С последующей проверкой документов
Евгений Примаков объявил войну преступности. На этот раз отнюдь не фигурально. Он пообещал преследовать криминальные группировки вплоть до их "физического устранения". Слов "закон" и "суд" премьер не произнес. По существу сделано чисто политическое заявление.
У каждого российского премьера свой язык. Виктор Черномырдин говорил так, что каждое следующее слово меняло смысл предыдущего, но то, что он хотел сказать, доходило до всех. Евгений Примаков афоризмов на лету не выдает, говорит, как правило, круглыми фразами, которые, однако, потом надо долго расшифровывать. Когда Черномырдин в начале сентября в Совете федерации в последней, отчаянной попытке занять кресло премьера заговорил об экономической диктатуре, никто не поверил, что диктатором может стать именно он. Когда в субботу в Белгороде Евгений Примаков пообещал физически устранять преступников, всерьез повеяло чрезвычайщиной.
Одно дело, когда сразу после убийства Галины Старовойтовой демократы и коммунисты пугали друг друга чрезвычайными мерами, и совсем другое — когда фактически о том же заявляет Евгений Примаков. Примаков сегодня — даже не премьер, реально он уже вице-президент, а это значит, что к его словам стоит прислушаться не только гражданам, но и силовикам. Кстати, Примаков и говорил как заправский силовик, а точнее, деятель спецслужб, который не привык стеснять себя рамками закона. Подобный ретро-стиль в его нынешнем положении непозволителен. Естественно, подчиненные бросились сглаживать впечатление. Смысл комментариев заместителей министра внутренних дел Владимира Васильева и Владимира Колесникова сводился к тому, что преследовать преступников будут в рамках закона, правда, эти рамки заметно раздвинут. Замминистра юстиции Евгений Сидоренко, курирующий департамент законодательства о государственной безопасности и правоохранительной деятельности, заявил "Коммерсанту": "Речь не идет о призыве к террору и репрессиям. К тому же в нашем ведомстве не получали никаких указаний о подготовке к каким-либо чрезвычайным мерам. Наоборот, за последние месяцы в деятельности как самого премьера, так и правительства, мы видим куда большее уважение к закону, чем прежде".
Относительно правовой чистоты действий правительства, если оставить в стороне угрозу физического устранения, Сидоренко прав: число документов, выходящих из Белого дома, резко сократилось, соответственно, автоматически сократилось количество вызванных ими юридических коллизий. С чрезвычайщиной сложнее.
В экономике Примаков уже пообещал чрезвычайные меры, но без введения чрезвычайного положения. Теперь он заявил о готовности свою оговорку снять. И сделано это отнюдь не только для борьбы с преступностью.
Чрезвычайные меры в экономике расшифровываются как чрезвычайный по жесткости бюджет (см. стр. 2), который может вызвать конфликт Думы с правительством. Премьеру необходима контригра. В России же всегда искали и находили образ врага, повинного во всех бедах. Примаков сделал политически беспроигрышную ставку на борьбу с преступностью — она гарантирует ему поддержку, которой иначе могло бы не хватить в продавливании непопулярного бюджета в Думе. Это ближайшая цель, но возможна и другая.
Примаков пришел к власти на волне определенных общественных ожиданий (см. справку). И он должен их оправдать. Привыкание общества сначала к чрезвычайной риторике, а потом и к чрезвычайным — то есть надзаконным — действиям властей само по себе чрезвычайно опасно. А экономический кризис и невозможность расплатиться с кредиторами могут сделать его нужным властям. И тогда о "продолжении движения по пути демократических преобразований" можно будет забыть.
ВАДИМ Ъ-БАРДИН