В этом году мы делаем следующий шаг: 11 февраля запустили совместный конкурс Varian Start-up Challenge. Победитель получит денежный приз и возможность стать одним из партнеров глобальной сети Varian. В обоих случаях мы напрямую влияем на появление новых стартапов в приоритетных для кластера направлениях. Я вообще думаю, что будущее Сколково — переход от поддержки существующих проектов к активному участию в создании новых.

Кто сейчас приходит в кластер ядерных технологий?

— К нам идут три группы проектов. Первая группа — подразделения крупных компаний, состоявшиеся технологические предприниматели, которые в Сколково хотят заниматься новыми технологиями. Есть, например, компания "Оптосистемы" — российский лидер в производстве лазеров для офтальмологии. В Сколково участвует их спин-офф, проект создания лазеров нового типа. Его задача — выйти уже на глобальный рынок.

Вторая группа — инженеры, реже научные работники или исследователи, которые впервые пробуют себя на ниве предпринимательства. Мы такое самоопределение полностью поддерживаем. Ключевой вопрос — бизнес-риски. Есть два способа страховки. Первый — качество нашей экспертизы. Второй — наши международные партнеры, которые являются, по сути, другой стороной оценки. Мы всегда спрашиваем: в какую глобальную технологическую цепочку вы собираетесь встроить свой проект, какой будет его коммерциализация? Пока не достигнем совместными усилиями ясности, дальше не двигаемся.

Наконец, третий тип участников — научные группы, которые очень хороши в науке или в инженерии, признаны в мировом масштабе, но не являются предпринимателями. Такие проекты мы не поддерживаем напрямую. Мы ищем для них партнеров, которые могут взять на себя ведение бизнеса. Например, в числе наших институциональных партнеров — система наноцентров "Роснано". Больше половины расположено в точках, откуда приходят наши проекты. Это Троицк, Дубна, Новосибирск, Томск, Димитровград, Ульяновск и, конечно, Москва и Санкт-Петербург. Наноцентры берут на себя предпринимательские риски и управление, а также входят в капитал стартапов.

В структуре Сколково заложены барьеры, которые вам мешают?

— Любая организация по мере развития теряет гибкость. Это естественный, хотя и безрадостный процесс. Регламентация всех процессов гарантирует, что мы действуем прозрачно, не отказываем людям без оснований, поддерживаем только те проекты, которые 20 раз проверили, и т. д. Главное — сохранить баланс между продуктивной деятельностью и соблюдением квазибюрократических процедур.

 

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...