с Андреем Колесниковым
Лариса Ильченко, новая гордость российского спорта, вышла из открытой воды и первые несколько метров не шла, а как будто еще плыла — толкаясь и раздвигая воздух руками. В "Боско-клуб" она пришла уже как все мы, пешеходы.
Эта девушка не потерялась бы не только на открытой воде. Она была бы хорошо заметна на дискотеке в клубе "Парижская жизнь". Ей предстоит, судя по всему, длинная жизнь в искусстве спорта. Жизнь на десять километров уж точно. А может, и на двадцать. Про каждый ее заплыв можно снимать остросюжетный документальный фильм — но не на тему спортивной борьбы, а о том, как выжить в бушующем мире, вернее, море. Этот фильм могли бы снять документалисты BBC или телеканал Discovery. И снимут, я думаю. В этом фильме будет плавать не только она, а медузы, акулы и обломки кораблекрушения. Плавание в открытой воде — это самый приключенческий вид спорта.
— У вас так всегда и решается на последних пяти метрах? — спросил я.
— Чаще всего,— подтвердила Лариса.— Так было спланировано у нас.
— А что, это можно спланировать?
— Ну, можно попробовать,— кивнула она.— Хотя, конечно, трудно. Каждый раз разные спортсменки, разные скорости. В этот раз девчонок из Англии было две, из Бразилии — две. В результате у меня, как обычно, стандартный набор: выбитая рука, удар пяткой в глаз...
— Что-то еще?
— Напиток был засунут под купальник, казалось надежно, а потом смотрю — нет его! Вытащили! Выковыряли!
— Так тискали вас, а вы и не заметили?
— Ну да... Хорошо, что тренер ходил по каждому кругу, и когда мне надо было подкормиться, подошел со стаканом в руке. Я уже взяла, так китаянка — хлобысть по руке.
— А в ответ?
— А что в ответ?
— А в ответ — тишина?
— Китаянка,— развела руками Лариса,— не в моей весовой категории. Большая китайская девушка.
— Но нельзя же, наверное, такие вещи без "обратки" оставлять?
— Я тоже так сначала думала. Но потом увидела ее и поняла: я попала. Эта китаянка — очень жестокая реальность.
— Вы плыли в гребном канале. Вам, видимо, повезло, медуз, о которых все рассказывают, нет, вода спокойная, как в бассейне, где вы и тренируетесь. Вам, можно сказать, все условия создали.
— Наоборот, для меня, чем хуже, тем лучше! — воскликнула она.
— Чем вам страшнее, тем вы быстрее, наверное, плывете?
— Видимо, да.
— Бывает страшно на открытой воде? Просто по-настоящему страшно, и больше ничего?
— В Китае,— сообщила она,— есть очень странные медузы. От их ожогов остаются шрамы. Я, правда, этих медуз не видела.
— Все равно, наверное, китаянки страшнее.
— Но не страшнее англичанок же! — засмеялась Лариса.
— Как же вы между ними проскочили? Вы же одна. Вы были обречены.
— А англичанки начали драться на финише между собой,— объяснила она.— Потом бразильянки тоже. Я и прошла.
— Когда вы плывете десять километров, о чем вы думаете?
— Я, когда плыла эту "десятку",— ответила Лариса,— пыталась отвлечься от всего и начать думать о чем-нибудь приятном. Я решила: если смогу думать о приятном, мне будет не так больно и обидно.
— И о чем вы подумали?
— Да ни о чем не успела подумать... Надо было все время смотреть по сторонам, уворачиваться от них...
— А вот мне все главные мысли о том, что я должен делать и как жить, в машине приходят, когда я еду куда-нибудь,— признался я.
— Я обязательно подумаю об этом на следующей тренировке,— пообещала она.— Подумаю, где эта мысль: как надо жить?
— Вы сказали, что хотели подумать о чем-то приятном. А вообще, какая мысль в такой ситуации может быть приятной? Только одна, наверное: что когда-нибудь все это закончится.
— На самом деле так и есть,— сразу согласилась она.
— Учите, как лягнуть соперницу? — спросил я тренера Владимира Белова, который сидел рядом с Ларисой и до сих пор только многозначительно улыбался.
— Учим, как увернуться,— поправил он меня.
— А мне кажется, обязательно надо учить лягаться,— честно сказал я.— Без этого, наверное, невозможно выиграть — если только уворачиваться, плыть будешь одними зигзагами. Я думаю, что вы и учите, только из деликатности не говорите об этом.
— Мы учим, как дойти до финиша первым,— усмехнулся он. — Для нас это главное. Хитростей очень много, конечно. Некоторые приходят из плавания в бассейне к нам и думают, что они тут всех сразу уделают. Вот так пришел один знаменитый австралиец, Хаккет. Даже своего личного оператора на финиш привез, чтобы тот запечатлел для истории мирового спорта его очередную победу. Ну и убрали его сразу.
— А кто?
— А неизвестно кто. Сто человек стартуют. Главное — не попасть в середину. Там — безнадежно. Оттуда не выбраться человеку. Он попал в середину.
— А помните, Панкратов сегодня сказал,— оживилась Лариса.— Вот, говорит, на том бую, где десять человек поворачивали, один вроде утонул...
Тренер засмеялся:
— И Хаккет тоже попал в буй. А это не дорожка в бассейне. Он начал всех расшвыривать, уже не понимал человек, что делает, только злился, сразу получил желтую карточку, а остановиться уже не мог, потом получил красную...
— То есть он перестал плыть, а начал бить людей.
— Точно!
— Так у вас еще нельзя так просто драться, а надо, чтобы судьи ничего не заметили?
— Надо стараться,— подтвердил тренер.— А Хаккет даже после красной карточки не остановился. Уже вообще ни на что не обращал внимания.
— "Поплыл" то есть. Но доплыл все-таки?
— Да, как-то добрался до финиша все же. На самом деле главное — это экономичность хода,— продолжил тренер,— а взрыв нужен в конце. И надо попасть в пенное корытце...
— Куда-куда?
— В пенное корытце,— терпеливо повторил тренер,— которое образуется за пловцом, идущим впереди. Надо идти в его створе, а не сбоку...
— Вы так шли, Лариса?
— Конечно,— подтвердила она.— Пристроилась за англичанками. За толстенькими англичанками пенной воды много тащится. А бразильянки шли сбоку. А сбоку нельзя. Бессмысленно. Устаешь гораздо больше, чем просто впереди идешь.
— Вы же из Волгограда? На Волге тренируетесь, наверное, тоже?
— Нет, что вы! Она же судоходная. Столько катеров... Нет,— покачала головой Лариса.
— Теперь в вашу честь Волгу, наверное, перекрывать будут на время тренировок.
— Я в Волге не хочу плавать! — испугалась Лариса.— Зря вы это сказали. Тренер теперь это может запомнить...
Она покосилась на тренера. Он, кажется, уже запомнил.
— Нас недавно снимали для какой-то олимпийской программы,— вспомнила Лариса.— И сказали, что обязательно надо поплавать в Волге. Вывезли нас на середину реки на катере, долго возили и поняли, наконец, что лучшее место, где нас можно выбросить, напротив центральной набережной. А там пароходы, катера, гидромотоциклы... Мы прыгнули — ох! Температура воздуха была плюс 32, а температура воды на середине реки — плюс 15. Поплыли по течению, они за нами на катере... Плыли-плыли, и вдруг они кричат: "Ой, мы сейчас на мель сядем, разворачивайтесь и плывите обратно, а мы будем снимать, как вы сражаетесь с волнами и течением!" Я плыву, плыву — а морвокзал как стоял на месте, так и стоит. То есть я вообще ни на метр продвинуться не могу. Потом катер куда-то поплыл, может, у них пленка кончилась, не знаю. Я вижу — вообще одна осталась. У меня даже паника началась, страшно стало. Я так усиленно никогда не тренировалась.
— Девочки после этого даже заболели. Но вообще-то у нас в Волгограде отличные условия,— посчитал своим долгом сообщить тренер.— Две дорожки в бассейне, на которые никто не посягает.
Лариса в это время с наслаждением доедала дыню, сочившуюся тяжелым соком из-под ее пальцев.
— Вот такую дыню бы взять с собой на 10 км, да? — спросил я ее.
— Я бы,— немедленно ответила она,— с удовольствием засунула в купальник дыню, в купальник, который обмазан вазелином...
— А он обмазан?
— Ну да,— смутилась Лариса,— это наши такие маленькие хитрости.
— А еще какие есть?
— У всех свои. Мы, русские, придумали, как всегда, что-то собственное.
— И что это?
— Ну, куда напиток заливать. Есть ведь разные способы...
— И у вас...
— Презерватив.
— Презерватив?
— Презерватив.
— А почему? — осторожно спросил я.
— Как почему? Он не трется, ничего... Очень сложно придумать мягкий контейнер, который можно засунуть под купальник. И то у меня его выдрали, я же рассказывала.
— А презерватив тоже русский? — поинтересовался я.— Особой прочности?
— Нет,— вступил в этот мужской разговор тренер.— Презерватив — китайский.
— А где взяли? — живо поинтересовался я.
— А лежал в номере,— признался тренер.
— Интересная у вас гостиница,— сказал я.— Вот у нас в гостинице ничего такого нет.
— Просто наша получше, видимо, будет,— сказал он.— На одну звезду.
— Постойте,— но в презервативе может оказаться какая-нибудь запрещенная антидопинговым комитетом смазка, например...
— Да нет,— успокоила меня Лариса.— Мы же его моем. Я вчера свой очень хорошо выстирала.
У меня больше вопросов на эту тему не было. Но она уже сама добавила:
— Между прочим, уже многие другие спортсмены начали презервативы использовать. Подглядели, что русские придумали, и взяли сразу на вооружение. Действительно же хорошая вещь. Не трется.
Я представил себе эту картину: десятки спортсменов, плывущих в открытой воде с наполненными нетрущимися презервативами... Неужели и правда не трутся? Придется поверить на слово.
Лариса сказала тренеру, что у нее что-то болит голова. Конечно, эти удары пяткой в глаз не проходят бесследно. Ей принесли таблетку от головной боли, она какое-то время думала, пить или не пить, видимо, не привыкла к таблеткам. Само проходит обычно. Но потом тренер кивнул, и она выпила.
— Я вижу, никаких следов этой ужасной борьбы на лице, слава богу, нет,— сказал я.
— Да, хотя обычно лицо страдает,— согласилась Лариса.— И сейчас пострадало.
— А, понятно, вы же из гостиницы к нам... Мы не должны ничего увидеть...
— Нет, я не красилась! — возмутилась она.— Просто тут солнце очень яркое, и вы синяков под моими глазами не видите!
На самом деле я их просто не желал замечать.
— А у вас не бывает желания выйти после финиша на берег и поговорить с какой-нибудь особо активной?
— Нет! — закричала она.— Это не в мою пользу решение будет почти наверняка!
— Есть, между прочим, один человек, который вам сильно завидует.
— Кто такой? — посерьезнела Лариса.
— Майкл Фелпс. У него такой медали нет.
— Между прочим, ко мне один американский тренер после финиша подошел и сказал: "А мы вашу Ларису выше нашего Фелпса ставим".
— Значит, что-то у него там нечисто с его победами,— засмеялась Лариса.
— А я думаю, может, потому, что они понимают: похоже, это самый трудовой вид спорта на Олимпиаде,— сказал я.
— Марафон еще,— задумчиво произнесла Лариса.
— Но там нет таких сражений, не лягаются так...
— Мне кажется, этот спорт должен развиваться в России,— сказал тренер.— На высшем уровне все хорошо у нас, а в стране спорт не развит. Хотя русским же свойственно так плавать. От деревни до деревни плавали.
— Да еще с Чапая пошло! — напомнил я.— Это вообще русский спорт: что-то от кулачного боя. Лариса, а вы еще чего-нибудь от жизни теперь, когда у вас есть олимпийское золото, хотите?
— Да,— торжественно сказала она.— У меня восемь титулов чемпионки мира (ей нет еще и двадцати лет.— А. К.). Но нет титула чемпионки Европы.
— А оно вам надо?
— Да. Подождите, еще мечты мои не закончились! Есть золотая миля в Сан-Франциско...
— Да, там такой огромный корабль из людей плывет к берегу... — с восторгом сказал тренер.
Он, конечно, тоже об этой миле думает.
Но на самом деле сейчас он думал о другом:
— Покажи хоть медаль,— застенчиво попросил он Ларису.
— Ой, конечно! А то вы где-то все время далеко были. А у меня то допинг-контроль на канале, то пресс-конференция... В Олимпийской деревне еще один допинг-контроль...
— Раздевали догола ее,— с осуждением сказал тренер.— Да, хороша...
— Правда? — переспросила она.
— Очень красивая медаль, говорю,— кивнул он.
— Скажите мне,— спросил я ее напоследок,— а можно возненавидеть эту воду, если столько плавать в ней?
— Сколько столько?
— Ну, сколько надо проплыть, чтобы возненавидеть?
— Мне и "десятки" хватает.