Рано ставить шест на карьере

Off Side

Елена Исинбаева на этот раз не выиграла золото на Олимпийских играх. Специальный корреспондент "Коммерсантъ-BoscoSport" АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ, который видел в тот вечер Елену Исинбаеву на трибунах и под трибунами, считает, что она права тогда, когда говорит, что уйдет из спорта, и тогда, когда говорит, что останется.

Мне было очень хорошо видно все, что происходило с Еленой Исинбаевой в этот вечер. Я сидел в третьем ряду трибун за ее тренером Евгением Трофимовым и смотрел.

Она пыталась изо всех сил скрыться от чужих глаз на 80-тысячном стадионе. Она полулежала, и с одной стороны ее прикрывал короткий ряд малиново-фиолетовых сидений для спортсменов и навес от дождя, а с другой, с той, где сидели мы, ничего уже не прикрывало. И она сидела, накрыв голову синим полотенцем, как делает почти всегда на соревнованиях, и пропускала одну высоту за другой. Кроме полотенца на голове у нее была бейсболка, капюшон... Ну чем еще она могла защититься от людей и остаться один на один с этой еще не заказанной высотой?

Соревнования начались в семь вечера по местному времени. В начале девятого она скинула полотенце и начала разминаться. Сняла бейсболку, куртку, длинные, до колен, шерстяные носки, под которыми оказались кроссовки. Сняла тренировочные штаны, потом медленно сняла футболку... На этом стоило остановиться.

Из длинной трубы она достала шест, потом вдруг снова накинула на голову полотенце. Так она и стояла некоторое время перед ним, уговаривая его, что ли.

Потом прямо передо мной встал тренер, который до этого сидел, закусив палец. Он семафорил руками, как гаишник на перекрестке: поднимал в небо одну, другой показывал куда-то в центр Лондона... Она посматривала на него. Я обратил внимание, что она даже прыжок без его разрешения не начинает.

Но она не взяла 4,65.

Мимо, с российским флагом на вытянутых руках, по дорожке стадиона пробежала счастливая Евгения Колодко. Она только что взяла бронзу в метании ядра. (Золотая и серебряная призерки мимо не пробегали: мне кажется, они, как и их ядро, не смогли бы пробежать и нескольких метров. Эти девушки были рождены, чтобы толкать.)

Елена Исинбаева заметила Евгению Колодко, потому что в этот момент шла к тренеру, он позвал ее. Колодко пробежала с флагом между ними. И очень счастливая.

Они стали советоваться, какую высоту ей брать. Все спортсменки здесь так делали: подходили к бровке стадиона и что-то кричали тренерам, сидевшим на втором, третьем ряду. Правилами это не поощряется, но и не запрещается.

— Возьми 4,65 и потом давай 4,75! — крикнул ей тренер.— И поймай ветер!

Исинбаева кивнула и ушла в сектор для прыжков. Там она снова надела бейсболку, куртку... весь этот ритуал... Потом сняла. Готовясь к прыжку.

— Лена! — крикнул ей тренер.

Она подошла.

— Слишком сильный встречный ветер! Давай 4,70!

Она снова беспрекословно кивнула, заколола по-другому волосы и пошла прыгать. Теперь она взяла 4,65 с большим запасом и потом засмотрелась на свой прыжок в видеоповторе. Все было правильно. Тренер стоял, засунув руки в карманы.

— Лена,— крикнул он ей,— оденься, потом подойди!

Странная летняя Олимпиада, когда спортсмены, пока не выступают, ходят по стадиону в вязаных шапочках и осенних куртках (а китаянка, толкательница ядра, была, естественно, в китайском пуховике). Зрители в этот день оказались, например, не такими предусмотрительными и теперь коченели от холода.

К бровке подбежала немка в солнцезащитных очках, хотя солнца никакого не было (а очки были вместо, видимо, полотенца на голову). Все в ней выглядело таким мужским: голос, фигура, особенно ноги... да не бывает таких женских ног... И вдруг неплохая улыбка раскрасила ее лицо. Вот улыбка была девичья.

Исинбаева подошла к Трофимову и сказала:

— 70 я нормально!.. 75?.. Не надо?..

А мы видели, что даже очень хорошо.

Трофимов кивнул: не надо.

Она отошла, и тут заиграли гимн победившей Ямайки в честь выигравшего накануне стометровку Усейна Болта. Не только зрители, а прежде всего прыгуньи выстроились в сторону флага, замерла было и Исинбаева, но потом стала, может незаметно даже для себя, разминать пальцы ног об землю.

Стадион между тем ликовал так, что казалось, эти люди пришли сюда именно на это награждение, а не на прыжки Исинбаевой.

Падала немка, американка, Исинбаева снова куталась в полотенце, разминала поясницу перед новым прыжком... Приготовилась прыгать.

Но тут начался старт финала на 400 метров с барьерами, и она долго пережидала, пока не выиграет доминиканец Феликс Санчес, который потом так долго рыдал на пьедестале.

Перед самым прыжком она посмотрела тренера. Он уже давно семафорил ей. Но она что-то недопонимала, и он начал говорить ей в такт движениям своих рук, старательно артикулируя, как слабослышащей:

— Стойки — туда — на пять!

4,70 она опять взяла с запасом.

Пошел дождь, и Исинбаева зарылась уже не только в куртку и бейсболку, но и в дождевик тоже и теперь сидела на земле, медленно покачиваясь. Она заказала 4,75, которые только что не взяла американка Дженнифер Сюр. Немец, сидевший рядом со мной, сказал, что Исинбаева выиграет обязательно и кубинка Ярислей Сильва тоже, которая, казалось, не очень хороша, но уже установила, впрочем, национальный рекорд и готовилась с шестом в руках к чему-то большему.

Трофимов показал Исинбаевой, что сильный встречный ветер слева, а потом сразу дал команду начинать: видимо, понял, что ветер меняется. Она сразу стартовала, но не взяла.

— Лена! — крикнул он ей.— Лена!

Она посмотрела на него и не пошла.

Потом она говорила, что ветер все-таки был слишком сильным и что она хотела переждать, но команда уже была, и она побежала. Она была раздосадована.

А вот кубинка бегала к своим тренерам по делу и без дела.

Закончила выступления немка Силке Шпигельбург, подбежала к бровке, потрясаясь от плача, и что-то кричала своим, вытянув к ним руки в какой-то мольбе. Я спросил у сидевшего рядом немца, что она кричит.

— Она кричит: "Какая я дура! Как всегда!.." Вот что она кричит.

Через минуту он утешал ее уже на трибуне, под дождем, слез было больше, чем дождя.

А Исинбаева, готовая к очередному прыжку, пережидала начало еще одного забега, на этот раз на 3000 метров с барьерами, завалила еще одну попытку, а через несколько минут к ее сектору подбежала Юлия Зарипова, победившая в этом забеге, и поцеловала последний барьер, после которого она оторвалась от соперниц.

Это все было в пяти шагах от Елены Исинбаевой, но этого она, наверное, к счастью, не видела (может быть, и к сожалению, конечно). Теперь она сидела, с головой уйдя уже и в плед.

Я видел эти пледы, ими накрывают постели в Олимпийской деревне. Оттуда был этот плед. Она хоть и не жила в деревне, но заселялась туда и, видимо, тогда и приглядела его для своих нужд.

— Давай 4,80,— сказал через несколько минут тренер, и она снова ушла в покрывало, теперь надолго. Покрывало перед ее лицом шевелилось, словно она что делала перед ним с руками. Четыре года назад, в Пекине, когда победила, она призналась мне, что молится в это время, и даже обещала потом сказать слова молитвы. Правильно, что не сказала.

С ней и в этот день, я уверен, была одна или даже две иконки, которые она незаметно достала откуда-нибудь из сумки. А может, они так и остались лежать в ней, но все равно были с Еленой Исинбаевой в этом секторе.

Теперь она даже не одевалась, не чувствовала холода, только ходила по сектору, завернувшись в покрывало, которое от холода совсем не спасало.

Американка взяла 4,75. А Елена Исинбаева не взяла 4,80 и осталась. На этом все и закончилось. То есть бронза.

Она тщательно собрала вещички, разбросанные, как выяснилось, чуть не по всему сектору, и начала одеваться. Красные штаны, серая куртка... Она о чем-то напряженно думала. Потом подбежала к тренеру, обняла его и снова ушла.

Я тоже подошел к Евгению Трофимову и спросил его, почему так все вышло.

— У нее,— сказал он,— понимаете, были причины личного характера. Не могу сейчас сказать. Но она сделала все, что смогла. Она сегодня не могла больше.

У меня не было такого ощущения. Все же видели, как она два раза взлетала над планкой.

Елена Исинбаева стояла в этот момент у бровки и пожимала кому-то руки. Она теперь плакала. Больше в этот вечер никто ее слез не увидел. Потом она говорила журналистам, что плакала от радости, что получила бронзу. Еще через несколько минут, на пресс-конференции, она сказала, что если бы знала, что получит здесь, в Лондоне, бронзу, то вообще бы сюда не поехала.

Я думаю, что и то и другое правда.

Рядом плакала, и правда от счастья, победившая американка.

В общем, в этот вечер плакали все.

Потом Исинбаева подошла к нам, и я спросил ее здесь же, у бровки:

— Могло получиться?

— Сегодня не мой день! — она звонко выкрикнула эту простую фразу, не требующую такой самоотдачи (трибуны в этот момент как раз затихли, словно специально для того, чтобы она успела это произнести).

— Конечно,— подтвердил тренер.

— Я знаю, что я лучшая,— добавила она.— Я же знаю это! Просто судьба показала мне...

— Что? — переспросил я.

— Ну что, может, мне надо остаться до Рио! В Рио хорошая погода... А здесь такой холод.

— Останьтесь.

— Я устала,— сказала она.— Я так устала! Навалилась усталость. Мне так все надоело! Мне тренироваться надоело, выступать надоело!..

Теперь она говорила удивительно спокойно, хотя вокруг снова бушевал стадион и было не очень хорошо слышно, хотя она стояла в шаге от меня.

— Вот она сама вам все и сказала,— произнес Трофимов, когда ее забрали от нас организаторы.

— Про усталость? Это и есть причина личного характера?

— Да,— подтвердил он.

Рядом, по обе стороны от нас, все еще стояли американка и кубинка, получившая серебро и ставшая, без сомнения, полноценным национальным героем.

Исинбаева подошла к ним и сказала:

— Ну все, пошли!

Потом повторила это на английском. Они послушно пошли с ней к выходу.

В комнате, где заполняют протоколы перед тем, как пройти на допинг, Юлия Зарипова спрашивала:

— А как Лена-то выступила?.. Ой...

Олимпийскую чемпионку вывели под трибуны раньше, и теперь она старалась заполнить этот протокол, и не очень у нее получалось, а еще надо было переодеться перед вопросами в смешанной зоне и пресс-конференцией в зале... И она деликатно попросила помочь стоявшую рядом девушку. Та осмотрелась в поисках каких-то вещей, не нашла ничего, что хотела, и тогда взяла в руки российский флаг и заслонила Зарипову от людей:

— Дайте ей переодеться!

Так на пляже в исключительных случаях пользуются полотенцем.

Правда, флаг просвечивал.

Зарипова еще успела рассказать, что ей этой ночью не дали поспать, хотя она очень хотела, потому что кто-то за стеной все время ходил по комнате (то есть сон все-таки был слишком чуткий) и что разбудили буквально среди ночи...

А Исинбаева давала интервью в смешанной зоне, сначала тележурналистам, потом пишущим...

— Гайз! — кричала она, как и на стадионе, хотя здесь было тихо.

Но она, казалось, не могла сдерживать себя.

— Вы дождались, гайз! Я думала, вы уже разбежались, потому что у меня же бронза, а не золото!!!

Она казалась неприлично даже оживленной и радостной.

Она рассказывала телевизионщикам, что у нее была травма и чтобы ее больше не спрашивали, почему она не взяла золото:

— Я не взяла золото, потому что я взяла бронзу!

Другим журналистам в микст-зоне она объясняла:

— Да я 4,80 могу прыгать с закрытыми глазами!

Она объясняла им, что довольна, что "а) мой мировой рекорд не побит... б) мой олимпийский рекорд не побит... в) девочка как прыгала, так и прыгает!..", ее спрашивали, останется ли она в спорте, и она кричала:

— Ексель-моксель, от вас, если и захочешь, не уйдешь!

И повторяла, что рада, рада, рада этой медали!

— Я уже привыкаю к ней!.. И мой пляж!.. Песок!..

Она так кричала и так громко смеялась, что было немного боязно за нее. Но она должна была продержаться.

И она продержалась, а потом, когда вышла с большой пресс-конференции, сама спросила с каким-то ликующим в душе отчаянием:

— Ну что, здорово я всем насочиняла?

А пока шла эта пресс-конференция, тренер ждал ее возле комнаты, где сдавали пробы на допинг бегуны и бегуньи. Тут сидел на корточках обессилевший американский тренер, обнимался с волонтерами бегун Санчес, счастливо и быстро сдавший свои пробы, и лежал на полу его тренер в черных брюках с резкой стрелкой; тут ходила ошалевшая от происшедшего кубинка, прыгнувшая намного выше своей головы... Быстро освободилась и вышла Юлия Зарипова... Здесь, в небольшом холле, было очень много счастья.

— Понимаете...— говорил мне Евгений Трофимов.— Эх, да ладно, не буду, в конце концов, медаль же... А мы ветрозависимые, а тут все время встречный ветер! Организаторы страшно неправы, что так поставили сектор. Этого нельзя было делать! В Волгоград нам по просьбе Мутко даже яму двустороннюю привезли, чтоб мы от ветра не зависели! А тут поставили и все, забыли...

Я хотел ему сказать, что ведь и у остальных спортсменок был встречный ветер...

— Ладно,— повторял он,— не будем о грустном! Но жалко, конечно... Но ведь могло бы и бронзы не быть! Она же в квалификации могла не пройти, была такая опасность! Многие не прошли! Это потому, что неправильно поставили сектор... Я так устал... Конечно, все хотели от нее золота.

И он тоже, видел я.

Через несколько минут она пришла с пресс-конференции.

— Вы снова молились там, в секторе, под покрывалом? — задал я ей последний вопрос.

— Молилась,— сказала она.— Что же еще я могла делать?

Андрей Колесников