У Евгения Киселева неделю назад случился звездный час. Воскресная политика, как известно, крепнет в борьбе и чахнет на мирной ниве. Благодаря гг. Серову, Примакову и Рюрикову (за свою избыточную любовь к президенту Белоруссии их впоследствии прозвали "интеграсты") "Итоги", почти было поникшие, вдруг воспряли. Склочные по должности, мы тогда придирались к некоторым киселевским огрехам, но в конце концов работу судят по результатам, а они налицо: Рюриков отставлен, Лукашенко, слава Богу, пока что тоже.
В минувшее воскресенье Киселев мог заслуженно почивать на лаврах, но природная скромность, видимо, помешала этому небогоугодному занятию. "Итоги" начались со смиренного заявления ведущего: "Этот раут (российско-белорусского объединения. — Ъ) закончился боевой ничьей". Что ж, все по Пушкину: "Блажен, кто про себя таил// Души высокие созданья// И от людей, как от могил,// Не ждал за чувство воздаянья!// Блажен, кто молча был поэт// И, терном славы не увитый,// Презренной чернию забытый// Без имени покинул свет!" Не говоря уж о том, что представить собственный очевидный выигрыш как ничью не только мудро, не только великодушно, но еще и чрезвычайно выгодно. Глядя на Киселева, словно по наитию следующему самым тонким законам дворцовой интриги, впору было душой возрадоваться за Людовика XIV — Б. Н. Ельцина, обретшего, наконец, достойную себя г-жу де Ментенон.
К сожалению, радость оказалась строго отмеренной: в одном из репортажей "Итогов" не замедлил появиться Геннадий Селезнев, сетующий на Евгения Киселева, неделю назад отдававшего "приказы" Ельцину. Этим куском спикерской пресс-конференции, уже многократно показанной по НТВ и, наверное, необязательной для "Итогов", Киселеву косвенно воздавалось то, что ему совестно было сказать о себе прямо. Заветное "Вы гений, Ваше Величество" говорилось устами коммунистического супостата, что, понятное дело, только способствует убедительности. Но для мадам де Ментенон, пожалуй, слишком грубо. Да и Людовик XIV вряд ли оценит.
Как ни относись к Геннадию Селезневу, но его нельзя назвать клиническим идиотом; и в promotion НТВ он, очевидно, не замечен. Похоже, его фраза "Киселев отдавал приказы Ельцину" сработала именно так, как рассчитывал спикер. Перебирая "Что слава? шепот ли чтеца?// Гоненье ль низкого невежды?// Иль восхищение глупца?", НТВ, очевидно, предпочло последнее и поддалось на простейшую провокацию. Вслед за своей самоупоенной кампанией Евгений Киселев выступил на манер прыгающей героини известной сказки, которая взлетела, несомая птицами, но, не в силах пережить анонимности восхитительного полета, выпустила изо рта прут и с криком "Это я лечу! я!" шлепнулась на землю.
Г-жа де Ментенон обернулась лягушкой-путешественницей.
Самовлюбленность — бич воскресных политиков. Но даже Евгению Киселеву тут далеко до Сергея Доренко. Ведущий "Итогов" иногда нисходит до ширнармасс, пользуясь шершавым языком плаката. В последней передаче его страстный антикоммунистический монолог, выдержанный в стиле самой плоской агитки, был хорош именно этим. До такой доходчивости витиеватый Доренко никогда не опускается. Он всегда изощренно тонок и находится в таком напряженном диалоге с самим собой, что понять его порой весьма затруднительно: "Ельцин пока плывет по течению. Даже сегодняшнее радиопослание не говорит о том, что Ельцин перехватывает инициативу. Он пока просто реагирует, он забыл о своем жестком письме Лукашенко от 10 января, где требовал шагов по экономической интеграции. Он полагается на то, что станет другом лукашенковской коммунистической оппозиции, и советует им соблюдать права человека. Если это шутка, то совсем несмешная шутка".
Какой там смех — я, рыдая, записывал эти слова, десятки раз прокручивая видеозапись в надежде обрести упущенное, а вместе с ним хоть какую-то логику. Чьим другом намеревается стать Ельцин? Коммунистической оппозиции, которая в числе прочих имеется у президента Белоруссии — по смыслу фразы более всего похоже на это, по смыслу ситуации, разумеется, нет. Или сам диктаторский минский режим риторически именуется "лукашенковская коммунистическая оппозиция"? Но к чему и к кому он состоит в оппозиции? К Шушкевичу? К Ельцину? К миру во всем мире? Это в каком-то смысле так, но не слишком ли замысловато для прозаической телевизионной аналитики?
Речь ведущего первого канала окончательно преисполнилась высоким бормотанием пророка и воспринимать ее, поедая остывающую котлету, как это делается при просмотре программы "Время", равно кощунственно и неплодотворно. Впрочем, простой, вульгарный, умопостигаемый смысл уже никому и не важен — в комментарии Доренко развиваются не соображения, а модуляции. Причем недюжинная высота задается с самого начала: "Гениальный ход для Ельцина заключался бы в том, чтобы настаивать на референдуме: на референдуме можно было бы поставить вопрос об объединении в конечном итоге в единое федеративное государство. Лукашенко вот уже два года избегает такой постановки вопроса".
По ходу передачи ведущий первого канала, все более себя накручивая, просчитывал ядовитые ответы на будущие выпады противника, и возникшая параноидальная интрига обрастала множеством попутных обстоятельств, в которых было понятно только одно: отечество в опасности, а "гениальный ход" по его спасению придумал Сергей Доренко. Рейтинг аналитического "Времени" растет лишь потому, что не все зрители умеют делить на десять. И отечество не в такой опасности, и ход не слишком гениален — напрашивающаяся тактическая игра, выгодная для сегодняшней демагогии и только, и придумал ее вовсе не вдохновенный Доренко, а прагматичнейший Николай Гончар, еще накануне, в пятницу, предложивший идею референдума на заседании в Думе.
Линейным тактическим играм Николай Сванидзе определенно предпочитает сложные композиции с неординарным построением. Но и они не без греха. Сванидзе единственный из воскресных политиков, кто отягощает свои программы параллельным монтажом и большими культурными либо историческими экскурсами. В прошлый раз это был юбилей Ростроповича, с которого началось "Зеркало": "Два события этой недели могут потрясти мир. Вернее, одно уже потрясло — это семидесятилетие Ростроповича". Самые высокомерные эстеты, которые кисло смотрят на деятельность великого музыканта с тех пор, как он стал концертировать на Васильевском спуске и в ХХС, не могли бы высказаться злее, чем это невзначай сделал комплиментарный Сванидзе: вышло, что раньше Ростропович потрясал мир своей музыкой, а теперь только юбилеями. Но таков удел статусных культурных событий в политической программе — подымая политику, они опускают культуру. То же самое происходит и с историей. Незнамо для чего приплетенный огромный кусок про гражданскую войну в Испании низвел ее до склоки вокруг российско-белорусского договора и невольно поэтизировал минский режим. "Но он не демон зла, а идиот зла", — говорил в таких случаях Станислав Лем.
АЛЕКСАНДР Ъ-ТИМОФЕЕВСКИЙ