МИХАИЛ Ъ-НОВИКОВ
Парикмахерша, мечтающая о принце, жива в каждой женщине
Мама моего школьного приятеля работала в "Литературной газете". Я любил приходить в их небольшую кооперативную квартиру. Стереосистема "грюндик", гарнитур "ольховка-декор" и на стеклянном, на растопыренных конических ножках столике — "Америка". Сильнейший журнал, и открыть его было как хлебнуть сладостного зелья, откушать кактуса, гриба, дурман-травы. Какие машины, какие дома! Какие люди, какие вещи и какие снимки! Незабываемая композиция Аведона — двадцать — или сколько их там было? — самых красивых женщин Америки. Глядя на этих фиф в платьях с оборочками, я забывал своих одноклассниц в угрюмых коричневых формах, всех этих Ирок, Олек и Маринок.
Как и положено, во всем этом присутствовала ирония: как раз в те времена "Литературная газета" как-то особенно глубокомысленно и рьяно вела борьбу с вещизмом и мещанством. Выясняли, помнится, корни этого явления и спрашивали, бывало даже и с надрывом: откуда это у нас? и нет ли здесь какого тлетворного влияния? не угрожает ли это таинственное зло самым основам нашего бытия? С мещанством бились не на шутку, и, конечно, после битвы особенно приятно было сотруднику либеральнейшей газеты купить в закрытом, для своих, киоске глянцевитую "Америку" да погрезить о жизни на другой стороне Луны. Все для того лишь, чтобы наутро с новой силой биться со стоглавой гидрой вещизма. Ричард Аведон и фото из журнала "Вог"... И долго, натужно приходилось отгонять шальную фантазию: "Если одно это фото такое, то что же есть весь-то журнал, этот 'Вог'?.."
Но вот сгинула "Америка" и какое-то подобие консумеристского общества образовалось было и здесь. Сейчас, ввиду страшного запора, постигшего отечественные финансы, картинка выглядит не столь художественно: неокрепшая, на тоненьких ножках российская цивилизация потребления страшно закачалась, того и гляди рухнет. Но бывают такие ситуации, в которых не захочешь, а усмотришь проказу какого-нибудь второстепенного архангела, ведающего в небесной канцелярии странными совпадениями. Появление на московских прилавках русского издания журнала Vogue день в день совпало с отставкой правительства Кириенко, упоенным торжеством Зюганова и дружным полетом миддл-класса к бениной маме.
То есть выход журнала, с которым, по идее, надо сверять жизнь, который надо помещать для самоконтроля на журнальный столик, совпал с крахом этой самой нормальной жизни. Vogue, по словарю,— последний писк моды. Моды? Ну да, и мода тоже, может быть, пищит в последний раз. Разумеется, жизнь не кончается — кризисов, что ль, не видели? — но вот та, которую обслуживают глянцевые стилеобразующие издания, как-то сникла и растворяется на глазах. Парадокс состоит в том, что первый номер русского "Вога", адресованный никому, никакой особенной социальной или имущественной группе, оказывается самым своевременным и концептуально вменяемым изданием именно в новой ситуации. Никому — и всем, всем, всем: недаром в русском "Воге" есть та самая фотография Аведона и другие знаменитейшие, общим местом ставшие снимки.
Существует целая группа журналов, задуманная, чтобы сначала создать, а затем как-то образумить — "образить", как говаривала Настасья Филипповна,— народного любимца, нового русского. Его, перстневатого, цепастого, надо было сначала выдумать, а затем научить пользоваться унитазом, ножом с вилкой, галстуком, да наконец всей Европой вообще. Затем общество расслоилось, появились всякие полутона и оттенки. Возник феномен "Космополитена" — сила этого великолепного журнала была в образе читательницы, который он создавал. Ополоумевшая от аромата одеколона парикмахерша, мечтающая о наследном принце Монако, очевидно, жива в каждой женщине — и, читая "Космо", каждая находила отдохновение для измученной души. "Я все-таки не такая дура, как те, для кого это написано",— могла сказать себе читательница "Космо", изучая "Тайны его оргазма" или оценивая, могла ли бы она исполнить совет любимого журнала и попытаться придать новый вкус отношениям с мужем, надев для него в этот вечер мокрое бюстье.
Попозже появился не менее выразительный "правильный журнал для мужчин" — Men`s Health. Механика та же, что и у журналов женских, а лозунг можно было бы сформулировать так: все о члене, вся для блага члена. Степень концентрации виртуального читателя Men`s Health на своих гениталиях заставляла реального читателя думать: "Ну я все-таки не такой козел" — и расправлять плечи.
И вот — "Вог". За вычетом мелочей — вроде сомнительного слогана "в России наконец" (кто так уж ждал-то здесь это дело?) да слишком часто повторяемого слова "роскошь" — это издание вполне тянет на роль правофлангового на параде кретинизма, который являет всемирная попса, веточка культуры, именуемая glamour. "Перед его объективом они чувствуют себя легко и свободно и выглядят на фотографиях так естественно, словно камера застигла их врасплох в момент задумчивости или веселья". Это почти нормальная речь, не правда ли? Мохнатые ушки выглядят здесь так естественно, словно это модный аксессуар или, что ли, мокрое бюстье.
Но это только отдельные блестки и, наверное, случайные. Русский "Вог", судя по первому номеру, решил не выдумывать себе читателя, а воплотить некий абсолют здравого вкуса. Попытка актуальна — но только сегодня, когда все карты смешаны. Дальше будет сложней: идейная пропаганда вещизма и мещанства есть дело столь же непростое, как и борьба с этими проявлениями человеческой природы. И написав что-нибудь вроде "пусть в вашей элегантной сумочке будут и любимые предметы, прошедшие проверку временем, и несколько новых эффективных средств", прилежным сотрудникам глянцевого органа придется дома тайком припадать к какой-нибудь "Феноменологии духа", чтоб перешибить вкус. Совсем как продвинутый советский интеллигент, который, придя с партсобрания, хлебал остывший борщ, листал "Америку" и как-то оттаивал душой.