Девочке два года. У нее аплазия, то есть недоразвитие кисти правой руки. Указательного, среднего и безымянного пальцев у девочки просто нет. Большой палец очень маленький, а мизинец очень искривлен. Это ничего страшного? Да, это ничего страшного. С этим можно жить? Да, можно. Только если бы девочка умела уже говорить, она сказала бы, что жить с этим очень горько.
Девочка выходит во двор. И хорошо, что зима. Зимой можно надеть варежки, и тогда соседские дети не станут спрашивать Лерину маму: "А где у Леры пальцы?" И Лерина мама не станет отвечать шутливо: "Еще не выросли!", как будто речь идет о молочных зубах.
Алина, Лерина мама, рассказывает, что ей всю Лерину жизнь задают бестактные вопросы. Как только девочка родилась, доктор спросил:
— Вам ребенка показывать?
— Что значит "показывать"? Конечно, показывать! Как же не показывать?
— Ну, может быть, вы не хотите на это смотреть. Я же не знаю.
— На что смотреть? Что это? Покажите!
Алине принесли ребенка. Послеродовая эйфория так устроена, что мать испытывает счастье, когда ей кладут ребенка на грудь. Алина испытала счастье и стала любить Леру, как и положено, с первого взгляда. Подумаешь, пальчиков нет! Инстинкт сильнее.
Но дурацкие вопросы продолжались. Посмотрев на Алину с девочкой, доктор позвонил Алининому мужу и спросил:
— Тут ваша жена хочет ребенка забрать. Вы согласны?
— Вы че, прикалываетесь? — Лерин папа подумал, что доктор шутит.
Но доктор не шутил. Он сказал:
— Нет, вы приезжайте сперва, посмотрите на ребенка, а потом решите, будете забирать или нет.
Как-то это так устроено, что отцы не сразу научаются любить своих детей. Привыкают постепенно. Но для Лериного папы этот телефонный звонок и эта сумасшедшая поездка в роддом по оттаивающему городу Черкассы были как вызов: он научился любить ребенка, еще пока ехал, он готов был увидеть все что угодно. А увидел — ну, подумаешь, пальцы. И он сказал доктору:
— Вы че, прикалываетесь? Это же моя кровь!
С тех пор про Лерину руку спрашивали все, кому не лень. Единственным человеком, который до сих пор не спрашивал об отсутствующих пальцах, остается сама Лера. Она просто не умеет говорить. Она говорит отдельные слова "мама", "папа", "дай", "мое" и не умеет еще складывать фразы, чтобы сформулировать вопрос. Но летом, когда нет варежек, стоит только Лере выйти во двор, девочка берет свою правую руку левой рукой и принимается рассматривать. Не играет в песочнице. Не дерется за ведерко и совочек. Сидит тихонечко, держит правую руку в левой руке, рассматривает и все никак не может понять, что случилось, отчего это с ней, как вообще об этом сказать.
Уже очень скоро девочка научится говорить фразами и задаст вопрос: "Почему у меня нет пальчиков?" или "Где мои пальчики?" И если Алина привычно ответит Лере, что пальчики еще не выросли, то получится — соврала.
Если рядом нет других детей, Лера недоразвившуюся свою руку не рассматривает. И над отсутствием пальцев не раздумывает. Лера злится.
Девочке было всего четыре или пять месяцев, когда она впервые разозлилась. Она хотела взять книжку. Знаете, такие детские книжки с толстыми страницами, которые предназначены для того, чтобы их сладострастно рвать. Лера взяла книжку в левую руку, но правой рукой не смогла раскрыть. Тогда Лера попыталась взять книжку в правую руку, чтобы раскрыть левой. Но не смогла взять. И девочка закричала от ярости. Она отбросила книжку так далеко, как только смогла, за диван, в угол, чтобы не видеть. С тех пор всякую вещь, с которой не может справиться, Лера выбрасывает. А Алина спрашивает:
— До-очь! Как же ты будешь чистить картошку?
А я думаю: в Лериных снах сколько у девочки пальцев?