рассказывает Сергей Полотовский
ДиКаприо отпустил бороду. И немного научился по-арабски. Теперь он разъезжает в джипе по послевоенному Ираку и ищет там террористов. Зовут его Роджер Феррис, он работает в ЦРУ и даже периодически пытается выдавать себя за местного, ближневосточного. Хотя мы-то видим, что это ДиКаприо. Мальчишескую физиономию никуда не спрячешь, как и обаятельное студенческое нахальство.
За Феррисом приглядывает американский спутник, в телефонной гарнитуре скрипит и гундит голос вашингтонского начальства — Эда Хоффмана. Для этой роли Рассел Кроу в очередной раз обрюзг, замшел и пригорюнился. Тут он не гладиатор, не прыгучий задира, а пожилой мудрый церэушник, которому вечно приходится прикрывать взбалмошного агента Ферриса. А того фалафелем не корми, дай только поматериться и выйти из-под контроля — это ведь он в полевых условиях, и именно ему лучше знать, как шпионить. И вообще, не вся земля в асфальте. Мягким юмором, совершенно нехарактерным для Ридли Скотта и для "Совокупности лжи" в частности, окрашены сценки этих переговоров на вашингтонском конце радиосигнала: Хоффман, не переставая разруливать ситуацию hands free, отвозит детей в школу или ходит с ними в туалет, затоваривается в гастрономе — словом, не сидит сложа руки.
Террористы между тем теряют всякий стыд — взрывают людные места в европейских мегаполисах одно за другим, и надо что-то делать. След ведет Ферриса в Иорданию, где глава местной разведки Хани (Марк Стронг) с восточной жестокостью и западным лоском одним своим видом и положением наконец-то заставляет героя ДиКаприо говорить "спасибо", "пожалуйста", "сэр" и вообще вытягиваться по струнке и не ломать мебель (артист Стронг после "Рок-н-ролльщика" Гая Ричи гордо и уверенно выходит в лучшие люди). Хани объясняет: главное — честность, обманешь — пожалеешь. Сотрудничество на взаимовыгодной основе уменьшает лояльность Ферриса к Хоффману. Он и раньше чуть что ругался с боссом, а теперь и вовсе отбился от рук. Ты, говорит, не мешай, у нас тут особые отношения. И слежку убери, и поперек не суйся, сам все сделаю. То есть кто ближе завязшему в Леванте агенту — иорданский коллега-заплечник или родной по крови вашингтонский бюрократ, это еще вопрос. Потому что Хоффман Ферриса явно раздражает.
Чтобы вытянуть из подполья засевшего там террористического "авторитета" аль-Салема, Феррис создает аналогичную террористическую ячейку понарошку. Немного хакерства, парочка денежных переводов, маленький поддельный терактик в дружественной Турции (трупы подвозят из морга) — и бородатый воин джихада обязательно проявит любопытство: кто же это с нами устроил тут террористическое соревнование? А от любопытства до потери бдительности один шаг. Афера эта приходится на вторую половину фильма и выполняется в основном чужими руками — Феррис только изредка дает ценные указания. В принципе большую часть картины ДиКаприо кипятится на ровном месте, можно сказать — от безделья. Времени ему с лихвой хватает даже на то, чтобы проникнуться чистым чувством к медсестре-иранке, завязать с ней отношения на пионерской дистанции "за руку не бери" и даже ходить в гости, то есть как-то обустраивать свою жизнь, пусть и в Иордании.
Ридли Скотту, кстати, часто удавались сильнейшие женские образы — что Уивер в "Чужом", что Сарандон в "Тельме и Луизе". Здесь не тот случай. Здесь на целый фильм одна медичка с интересной волоокостью и смутной мотивацией. Ну, еще ее старшая сестра-злюка в псевдожизненном эпизоде, когда то ли об американском империализме собрались поговорить, то ли пообедать, то ли с детьми потетешкаться.
Зачем девушке встречаться с американцем под укоризненными взглядами семьи и соседок, совершенно непонятно. Зачем Феррису, захлебнувшемуся собственной мультикультурностью, такие нежность и дружба — понятно, хоть и с трудом. Зато совершенно ясно, зачем эта девушка сценаристам: хоть как-то затронуть половой вопрос и дать злоумышленникам зацепку за слабое место громкого американца. А он подставиться и рад. Затертая покерная пословица верна, как ни крути: если ты сразу не понял, кто за столом лох, то лох, скорее всего, ты сам. Феррис ловит на живца — а кто живец-то? В этом и есть совокупность лжи. Испокон веку у шпионов повелось, что каждый норовит другого обдурить, и выигрывает самый хитрый и циничный. ДиКаприо с годами чуть-чуть возмужал, приноровился стрелять с руки и плевать в лицо, но умница пройдоха тут явно не про него.
В финале покрытый шрамами, только не убитый Феррис выходит из игры, чтобы раствориться в восточном базаре, избавившись от недреманного ока спутника-шпиона: мол, заслужил право на свободу. Видимо, страданиями. Образ варварский и неверный. Если все шпионы будут так реагировать, кто же в агентурной сети останется? Одни старики, помнящие закон. А молодые, значит, чуть что — на пенсию, и ну изживать свои экзистенциальные драмы.
У Запада одна надежда — на свой образ жизни. На лимузины и ночные клубы, джинсы и посудомоечные машины. Слишком многие во враждебном арабском мире ведутся на эту идеологическую диверсию и ведут себя ровно как сицилийский телохранитель-предатель Майкла Корлеоне. Общее настроение у них — возьми меня в Америку. Капиталистические ценности разъедают почву под ногами воинов джихада, которые уже на уровне менеджеров среднего террористического звена поголовно заражены стремлением к счастью, гарантированному в декларации известно чьей независимости. И это гораздо лучшее подспорье в борьбе с бомбистами, чем засланный в логово культурного врага суперагент-одиночка. А с радикальными элементами быстрее справятся местные бойцы.
Примечательно, что если раньше под Ближним Востоком однозначно понимался Израиль в кольце задушевных контрагентов по шестидневной войне, то теперь и термин, и большая часть проблем сдвинулись восточнее. Может, потому, что нефть сильнее крови и воюют не за высшие идеалы, а за вышки? В любом случае выходит, что с зависшего над арабской мирной хатой спутника лучше не следить — всех не выследишь,— а транслировать голливудское кино нон-стоп, политически полезную совокупность лжи.
В прокате с 20 ноября