14 августа в Берлине режиссер Фолькер Шлендорф представит премьеру своего русского проекта — пьесу Льва Толстого "И свет во тьме светит".
— Год назад вы объявили о начале работы над постановкой поздней пьесы Льва Толстого "И свет во тьме светит", через неделю премьера. Расскажите, как это будет выглядеть?
— Как вы знаете, название пьесы — это одновременно евангельская фраза... Премьера состоится под Берлином, в парке дворца Нойхарденберг. А 9 сентября, в 181-й день рождения Льва Толстого, будет представлена в России, в бывшем имении Толстых в Ясной Поляне. Это будет так называемый open air, спектакль на открытом воздухе, он рассчитан примерно на 400 зрителей. Проект будет осуществлять одна из немецких театральных компаний, при финансовой поддержке Европейского Союза, совместно с музеем Льва Толстого в Ясной Поляне. В постановке участвуют известные немецкие актеры Ангела Винклер, Ханс Михаэль Реберг, Трауте Хесс, спектакль будет идти на немецком, в Ясной Поляне будет синхронный перевод.
— Почему вы выбрали именно эту пьесу Толстого — ведь у него есть более известные вещи?
— Мне кажется, что именно эта пьеса сейчас очень актуальна: ведь в ней идет речь об огромном богатстве и ужасной бедности. Ее главный герой хочет раздать свое состояние бедным, но его семья, близкие и друзья, естественно, говорят ему, что он сумасшедший.
— Это частый мотив у Толстого. В романе "Воскресение" главный герой испытывает похожие чувства.
— Главное, что это по-прежнему актуально, так как, несмотря на то что с момента создания Толстым "И свет во тьме светит" прошло более 100 лет и идеи социализма оказались утопией, в мире существует проблема имущественного неравенства, с ним надо что-то делать. Вот вечный вопрос: ситуация, когда одни богаты, а другие бедны — это закон природы, или мы все же не можем чувствовать себя комфортно в этой ситуации и должны с ней внутренне не соглашаться? Об этом пьеса и мой спектакль.
— Но не кажется ли вам забавным, что мы говорим о неравенстве и бедности, сидя в холле одного из самых дорогих отелей Москвы и Европы?
— Чтобы справиться с этим неравенством, я готов заказать вам что-нибудь выпить. Кофе, шампанское? (Смеется). Неравенство — это не закон природы, так как человек внутри себя все же осознает, что правильно, а что нет. Нормальный человек не может чувствовать себя комфортно, видя вопиющую бедность вокруг. Тем более если он богат. В моем фильме "Легенды Риты" о западногерманских террористах 1970-1980-х годов есть эпизод, где героиня спрашивает, что важнее — дизайнерская одежда или моральные принципы? Она говорит, что их деятельность — "это попытка изменить мир, построить общество, где не всем будут управлять деньги"...
— Но в этом же фильме показано, что мир и людей невозможно изменить, какими бы благими намерениями вы ни руководствовались и к какой жестокости для исполнения этих намерений ни были бы готовы. Героиня-террористка проигрывает по всем фронтам — сначала ей приходится бежать из ФРГ в ГДР, скрываться под чужими именами, ее семейная и любовная жизнь также терпит крах, после падения Берлинской стены ей не находится места и в ГДР, ее покровители сами нуждаются в помощи...
— Понимаете, мир нельзя изменить с помощью идеологии. Мой фильм "Легенды Риты", снятый в 2000 году, посвящен именно этому. Но я верю, что мир можно изменить с помощью человеческих отношений, человеческих ценностей. Отношений между обычными людьми. Вот вы отказались от очень дорогого кофе — вы сделали первый шаг в этом направлении.
— Это политическое решение в каком-то смысле — маленький эспрессо не может стоить 10 --долларов. Видя такую цену, начинаешь чувствовать себя революционером...
— Пьеса Толстого заканчивается вопросом: "Господи, что мне делать?" — и ответа на этот вопрос не предложено. То есть поиск ответа продолжается и сегодня, вопрос Толстого остается открытым. Здесь можно провести аналогию с тем, что мы сидим сейчас в этом дорогом отеле и говорим о неравенстве и бедности. Это трагикомическая ситуация, конечно. Как в "Тартюфе" например. Наполовину драма, наполовину комедия. Мы все актеры в ней.
— Вы часто снимаете фильмы на антифашистские темы. В ваших фильмах одна из основных идей — человеческая и мировоззренческая ничтожность зла. Но: Гитлер был ничтожен, однако вызывал радостную истерику у миллионов людей. Не кажется ли вам иногда, что готовность принять зло лежит в природе человека?
— Нет. Я думаю, что Гитлер вызывал восторг в людях, если можно так выразиться, не заражая их своим злом как болезнью, а из-за своих ярких обещаний. Во всяком случае, вначале. Суть идей Гитлера видна сейчас, с высоты нашего опыта, после ужасной войны и нескольких сменившихся поколений. Большинству же его современников разгадать его было сложно. Поэтому в той или иной степени многие мои фильмы посвящены вопросу "как это вообще могло произойти?". В фильме "Жестяной барабан" есть эпизод, когда юноши 15-16 лет постоянно мучают друг друга, но не из-за какой-то конкретной причины, а потому что это им нравится. И это зло, эта болезнь, она по-прежнему существует, несмотря на все поражения, и это заставляет меня тревожиться и даже бояться за будущее мира. Причем непонятно, откуда берется страсть к издевательству над себе подобными, она ведь существует только среди людей, среди животных этого нет.
— Вопрос остается: может быть, человек склонен ко злу?
— Помните известную картину со сценой Страшного суда, где человек окружен двумя персонажами — ангелом, который тянет его вверх, и демоном, который тянет вниз, в ад? Я много раз замечал, что люди с большим интересом рассматривают вторую, нижнюю часть картины, где изображены сцены ада... Конечно, зло притягательно, это сильный "афродизиак"... Вот ответ на ваш вопрос.
— Есть разные позиции художника по отношению к миру. Можно быть холодным и ироничным наблюдателем, как, например, Набоков. А можно пытаться что-то изменить в людях, как это делаете, например, вы...
— Есть художники, которые, попросту говоря, исходят из хорошего, а есть художники, которые исходят из плохого. И у каждого своя правда. Набоков — писатель для интеллектуалов, но интеллектуалов мало, а в мире есть очень много людей, которые не столь образованны и умны, чтобы читать Набокова, но они тоже стремятся к добру. Я уверен в этом. Я отношу к ним и себя... (Смеется). Но мне кажется, я вас понимаю. Чтобы выжить в Москве, надо ко многому относиться с иронией... Хотя Москва — это часть мира. Это город больших контрастов, но в целом эти контрасты одинаковы по всему миру.
— По вашим ощущениям, Москва — это Европа или Азия?
— Москва - это Rusland, Россия. Это не Европа и не Азия. Китай — это Азия, Монголия и Казахстан — это Азия. Но Россия — это Россия, это мир для себя. Вопросы, которые мы сейчас обсуждаем, — о добре и зле, о Толстом или Набокове не могли возникнуть при общении с журналистами где-нибудь в Европе. Я думаю, это чисто русские вопросы. И для меня это очень интересно, потому что я вижу, что Россия с одной стороны сверх материалистична, но с другой — очень духовна. Впрочем, когда ты читаешь Толстого, ты должен быть духовным и даже религиозным человеком, иначе его не понять.