Трубача Эрика Трюффа не зря называют главным последователем Майлза Дэвиса: как и великий предшественник, он ищет новые тропы для переживающего не лучшие времена жанра. Ортодоксы и вовсе не считают музыку господина Трюффа джазом, но посетивший концерт квартета ЕГОР АНТОЩЕНКО такую точку зрения не разделяет.
Несмотря на консерваторскую выучку, Эрик Трюффа, как и Майлз Дэвис, прежде всего, выдумщик и прожектер. На его пластинках спокойно соседствуют тревожная электроника, животный драйв джаз-рока и затейливая вязь ближневосточной этники. Обширная дискография Трюффа кажется мозаикой, в которой сочетаются влияния различных культур и традиций: пластинка "Mantis" была явно записана под влиянием ближневосточной музыки, опус "The Walk Of The Giant Turtle" одновременно отдает дань джаз-року и "кул-джазу", работы с вокалистом Слаем Джонсоном — этакий интеллектуальный "ду-уап", который мог бы исполнять Бобби Макферрин, если бы не был столь зациклен на демонстрации возможностей своего вокала.
Вместе с этим, музыка Трюффа куда более доступна и, в хорошем смысле, легковесна, чем у его коллеги Нильса-Петера Мольваера, считающегося вторым главным трубачом в современном электронном джазе. Альбом "Arkhangelsk", написанный под впечатлением от гастролей в нашем приморском городе, и вовсе наполовину состоит из песен, отсылающих к инди-року. Такой подход, естественно, отпугивает консервативную джазовую публику. Трюффа отвечает на это просто: "Современная музыка рушит границы. А те, кто замыкаются в определенной среде, — гибнут".
Впрочем, прозвучавшая в Мюзик-Холле программа пришлась бы по вкусу и консерваторам — основной акцент здесь сделан именно на исполнительском мастерстве, а не на электронике и эффектах. Хотя не обошлось и без них: на титульной композиции "The Walk Of The Giant Turtle" барабанщик Марк Эрбетта голосом воспроизводил шорохи, звучащие на альбомной версии. Да и Трюффа частенько окрашивал свою трубу всякими примочками, наслаивая звуки один на другой, или "вешая" в пустоте одну протяжную ноту. Но главным было все-таки то, что в этот вечер в Мюзик-Холле играли самые профессиональные джазмены Европы. На драйвовых фьюжн-номерах стремительные клавиши Патрика Мюллера звучали порой так же "грязно", как перегруженная электрогитара. Вышеупомянутый Марк Эрбетта напоминал о себе, только когда это было необходимо — редкое качество для джазовых ударников. Сам Трюффа оказался, помимо прочего, прекрасным шоуменом: то задирал свою трубу вертикально вверх, принимая героическую позу, то скрючивался в вопросительный знак и играл, уставившись в пол.
Особенно интимно прозвучала вдохновленная ямайским дабом пьеса "Big Wheel" — она начисто лишилась свойственного для этого стиля ухарства; казалось, что музыканты еле дотрагиваются до клавиш и струн. Во время психоделической композиции "Miss Kaba", построенной на африканских ритмах, но попавшей отчего-то на пластинку "Arkhangelsk", дуэль Трюффа и клавишника Мюллера привела к тому, что два инструмента будто бы слились в единую стену звука. Заканчивать на мрачной ноте музыкантам не хотелось, и следующим номером они зарядили скоростную фанковую "Friendly Fires". После столь бодрого финала стало понятно, что так просто Трюффа и компанию не отпустят — и последовал продолжительный бис. Закрывал концерт неожиданный кавер на генсбуровскую классику "Je T'Aime, Moi Non Plus". В роли Джейн Биркин выступил басист, который начинал мелодию, а трубе Трюффа досталась партия самого Генсбура. В оригинале песня, как известно, заканчивалась стенаниями, но джаз, при всех своих вольностях, музыка все-таки пристойная, поэтому на концерте дело обошлось ударной кодой и бурными аплодисментами.
Помимо музыкальных убеждений, Трюффа с Майлзом Дэвисом роднит манера игры: несмотря на драйв, продемонстрированный в этот вечер квартетом, его труба почти всегда звучала отстраненно и холодно. Знаменитое утверждение Чарли Паркера о том, что Дэвису достаточно трех нот там, где остальным необходимо целое соло, можно отнести и к господину Трюффа, играющему нарочито скупо и вкрадчиво.