Малый европеец

Жюри Притцкеровской премии (архитектурной Нобелевки) объявило имя лауреата 2009 года. Им стал швейцарский архитектор Петер Цумптор. Премию вручат в июне в Буэнос-Айресе. О Петере Цумпторе — ГРИГОРИЙ РЕВЗИН.

Петер Цумптор построил два храма — святого Бенедикта в Граубюндене, в Швейцарии, и брата Клауса (святого Николая, но не Мирликийского, а жившего в XV веке бенедиктинского монаха) в Вашендорфе, в Германии. Оба — сельские, оба снаружи выглядят как деревенские сараи, в Вашендорфе — немного напоминает силосную башню. И в обоих — потрясающее внутреннее пространство. Оно лишено всякого декора, одна конструкция, но при этом в пространстве, в его форме, динамике, фактурах стен есть вполне ощутимое переживание просветления. Так вот бывает, что где-нибудь в глуши ты забираешься на чердак брошенного дома и вдруг в стропилах, свете, тенях, даже заброшенности ощущаешь ясное присутствие высшего начала. И думаешь, как бы это обжить, воссоздать где-нибудь, и никогда не получается. А у него получилось. Это чудо пространства Цумптор буквально воспроизвел в своих капеллах.

Сейчас вообще архитекторы редко строят храмы — это осталось в 1960-х годах, когда модернизм возрождался и был больше духовным, чем коммерческим явлением. А Цумптор строит. И то же ощущение пространства, некоего света простой повседневности он создает и в других постройках. Его самая известная вещь — так называемые термы в Вальсе, в Швейцарии. Вообще-то этот Вальс — маленькая горная деревня, и эти термы — это такой маленький спа-центр, рассчитанный даже не на сотни, а едва что на десяток посетителей. Очень скромная по функции вещь. Цумптор там создал какой-то мистический центр гармонии стихий, где тщательно уложенные слои камня огранивают слои спокойно лежащей воды и деликатно сохраняют стоящие в воздухе фрагменты света. Это вроде бы просто сделано, там элементарная прямоугольная геометрия, но сделано так, будто уже не архитектура, а скульптура из основных материй мира.

Цумптор начинал свою архитектурную практику как реставратор, причем надо понимать, что такое швейцарская реставрация. Швейцария всегда была буржуазной республикой, а республики, в отличие от монархий, и буржуазия, в отличие от аристократий, в Европе великой архитектуры дерзаний не создают в принципе. Там невозможно найти ничего, кроме скромных церквей и фоновой рядовой застройки, и вот это и есть драгоценная швейцарская история. Мы бы вообще не знали, что с этим делать. Но Цумптор — такой мастер, который как-то умеет показать действительно ценность бревенчатого сарая XVI века или останков римских камней. Как-то он так с этим обращается, что сразу понимаешь — без этого как раз и нет этой страны, Швейцарии, где хорошо просто потому, что вот озеро, гора, воздух, дерево, дом. И свою новую архитектуру он делает так же. У него был восхитительный павильон Швейцарии на всемирной выставке 2000 года — он построил пространство из больших деревянных брусьев, которые были сложены в лабиринт, и весь этот лабиринт пел, как орган. Там, правда, как и во всех его постройках, были какие-то чудеса высоких технологий, но они были спрятаны, совсем замаскированы. Идея была в том, чтобы ничего не выставлять, а просто создать место, где хорошо. Везде на всемирных выставках показывают разные товары, а в Швейцарии товары известные: часы, шоколад и коровьи колокольчики — чего их показывать? Они решили просто создать место, где людям хорошо,— это и есть Швейцария. Вот место, созданное из простых деревянных брусьев, где почему-то вдруг пространство, форма, свет и цвет начинают тебя радовать,— это и есть Цумптор.

Мы привыкли к тому, что Европа — это такое дело глобальное, единая Европа, которая выстреливает по всему миру. А Цумптор — это очень маленькая Европа. Это, если угодно, архитектура европейского крестьянина, который очень хорошо знает свое пастбище, а до соседних ему дела нет. Он может при этом знать пять языков, иметь высшее образование, прекрасно ориентироваться в динамике рынков и вообще пасти коров с помощью GPRS-навигации, но суть дела от этого не меняется. Он все равно связан с землей до вон той горы, а дальше — это уже чужое.

Притцкеровское жюри вообще-то на редкость последовательная организация в своей непоследовательности. То у них такое внимание к таким архитекторам, что критики за голову хватаются — как когда они дали премию Глену Меркатту из Австралии или Паулу Мендесу да Роше из Бразилии, о которых никто не слыхал за пределами их симпатичных стран. И уже начинаешь писать, что Притцкер окончательно попрощался с глобализмом. Тут у них подряд идут Заха Хадид, Ричард Роджерс, Том Мейн и — в прошлом году — Жан Нувель. Перестраиваешься, начинаешь объяснять, что теперь притцкеровское жюри идет прямо за списком архитекторов, работающих для Гуггенхайма. А тебе в ответ — Петер Цумптор. Архитектор, который вопреки всякой логике доказывает, что Европа — это не страна, а целый материк. И там много стран, еще больше народов, несчетное количество деревень, и в каждой бревна обтесывают и складывают по-своему. И это может быть просто невероятно красиво.