Дэвид Беггельман управлял крупнейшими голливудскими студиями и жил на широкую ногу. Правда, иногда ему нечем было платить булочнику и молочнику. Но пятидолларовая бумажка для человека, который ежедневно мыл его Rolls-Royce, у него находилась всегда.
Средних лет господин неброско, но дорого, разумеется, одетый, появился в холле лос-анджелесского отеля Plaza Tower еще до полудня, 7 августа этого года. Господин зарегистрировался как Брюс Ван и заплатил за свой номер около трехсот долларов наличными.
Многоопытная администрация отеля прекрасно знает, что господа, предпочитающие наличные, как правило, не любят, чтобы их тревожили.
Кроме того, водворившись в номере, господин незамедлительно водрузил на дверь табличку — "Не беспокоить".
Его никто и не беспокоил.
Несколько часов спустя в вестибюль влетела взъерошенная дама и стала объяснять, что ищет своего пропавшего супруга. Портье это не особенно встревожило.
Однако дама была взбудоражена до такой степени и так настойчиво лепетала что-то о пропавшем пистолете, что портье в конце концов пришлось воспользоваться собственным ключом и навестить господина средних лет. Что, впрочем, было уже совершенно излишне.
Господин, назвавшийся Брюсом Ваном, воспользовался уединением в номере, чтобы выстрелить себе в висок.
На столе вместо традиционного прочувствованного письма лежала записка сугубо лаконичного свойства: "Мое настоящее имя — Дэвид Беггельман".
Мысль о том, что он может по ошибке сойти за неопознанного покойника, судя по всему, претила господину Беггельману до чрезвычайности.
Трое негритят
Продюсера Дэвида Беггельмана знал весь Голливуд. Правда, не с самой наилучшей стороны.
За два года — с 1977 по 1979 — он успел побывать президентом ведущей кинокомпании мира: Columbia Pictures. И, следует отметить, оставил по себе весьма противоречивые воспоминания.
С одной стороны, его приход внес в дела приятное оживление. Коридоры студии наводнились деловой суетой, любезные секретарши так и сновали туда-сюда. Кабинет шефа заполнился элегантной мебелью. Совещания со спонсорами и кредиторами прямо-таки наезжали друг на друга.
Columbia Pictures не без его посредства произвела на свет суперхит "Близкие контакты третьего рода". Что спасло ее от вплотную подступившего разорения.
С другой же стороны, о Беггельмане ходили слухи.
Поговаривали, что его деловые методы, как бы это выразиться... Ну небезупречны, одним словом.
Сам Беггельман был созданием на редкость беззаботным.
И продолжал собирать необъятные вечеринки на своей вилле в Беверли Хиллз, даже когда у него на столе лежала свеженькая судебная повестка.
Калифорнийская прокуратура с неизъяснимым упорством выясняла у главы голливудского кинопроизводства, куда подевались деньги, которые, судя по ведомости, были выписаны некоторым актерам и сценаристам Columbia Pictures.
Вероятно, никакого вразумительного объяснения у легкомысленного продюсера припасено не было. Поскольку его адвокат с большим трудом отвоевал своего клиента, добившись условного тюремного заключения.
Которое Беггельман отсиживал уже... в кресле президента United Artists, второго голливудского суперколосса.
Здесь он задержался на три года, не прославившись, впрочем, ничем, кроме масштабно задуманных, но провалившихся фильмов.
Сменивший его на посту президента United Artists Франк Ротман по иронии судьбы был тем самым адвокатом, который спас Беггельмана от тюрьмы.
Напоследок он оказал бывшему клиенту неоценимую услугу: Ротман свел Беггельмана с Брюсом Мак-Неллом.
Мак-Нелл — молодой человек с повадками херувима — к тому моменту обитал в собственном поместье, где-то на голливудских холмах и предавался коллекционированию дорогостоящих автомобилей. Источником его нешуточных доходов была, судя по всему, контрабанда.
Брюс много лет снабжал голливудских коллекционеров античными монетами и безделушками из археологических раскопок. Ему лично это ничего не стоило. Или почти ничего.
Монетки, вазочки и прочий глиняно-медный вздор он получал за бесценок. Из Греции, Турции и Италии. Где подобного античного добра в избытке. И если из раскопок пропадет килограмм-другой — никто не спохватится.
Проблемы с американской таможней Брюс решал какими-то одному ему известными методами.
Искусство вообще и кинематограф, в частности, интересовали Мак-Нелла в степени скорее незначительной. Но, во-первых, он все же проживал не где-нибудь, а в Голливуде. Во-вторых, кинопроизводство — процесс для сообразительного бизнесмена привлекательный до чрезвычайности.
Ибо внушительные суммы, полученные в кредит под очередной сценарий, имеют тенденцию как бы бесследно растворяться во множестве граф сметы, в непредвиденных расходах, в неформальных выплатах. Пока же дело дойдет до подсчета убытков — глядишь, следующий сценарий уже на подходе.
Кроме того, у Брюса был знакомый миллиардер, горевший желанием инвестировать капиталы в киноиндустрию. Правда, миллиардером он, при ближайшем рассмотрении, оказался бывшим.
С появлением Беггельмана у Мак-Нелла оказался и собственный кинематографист — крепкий, что называется, производственник.
Продюсер с подмоченной репутацией, прогоревший нефтяной магнат и торговец древностями сомнительного происхождения отправились штурмовать Голливуд.
Для чего основали киностудию Sherwood Productions.
Жалования Беггельману положили пятьсот пятьдесят тысяч долларов в год.
В Шервудском лесу
Денег у покорителей Голливуда было, разумеется, в обрез. Зато оба главных компаньона были совершенно неотразимы в своем даровании просить взаймы. И знали, что главное в их деле — произвести достойное впечатление.
Так что весь начальный капитал, спонсированный бывшим миллиардером, ушел на создание имиджа.
Обнаружив, что в штате компании состоят лишь пять человек, Беггельман немедленно нанял еще двадцать пять.
Офис Sherwood, прекрасно размещавшийся в одной комнате, сначала расползся на пол-этажа, затем занял и целый дом.
Бюджет первого фильма с шести миллионов вырос до восьми буквально за пару дней.
Меньше чем за год декорация под названием Sherwood Productions была сооружена и излучала великолепие.
В мае 1983-го на Каннском кинофестивале Беггельман пригласил самых многообещающих инвесторов на арендованную яхту для участия в вечеринке.
Впрочем, хозяева Sherwood не столько веселились, сколько ловили удобный момент для осуществления одного деликатного предприятия.
В минуту самого бурного веселья Мак-Нелл увлек в укромный уголок одного невзрачного гостя. И о чем-то коротко переговорил с ним. После чего из его рук в карман неизвестного перекочевал обольстительного вида толстенький бумажный конвертик.
Невзрачный господин был сравнительно влиятельным сотрудником известного банка Credit Lionnais. А конвертик, как позже не вполне определенно формулировали различные судебные инстанции, "содержал весьма существенную сумму в американской валюте".
Непосредственно вслед за этим небольшим приключением, не привлекшим к себе решительно никакого внимания, Credit Lionnais открыл кредитную линию для кинокомпании Беггельмана и Мак-Нелла.
Деньги в конвертике, разумеется, не были гарантийным взносом киностудии. Они предназначались только и исключительно для доброжелательного банковского служащего.
После этого дела студии некоторое время шли прекрасно.
Иллюзионистская техника — демонстрировать чужие деньги, выдавая их как бы за свои, и получать новые кредиты под залог прежних — в последней трети двадцатого века функционировала не менее успешно, нежели в каком-нибудь наивном восемнадцатом.
В азарте Беггельман создал еще одну кинокомпанию — Gladden Entertainment, и его визитная карточка стала выглядеть еще внушительнее.
С кредитом от Credit Lionnais Беггельман без особого труда добился контракта со студией XX Century Fox. Последняя брала на себя распространение и прокат продукции Sherwood и Gladden Entertainment.
А с контрактом от XX Century Fox он так же незамедлительно отправился в следующий банк и получил кредит еще на двадцать миллионов.
Однажды компаньонов все же спросили, как обстоят дела с их личной платежеспособностью. Мак-Нелл, не колеблясь, подписал некую бумагу, будто он является владельцем уникальной коллекции редкостей стоимостью в двадцать миллионов.
Соврал. Никакой коллекции у него, разумеется, не было.
Последние дни Помпеи
Столь вдохновенно разыгранная киноэпопея имела лишь одну уязвимую сторону. Рано или поздно, но кредиты все же следовало возвращать.
Дэвид Беггельман исходил из нехитрой посылки, что если киностудия снимет десятки фильмов, то по теории вероятности хотя бы один окажется коммерческим шедевром и "сделает кассу".
Наивная вера в силу искусства, в конце концов, и стоила ему жизни.
Реальные убытки кинокомпании уже в 1986-м составили около двадцати миллионов долларов. Однако проценты по старым кредитам аккуратно выплачивались из кредитов новых.
Схема эта — с некоторыми перебоями — работала до самого начала девяностых.
В 1990-м Беггельман был вынужден за два миллиона заложить свою калифорнийскую виллу.
Памятуя заповедь собственного производства, что главное — сохранять видимость, он по-прежнему вел себя так, будто был единоличным владельцем алмазных копей Африки.
Кроме того, он на самом деле и совершенно беззаветно любил красивую жизнь. И, вероятно, никогда не понимал, почему, собственно, расходы не должны превышать доходов.
Его очередная свадьба состоялась в 1990-м. Сто двадцать пять гостей были двумя самолетами доставлены в Лас-Вегас, где Беггельман забронировал отель Caesars Palace.
Вдобавок к ключам от номера Беггельман лично вручал каждому гостю подарок. Небольшую кожаную сумочку, набитую жетонами для игры в казино.
Если этот человек намеревался произвести впечатление, видит Бог, ему это удавалось.
Вслед за бракосочетанием Беггельман провернул последнее — самое, впрочем, неудачное — финансовое мероприятие в своей жизни.
Единственным действительно прибыльным созданием в его кинопроизводстве по-прежнему оставался самый первый фильм Sherwood Productions: "Blame it on Rio". Но, к сожалению, ровно половину доходов от проката фильма Беггельман обязан был выплачивать некоему Сиднею Киммелу.
Киммел, завсегдатай форбсовского списка "400 самых богатых американцев", еще в 1982-м вложил недостающие три миллиона в производство.
Лучше бы Беггельману было не ссориться с Киммелом.
По своей привычке не слишком серьезно относиться к финансовым документам Беггельман попросту расписал доходы от проката "Blame it on Rio" в доходы от трех других фильмов.
К которым Киммел не имел решительно никакого отношения.
Надо сказать, Киммел, будучи чрезвычайно занятым человеком, ничего не заметил.
В 1993-м Беггельман решил, что неразумно будет не воспользоваться рассеянностью миллионера еще разок.
И предложил Киммелу инвестировать ежегодно по два миллиона (а в общей сложности десять миллионов за пять лет) в кинопроизводство Gladden Entertainment.
В качестве второго партнера выступал все тот же Мак-Нелл. Который с важным видом подтвердил Киммелу, что вкладывает в это предприятие аж тридцать пять миллионов.
Так как денег у него в принципе не было — он мог с легкой душой обещать и сто тридцать пять.
Киммел перевел два миллиона на счет Gladden Entertainment. Откуда они исчезли уже на следующий день, перекочевав на личные счета Беггельмана.
После этого Беггельман позвонил своему незадачливому инвестору и сообщил, что у второго партнера (читай Мак-Нелла) возникли финансовые сложности. Не желает ли господин Киммел увеличить свой пай еще на несколько миллионов?
Господин Киммел, неприятно удивленный, пообещал подумать. А подумав, связался с ФБР.
С этого момента жизнь Дэвида Беггельмана потеряла какую бы то ни было привлекательность. Весь 1994-й и первую половину 1995-го он провел в окружении финансовой полиции, совавшей нос в его счета, кассовые книги, приватную жизнь и карманные расходы.
Ему пришлось давать показания и занимать деньги у друзей, чтобы расплатиться хотя бы с частью личных долгов.
К лету 1995-го Беггельман осознал, что на весь остаток своих лет приговорен к жизни мелкого должника. Существование между тюремной камерой и кабинетами адвокатов не имело для него ни малейшей привлекательности.
Из всех развлечений на этом свете у него не осталось даже самого последнего — весной 1995-го его исключили из покерного клуба голливудской элиты.
Ибо даже его карточные долги составили около трехсот тысяч долларов в год.
Ангелина Сирина