26 марта, одновременно с президентскими выборами, в восьми избирательных округах России прошли довыборы в Госдуму. Спецкорреспондент ИД "Коммерсантъ" Андрей Колесников наблюдал за самыми драматичными из них. Схватились силовик-теневик, милиционер, воин-националист и женщина-пианист.Они не пройдут
В третьем часу дня в Орджоникидзевском районе, том самом, где в Госдуму баллотируются Александр Хабаров, Николай Овчинников, Надежда Голубкова и Альберт Макашов, на участке 1636 за всем происходящим присматривал немолодой уже в сущности человек Илья Петрович Зимин. Ему было 82 года.
До него ход выборов от коммунистов контролировала Екатерина Николаевна Исаева, которой, между тем, уже 92 года. Она долго шла к этим выборам, больше часа, хотя от ее дома до избирательного участка метров четыреста. Она уже в третий раз работала наблюдателем от КПРФ. Это было единственное, что ей оставалось в жизни,— наблюдать. Она плохо слышала, едва шевелила языком, но наблюдать еще могла. Вот и тут она сидела и наблюдала. Потом кончились силы даже сидеть, и она, увидев, что пришел Зимин, попросилась на заслуженный отдых. Я спросил его, как идет голосование.
— Не бойся, сынок, у меня все под контролем,— беспечно сказал он.— Они не пройдут.
— Кто?
— А никто. Опять против всех проголосуют.
Электоральное измерение
Я был свидетелем, как одна дама, известный в городе политолог, разговаривала с одним могучим уралмашевским парнем.
— Женя,— говорила она ему,— пойми наконец, что Орджоникидзевский округ, весь этот ваш Уралмаш,— совершенно импотентный в электоральном измерении!
Она стала быстро и в меру увлекательно рассуждать об этом и зашла бы, конечно, еще дальше, если бы Женя не посмотрел на нее осторожно и холодно:
— Что значит "импотентный"? Ты хочешь сказать, что на Уралмаше живут импотенты?
Политолог побледнела. Могучий уралмашевский парень встал и ушел. Правда, потом вернулся. Политолог была не права. В электоральном измерении округ не такой, как она сказала.
Сотрудники Общественно-политического союза (ОПС) "Уралмаш" ответственно отнеслись к выборам своего руководства в органы законодательной власти. На время выборов в ОПС был объявлен сухой закон. Правда, в прошлый раз, когда избирательный округ проголосовал против всех и выборы не состоялись, несколько человек за три дня до окончания кампании взяли фальстарт и, как без осуждения говорили их товарищи, две недели подряд вручную закатывали солнце.
В этот раз, как и в прошлый, вся без исключения живая сила и техника ОПС была брошена на предвыборную борьбу. Кроме того, из Москвы пригласили грамотных технологов. Заботой уралмашевских был охвачен каждый двор во всех трех районах, из которых состоял избирательный округ: Кировском, Железнодорожном, Орджоникидзевском.
За каждый двор был свой ответственный. Что это означало? Да ничего. В прошлый раз было так же. И все помнили, как один молодой человек по имени Лелик ответственно отнесся к работе. Он покрасил все коридоры в подъездах в соответствующий электоральным ожиданиям цвет, он пригнал самосвал и вывез кучу мусора, которая появилась гораздо раньше, чем сам этот двор, поставил шлагбаум на въезде, чтобы не ездили чужие. Он, наконец, прибил доски объявлений у входа в каждый подъезд.
В ответ жители двора всего-навсего должны были понять, что всей красотой они обязаны не Лелику, а Александру Хабарову, что было чистой правдой, и проголосовать за него. К соседнему двору, между тем, был прикреплен другой сотрудник ОПС. Он никак не исполнял свои обязанности и тем самым, между прочим, сильно рисковал. Так вот, в этом дворе Хабаров по итогам выборов занял второе место, а во дворе Лелика — пятое. Лелик потом все спрашивал своих жильцов, почему так получилось, а они не могли объяснить.
Все-таки и на этот раз московские технологи сохранили практику прикрепленных ко дворам. Они решили, что хуже не будет, хотя опыт Лелика свидетельствовал о другом. К тому же они решили, что надо выпустить во много раз больше листовок.
Кампания Хабарова стартовала очень бурно. Так же бурно она проходила, так и закончилась.
Будем мериться листовками?
Два далеко не последних на Уралмаше человека пытались объяснить мне одну важную вещь.
— Понимаешь,— говорили они,— Уралмаш — это такая фигня... Мы выросли там! Там работали наши деды, они говорили, что Уралмаш — это отец заводов...
— Ну и что? — спрашивал я.
— Как что? Ты не понял? Даже если все рухнет и никого не будет... Вот представь себе: только я и Олег, даже тебя нет. Мы пойдем и начнем все снова. И будем делать, даже если знаем, что делаем не то. Только потому, что Уралмаш решил так. Ты понял, что такое Уралмаш?
А я не понял. Я читал им листовку, подписанную правлением ОАО "Уралмаш". В листовке было написано: "Репутация Уралмашзавода безупречна, а создана она беззаветным трудом десятков и сотен тысяч простых тружеников — конструкторов, технологов, рабочих, освоивших выпуск уникальных машин, которые знает весь мир".
— Ну а мы тебе о чем? — перебивали меня эти двое.
Я читал им дальше: "Между тем люди, которые не оставили в тяжелом машиностроении никакого следа, вещают с плакатов: 'Уралмаш — за Хабарова' и что 'Заводы должны работать'. Таким вот образом те, кто присвоил себе это гордое имя, хотят завоевать доверие избирателей. Тут не подходит даже известная русская поговорка про вола, вспахавшего поле, и муху, сидевшую у нее на рогах. У мухи и то больше прав, чтобы сказать 'мы пахали', чем у ОПС 'Уралмаш'".
Два моих собеседника делали вид, что не расстроены.
— Мы знаешь сколько таких листовок можем тебе показать? Кто подписал? Правление ОАО "Уралмаш"... Да это они и положили завод. А мы поднимем, хотят они этого или нет. А листовки эти... У нас тоже есть листовки.
У них были. Они даже съездили куда-то за листовкой. "Каждый волен выбирать своего кандидата, но ситуация такова, что наибольшие шансы на победу имеет Александр Хабаров... Нужно выбрать Александра Хабарова, дать избирателям отдохнуть от выборов, а городу дать депутата, который достойно будет представлять их в Государственной думе". Автором этой листовки была уральская региональная организация "Яблоко".
— Ну что,— они говорят,— будем мериться листовками?
Я показал им еще только одну. "Хабаров — лидер организованного преступного сообщества 'Уралмаш'. Дружил и дружит с теми, кто изобличен во многих убийствах, вымогательствах, терактах,— Терентьевым и Курдюмовым. Скорее всего, замешан и сам. Иначе бы как он так разбогател?.."
— Да это все в прошлом,— морщились мои собеседники.— Не понимают, о чем пишут. Наша экономика уже почти вся легальная.
— Но ведь не вся? — уточнял я.
— Конечно. Совсем легальной экономики в стране нет.
Рискованные вопросы
Александр Хабаров встречался с избирателями в детском спортивном клубе "Ровесник". Хабаров фактически содержит этот клуб, как и другие учреждения района. Клуб вообще-то государственный, но ведь у государства нет денег, и Хабаров помогает ему. Многие ставят это Хабарову в вину, но только не дети, которые в этом клубе занимаются, и не их родители.
Кандидат коротко рассказал избирателям про структуру ОПС "Уралмаш". Что там 150 предприятий, что 12 спортивных федераций... Он долго рассказывал.
— Дети,— сказал Александр Алексеевич,— вырастают в наших секциях, служат в армии и идут работать на наши предприятия. Это наши дети.
Хабаров поделился своими проблемами.
— Я уже давно подменяю главу районной администрации,— сказал он.— И с этим ничего не поделаешь.
Родители задавали кандидату рискованные вопросы.
— Почему,— прямо спрашивали его,— многие в городе не знают о том, какую огромную работу вы проводите, мы уж не говорим о том, какую могли бы проводить, если бы стали депутатом?
— Я не хочу показаться зайцем на пеньке! — отвечал кандидат, и всем было понятно.
Но кандидат дополнительно пояснял, что чище его нет человека в городе, потому что его работу столько сотен раз проверяли, что никому другому даже в кошмаре не приснится.
Ему говорили, чтобы не расстраивался. Но ведь он и не расстраивался. Мне Александр Алексеевич сказал, что самая главная опасность — опять проголосуют против всех.
— В прошлый раз так вышло, потому что не все люди пришли.
— Даже из вашего, Орджоникидзевского, района?
— Да, даже.
— Но ваши люди, я слышал, ведь славятся своей дисциплиной?
— Нет,— махнул рукой Хабаров,— мой-то электорат пришел весь как один. Еще бы не пришли. Но я имею в виду простых людей, рабочих. Боязно за них. А вдруг не придут?
События показали, что этого он опасался напрасно.
Сольные концертыПротив Александра Хабарова на выборах в Госдуму играл Николай Овчинников, начальник УВД Екатеринбурга. Он построил свою кампанию на том, что в городе, а то и в стране, должен торжествовать закон.
Он сразу дал это понять. Так, три месяца назад, в прошлую кампанию, в Екатеринбурге появилась растяжка Хабарова: "Действую по праву". Растяжка была честная и циничная и, по мнению местных технологов, работала отлично.
В эту кампанию штаб Овчинникова в ожидании той же растяжки позаботился о своей: "Действую по праву закона". Правда, та хабаровская растяжка так и не появилась.
Но было много других. В городе вообще началась война растяжек. Стоило меж двух фонарных столбов отметиться одному из кандидатов, как тут же его окружали все остальные. "Голубкова — наша надежда!" "Александр Хабаров — рабочим!"
Но все равно всех побеждал Сергей Пенкин. Певца в Екатеринбурге любят и нежно называют "Пеночкой". Его растяжек всегда было на одну больше. На ней было написано коротко и ясно: "Сергей Пенкин". Да просто у него в день выборов в Екатеринбурге начинались сольные концерты.
В последний день агитации центр города кроме этих бесконечных растяжек встретил меня частушками. На пруду проходила выставка "Город — человек — собака". Достойных собак было выставлено много, а человек только один — Николай Овчинников. Ряженые пожилые тетки пели про Николая Александровича частушки. Частушки, как и вся кампания полковника, были агрессивными:
"В Думу, как в ковер клопы,
Жулики рвутся,
Изберем туда мента,
Пусть все обосрутся!"
А ведь были еще и нахальные частушки. Например: "У Овчинникова Коли кудри завиваются..." Все, дальше нельзя.
Николай Овчинников, человек лет пятидесяти с небольшим, с мягкой хитрейшей улыбкой, в костюме, заметно ему широком, разговаривал со мной долго и с удовольствием. Хотя мне, наверное, показалось.
Он объяснил, что в Думу идет, потому что там нужны люди, знающие обстановку на земле, особенно юристы.
— Вы понимаете, в Думе ведь только 31 юрист. Этого катастрофически мало,— сказал он с сожалением.
— А 32 будет достаточно?
Поколебавшись, Николай Александрович ответил, что и 32, возможно, недостаточно.
Он рассказал, что заручился личной поддержкой Александра Гурова в Москве. Это, правда, означало, что на собрании фракции "Единство" в общей поддержке движения ему было отказано. Так, по крайней мере, говорили в городе. А что говорили, то я и повторяю. Я спросил его про Хабарова.
— Я и Хабаров,— ответил, длительно подумав,— это два разных измерения.
Я спросил, что это означает. Николай Александрович не ожидал такого подвоха. Он задумался, мне показалось, навечно.
— Знаете, что? Это означает, что я — не Хабаров. А то, что не я,— это Хабаров.
Я уж дальше не стал уточнять. Но он сам сказал:
— В Абхазии почти к каждому слову буква "а" прибавляется. У нас почта — у них апочта. Так и у нас с Хабаровым.
— В его экономике,— сказал Овчинников,— теневые деньги. Кроме того, он считает нормальным явлением подмену органов власти. А я не считаю. Я спорю с его идеологией.
— А если власть ничего не может, то как ее не подменить? Ведь он-то может? Охраняет школы своими силами... там теперь не продают наркотики...
— Знаете,— перебил меня Овчинников,— недавно у одной девочки в школе пропала шапка. Хабаровские охранники увезли подозреваемых мальчишек в свой офис и стали допрашивать. Мальчишки были до смерти испуганы. Разве можно?
— А родители мальчишек?
— Родители, к сожалению, одобрили.
— Шапку нашли?
— Разве это важно?
Николай Александрович сказал, что не раз говорил Хабарову: за его спиной стоят стриженые, и это плохо.
— А что будет, когда их через 10 лет вытеснит более молодая и сильная пехота? В таксисты не все пойдут, авторитетами станут единицы. Куда денутся остальные, он об этом подумал?
— А вообще,— закончил он наш двухчасовой разговор,— наши взгляды с Хабаровым, чтобы вы поняли, прямо противоположны.
Еще немного подумал и добавил для ясности:
— Но не на сто восемьдесят градусов.
Остается добавить, что за последний год Николай Александрович похудел килограммов на 35 — ради чего сделал сложнейшую операцию на желудке. Теперь не пьет. И еще: на время предвыборной кампании, мне рассказали знающие люди, Хабаров и Овчинников заключили перемирие. Так что шансы полковника я сразу оценил как высокие. Про шансы Хабарова я уж и не говорю.
Правда, нельзя было сбрасывать со счетов еще двух кандидатов, Надежду Голубкову и Альберта Макашова.
Без шансовАльберт Макашов решил баллотироваться в рискованном округе, видимо, потому, что больше было негде. А баллотироваться-то надо, потому что иначе как?
И как ни странно, в самом конце предвыборной кампании именно у закаленного в таких боях генерала сдали нервы.
На одной из встреч с избирателями он вдруг закричал на фотокорреспондента "Ъ":
— Смотрите все: в меня целится фотокорреспондент, уже две минуты! И не нажимает! Я так не могу! Опустите аппарат или нажимайте на спуск! Я, кстати, лучше бы занимался военным ремеслом, а не политикой. Но я занимаюсь политикой.
Мы встретились с отставным генералом в его избирательном штабе, на пересечении улицы Красных командиров и Старых большевиков. Я спросил его, что случилось на днях в Уральском политехническом институте. Рассказывали, что там выступал Зюганов, его сопровождал Макашов, который улучил момент и напрямую обратился к евреям, а они хотели его за это побить.
Альберт Михайлович разъяснил:
— Слава Богу, что у меня всегда в кармане есть леденец. Это помогает избежать многих бед. Я просто сказал тем, кто ко мне подошел, перекатывая леденец за щекой: "Ребята, снимите с плеч телевизионный ящик!", и уехал. А что там дальше было, не знаю. Никто меня не бил в этот раз.
Никаких шансов у Макашова, конечно, не было. А вот у Надежды Голубковой были.
Мужественная женщина
Надежду Голубкову, бывшую пианистку, а ныне депутата областного законодательного собрания, в ее штабе окружают женщины. Одни женщины. И это так понятно.
В тот вечер, когда мы встретились, у Надежды Ивановны закончилась последняя встреча с избирателями. На следующий день агитация была запрещена.
Голубкова была главной соперницей Хабарова на предыдущих выборах в Госдуму. Между прочим, именно она и победила, с отрывом в 211 голосов, хотя в целом, как известно, выборы не состоялись. Надежда Ивановна долго, конечно, думала, прежде чем решиться на вторую попытку. Я знаю, что, когда она объявила о своем решении, ее попросил приехать Хабаров. Его люди предложили ей идти на выборы от ОПС "Уралмаш". Она отказалась, сказала, что уралмашевским нужно сначала пройти через покаяние. Ее поняли и больше не трогали. Так что получается, Надежда Ивановна — мужественная женщина.
Голубкова рассказала мне, что против нее активно работает черный PR. Я, конечно, согласился, когда увидел плакат ее соперницы Варнавской. Эта женщина, никому не известная, появилась в предвыборном списке в последний момент, прямо перед фамилией Голубковой.
На плакате была изображена Варнавская на зеленом фоне. Внизу была надпись — "Наша Надежда". После этого Голубкова показала мне свой плакат. На нем был тот же зеленый фон и та же надпись. Лица женщин был поразительно похожи. Только плакат Голубковой появился на две недели раньше. Избиратель, разумеется, не мог отличить одну от другой, даже вглядевшись в плакат. Таким образом голоса избирателей размывались.
Надежда Ивановна пожаловалась, что к тому же беда с листовками. Ездят друг за другом на машинах со скребками. Увереннее, по определению, чувствуют себя активисты Хабарова, но их листовки держатся, может, на полчаса дольше других.
— У хабаровских растяжек его машины вообще дежурят круглосуточно,— сказала Надежда Ивановна.— Мы так не можем. Они профессионалы, а у нас "Зарница".
— Как вы оцениваете шансы Хабарова? — спросил я ее.
Ответила ее помощница, технолог Ирина.
— Явное несовпадение образа и психофизики человека,— честно сказала она.
— Йес! — подтвердила Надежда Ивановна.
Обмен ударами
К вечеру пятницы, когда все остальные кандидаты расслабились, полковник Овчинников нанес сокрушительный удар по другим кандидатам. Он собрал пресс-конференцию, на которой сказал про всех. Голубкова, по его мнению, все выборы активно использовала административный ресурс. Хабарова Овчинников обвинил в том, что тот прикрывается в одной листовке честным именем Путина для того, чтобы пройти в депутаты, и добавил, что нельзя ставить рядом коня и трепетную лань.
А я сидел на этой пресс-конференции и думал, что ведь они с Хабаровым договорились не трогать друг друга во время предвыборной кампании. На моих глазах полковник нарушил договор. Выглядело не очень по-мужски. Конечно, у меня нет ксерокопии их договора. И оригинала нет. И ни у кого нет. Но ведь договор-то был.
Я вспомнил, как в одной листовке было написано: "Овчинников — это начальник всех ментов города. Не бывать такому, чтобы Уралмаш, Сортировку, ЖБИ, Гарэм представлял мент". Я, признаюсь, подумал, что понимаю авторов листовки.
Пресс-конференция закончилась. Почти вместе с ней закончилась и предвыборная агитация. Ответить Овчинникову уже никто не успевал. Видимо, на это и был расчет полковника и его команды.
Еще через некоторое время я встретился с Евгением Ройзманом, одним из соучредителей фонда "Город без наркотиков" ("Власть" писала об этом фонде в номере 44 за 1999 год). В городе связывают этот фонд с Хабаровым, и кто-то уверен, что борьба с наркоманией — просто передел рынка наркоторговли, который пытается подмять под себя Хабаров. На мой взгляд, правда из всего только то, что Ройзман и Хабаров — товарищи и что уралмашевские бойцы действительно некоторое время тому назад громили наркоточки в городе, но потом были мобилизованы на предвыборную борьбу.
Еще в городе считают, что борьба с наркотиками для Хабарова — сильный шанс выйти из тени в свет. И тут я не могу не согласиться.
Так вот, Ройзман выглядел абсолютно подавленным. Оказалось, что пять минут назад он как вежливый человек позвонил Овчинникову, чтобы пожелать ему удачи на выборах.
— Женя, зачем ты это сделал? — спросил его Овчинников.— Зачем ты выпустил эту листовку?
Оказалось, что, в то время как Овчинников давал пресс-конференцию, в городе появилась листовка за подписью фонда "Город без наркотиков", в которой начальнику УВД Екатеринбурга Овчинникову задавали пять вопросов. Например, почему УВД начало активно бороться с наркотиками только в августе прошлого года, когда начал работать Фонд?
Но дело в том, что Фонд не писал такой листовки. Это Ройзман твердо сказал Овчинникову. И это, я уверен, правда. Это была такая же избирательная технология, как и пресс-конференция полковника. И было ясно, кто ее применил.
Так что я успокоился. Овчинников и Хабаров в последний день агитации обменялись ударами. Договор одновременно нарушили и те, и другие. Я даже не исключаю, что для этого был заключен специальный договор.
Оставалось ждать результатов выборов. Стали считать голоса. Сначала Хабаров и Овчинников шли вровень. Потом Хабаров стал опережать. В пять часов утра в понедельник, когда у страны уже был Путин, у Орджоникидзевского избирательного округа появился полковник Овчинников. На второе место вышла Надежда Голубкова. Третьим был Александр Хабаров.
Овчинников готовится к переезду в Москву. Хабарова никто не видел уже три дня. Голубкова не расстроена.
Так что теперь Уралмаш, Сортировку, ЖБИ и Гарэм представляет мент.