Суконный глянец

Ирина Кравченко

Новое поколение, и не подозревавшее о существовании партийного новояза, разговаривает на новом гламурно-официозном языке

Опять они, голубчики, сейчас буду ловить большим сачком: чувствую — косяком пойдут. Редкий гость у телеэкрана, я тем не менее набираю их в изобилии. Они — это новые русские выражения. Дивный способ изъясняться процвел у нас за последние годы. Включите любую передачу, где люди говорят о частной жизни, хотят пристойно побеседовать и показать себя с лучшей стороны, и вы тоже наловите этих перлов.

Вот солнце русского рэпа, молодое, симпатичное и крепко держащее птицу счастья за хвост, отвечает в одной из передач московского телеканала на вопросы собравшихся в студии подростков. Отзывается о себе так:

— Я стал положительным примером для всех, кто на меня смотрит.

На следующий вопрос гость отвечает:

— Огромную роль в моем становлении личности сыграло правильное воспитание. Отец сказал мне: "Я не буду помогать тебе, чтобы ты смог правильно, органично развиться".

А так наш герой говорит о своей девушке:

— Когда я посмотрел в перспективе развитие наших отношений...

И наконец:

— Правда моего бытия состоит в том, что меня окружают красивые женщины, дорогие машины, вещи в стиле luxury.

Детишки, собравшиеся в студии, после программы высказали-таки ему, что он был с ними не совсем искренен. А один парень удивился: "Он как будто не рэпер... Какой-то правильный, на ботаника смахивает". Молодцы, все верно поняли, но долго ли они продержатся сами? Потому что речь идет о болезни, которая уже пошла в массы. Вот передача о сватовстве. Перед нами эстрадный танцовщик, волосики замысловато уложены, приехал из глубинки в столицу и теперь мечтает сплясать в шоу Мадонны. Рассказывает, что дружил с одной танцовщицей, сначала она преуспевала в танцах, а он отставал, потом диспозиция поменялась.

— Я почувствовал в себе резервные силы,— говорит танцор.

— А она? — спрашивает ведущая о бывшей даме его сердца.

— Она себя исчерпала.

Выходит второй жених. Провинциальный строитель, строит, как я поняла, не сам, только руководит, и всего несколько месяцев. Милый и добрый на вид мужик. Его просят припомнить какой-нибудь значительный поступок, совершенный им, и строитель отвечает, привожу дословно:

— Поступок, связанный с полной самоотдачей, который раскрыл бы потенциал человека.

Дальше жениха спросили, как он решает свои проблемы, и тот ответил:

— Когда у мужчины случается кризис, в том числе и в материальном плане, то сильный человек выходит на новый уровень в смысле перспективы развития.

И невдомек человеку, что если бы он сказал это лет двадцать назад, все полегли бы от хохота, в том числе и его "кандидатуры". Потому что эти фразы, как и мелькающая теперь постоянно в самых непринужденных беседах: "Мне еще есть куда расти, поэтому я работаю над собой", произносились только с юмором. Но мужик наловил этих перлов из иного воздуха.

То есть там, где требуется осанка и серьезный разговор, особенно при зрителях, начинаются "кризис в материальном плане" и "перспективы развития", даже если речь идет о деньжатах на бутылку или желании переспать с девушкой. В телевизоре это лучше заметно, поскольку туда большинство приглашенных приходит, как в известной сказке Бориса Шергина, "рожу продавать", но и частная жизнь догоняет.

Еще история. Мою крыльцо на съемной даче. Заходит во двор соседка, дама лет сорока, у нее небольшой бизнес — семенами для газонов торгует. Садится на лавочку и спрашивает меня:

— А вы человек светский?

Я вздрогнула.

— Нет,— отвечаю.

— А то я ищу ресторан... концептуально новый. Я недавно была в одном, там кухня запросам не удовлетворяет.

О, этот дикий язык, подобным которому раньше разговаривали лишь отъявленные пижоны! Над ними смеялись, даже и в глаза, и девушки знали, что за пижонов замуж выходить нельзя, это хуже, чем выйти за матерщинника и пьяницу. Матерщинник и пьяница в глубине души все про себя знает и потому может измениться к лучшему, а пижон считает себя венцом творения и, значит, почти безнадежен. И вот этот язык всплыл и стал активно вербовать себе сторонников: пока в основном в Москве и других больших городах, но и провинциалы, которые не хотят ударить в грязь лицом или имеют виды на столицу, подтягиваются (смотрите приведенные выше примеры).

Но откуда оно взялось?

Во-первых, из офисов, где говорить так вполне уместно. Офис у нас давно стал не просто местом работы, а храмом, "землей обетованной", ступая на которую человек прежним быть уже не может, если он, конечно, слаб и податлив, но много ли способных противостоять искушению? Заметьте, что "офисные" диалоги ведутся у нас даже в сериалах, о чем бы речь ни шла: о маникюре, свидании или любимой собачке. Плачет героиня, что ее бросил возлюбленный, а впечатление такое, что секретарша рыдает, когда ей наполовину зарплату урезали.

Второй источник — глянцевые журналы, где принято толочь воду в ступе, не владея, однако, искусством словесного жонглирования, когда в отсутствие смысла читатель получает удовольствие хотя бы от подбора и расстановки слов. В одном из популярных журналов об архитектуре и дизайне читаю: "В таком-то проезде открылся лаундж-бар... Суть концепции — чтобы все в баре, от эклектичного меню и трендовых коктейлей... Кухня тут находится в надежных руках: ее концепцию разработали..." Какая дивная смесь гламура с докладом советского политбюро! И кто сочинял эту заметку: возопивший от глянцевой поденщины выпускник филфака МГУ? Или месяц назад приехавший в столицу из глубочайшей провинции юный бедняга, "эклектичное меню" которого всю его прежнюю жизнь состояло из жареной картошки и соленого огурца, потому что родители злоупотребляли трендовыми для их деревеньки коктейлями из разбавленного очистителя стекол?

И, наконец, еще один, и мощный, источник нашего "нового сладостного стиля" в языке — госэлита, образ жизни которой стал маяком и предметом вожделения для значительной части сограждан. Здесь примеры даже приводить не надо, это с утра до вечера в уши льется: все эти "концепции развития" и его же перспективы.

Получается, что источников болезни три. Есть еще телевидение, с которого мы и начали разговор, но оно не столько микроб, сколько его носитель и рассадник. Центральные каналы почти целиком перешли на язык гламурного официоза, обильно перемежаемый базарной руганью. Официоз и гламур, как выяснилось в наши новейшие времена, есть одно и то же, только упаковки разные, почему мы, натасканные на первый из них, так легко впитали второй. А что касается ругани, то она непременна в этой упряжке, она — одна из трех составляющих нового способа объясняться: где говорят казенно-пышно, там в воздухе пахнет дракой.

Новояз наш удивительно похож на советский официальный язык, и вроде в этом нет ничего странного, коль мы столько лет уже активно ностальгируем по той стране. Но люди-то уже забыли тот волапюк, а те, кто помоложе, вовсе его не знали, значит, это чудище — заново рождаемое.

Случались у нас времена просто железобетонные, и то же советское телевидение по части пропаганды было похлеще нынешнего, и говорила власть с народом, как сукно жевала, но люди — и это важно! — не инфицировались. Изъяснялись много разнообразнее, хотя их с детского сада ровняли как газон. Народ, еще вчера потешавшийся над изречениями Михаила Сергеевича и Виктора Степановича, сегодня испытывает к языковой манере "верхов" священный трепет, который до того испытывал только к языку классиков русской литературы.

В 70-е народ мог хлопать ораторам на собраниях, но говорить о себе и своей жизни мертвым языком государственной пропаганды никому бы в голову не пришло, если только его не снимали для программы "Время" и не подсовывали бумажку с текстом. Представляете, чтобы партийные или комсомольские деятели в нерабочее время разговаривали тем же языком, что и с трибун или на совещаниях? В частную жизнь официальная языковая химера носу сунуть не могла, люди не поддавались, охраняли свою жизнь от мертвечины, потому что приватная жизнь была отдушиной и залогом спасения. И теперь у тех, кто провел хоть сколько-то сознательных лет в Советской стране, есть эта прививка — от высшей языковой пошлости. Сорокалетние еще держатся, многие из последних сил, а двадцати-, тридцатилетних болезнь косит, как средневековая чума.

Почему? Потому что язык этот сопутствует целому образу жизни, на который работают миллионы рублей и людей по всей стране. Живя в обществе потребления — как мы такое общество понимаем,— мы вынуждены постоянно продавать за сотню то, что стоит рубль, даже если никто у нас этого покупать не собирается. Расслабляться нельзя — как раз из общей телеги вывалишься, отсюда и страшно серьезное к себе отношение. ("Я стал положительным примером для всех, кто на меня смотрит".) Реклама всегда предельно, опасно серьезна, потому что бой идет не на жизнь.

Дикое напряжение сил, а человек-то не машина. И он, даже соглашаясь играть по навязываемым ему правилам, даже какие-то правила диктуя другим, внутренне сопротивляется. От этого — официальный тон и слог, как попытка взглянуть на уравниловку свысока. Гремучая смесь византийства и нового капитализма заставляет всякого, кто хочет добиться успеха, бронзоветь при жизни. Суетиться, а физиономию держать непроницаемо-высокомерной и заволакивать собеседника дымом пустых до гулкости фраз.

По-моему, этот жутковатый язык — это язык умирающей империи, граждане которой разодрали ее полуистлевшие знамена себе на штаны.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...