Довольно политики — даешь экономику!
В России случилось так, что проблема разгосударствления экономики, приватизации государственной собственности, то есть проблема par exellence экономическая и юридическая, получила статус проблемы политической. Соответственно и решается она с куда большей оглядкой на политические соображения, чем это допускает насущность экономических проблем страны. Вопрос о том, хорошо ли, что дела сложились именно так, мы опускаем как академический; разве что для обсуждения этого вопроса в грядущих десятилетиях мы чуть дальше покажем, что, может, это и не очень хорошо, но иначе они едва ли могли сложиться. Однако теперь, по крайнему нашему разумению, приближается момент, когда ситуацию в этой сфере надо будет ломать. Можно назвать даже число, после которого политические реверансы в приватизации будет необходимо разом отбросить — 30 июня 1994 года.
До этого дня пусть все идет, как шло. В прошлом номере Ъ мы, комментируя проект новой Государственной программы приватизации, уже согласились с безальтернативностью действующей стратегии приватизации на текущий момент, до исполнения данных публике обещаний. А ведь щедро розданные обещания — это и есть политический аспект проблемы.
В чем сказались политические соображения в приватизации? Коротко говоря, в двух весьма существенных вещах. В народной, то есть ваучерной приватизации — и в немыслимых льготах коллективам приватизируемых предприятий. Ваучерам, как известно, жить осталось недолго. Чрезмерные льготы каким бы то ни было категориям потенциальных собственников должны, на наш взгляд, умереть вместе с приватизационными чеками.
Напомним в двух словах, о каких льготах мы ведем речь. Работники предприятий (и приравниваемые к ним лица) получают два вида льгот. Во-первых, это бесплатные и льготные акции (во втором, наиболее популярном на практике варианте льгот это 51% акций по фиксированной цене 1,7 номинала плюс еще бесплатно 5% акций — так называемый фонд акционирования работников предприятия). Во-вторых, разрешение создавать из прибыли предприятия (а ведь прибыль государственного предприятия по определению принадлежит государству) так называемый приватизационный фонд — это, подчеркнем, двойной подарок: сначала на величину этого фонда уменьшается оценка выкупаемого у государства имущества — а потом этими же дареными деньгами разрешается платить за акции.
Как видим, подарки достаточно увесистые. Свою роль они, безусловно, сыграли: нам не известны случаи серьезных протестов коллектива предприятия против его приватизации. Не исключено, что того же результата можно было добиться и поэкономнее, но это опять же вопрос академический. Важен вывод, а он однозначен — роль этих льгот сыграна.
Но главную льготу мы еще не назвали; главная льгота — это фантастически низкая оценка приватизируемого имущества. Скорее правилом, нежели исключением, являются случаи, когда оценка стоимости имущественного комплекса завода сопоставима не только с квартальным объемом выпускаемой им продукции, но и с его квартальным фондом заработной платы. Да вот, далеко не ходить: уставный капитал "Юганскнефтегаза", о чем мы уже упоминали, оценен примерно в 10 млрд рублей — по нынешним ценам это примерно четверть миллиона тонн нефти, то есть 1/140 его годовой добычи. "Дешевле грибов" — как говаривал Чехов, поскольку в его время грибы еще были дешевы. Важно отметить, что эта льгота распространяется не только на работников предприятий, но и на всех вообще покупателей приватизируемого имущества. То есть она, как и большинство льгот в нашей стране, активнее потребляется наиболее обеспеченными слоями населения. Но дело не в этом, а в том, что и эта льгота отыграла свою роль.
Не будем строить из себя опереточных дурней и притворяться, что не понимаем скрытого смысла перечисленных льгот. Бесспорно, стремления восстановить историческую справедливость и вернуть народу хоть часть добра, у этого народа отнятого, имели место. Но осуществиться этим стремлениям позволило соображение куда более прозаическое: в стране попросту не было денег. Поэтому приватизацию, необходимость которой была более чем очевидна, нужно было проводить либо бесплатно — либо никак. Отсюда и ваучеры, и заниженные оценки имущества, и tutti frutti.
Конечно, если бы не либерализация цен предшествовала приватизации, а наоборот, то было бы совсем иное дело. Тогда — до 1992 года — только на сберкнижках лежало около 400 млрд рублей; деньги по тем временам очень даже неплохие, их хватило бы на нормальную, а не бесплатную приватизацию если не всего госимущества, то хотя бы наиболее насущных в этом смысле его частей: торговли, сервиса, легкой и пищевой промышленности и т. п. (эксперты Ъ, как может проверить любой владелец подшивки, еще в мае 1990 года настоятельно рекомендовали именно такой подход). Но вышло иначе: грянула так называемая шоковая терапия, за считанные месяцы обратившая в пыль и сбережения населения, и сбережения предприятий (оборотные средства, амортизационные фонды, фонды развития производства) — и с этого момента приватизация, еще не начавшись, уже была обречена на практическую бесплатность.
Эта же терапия до крайности обострила и политическую необходимость бесплатной приватизации: стремительно нищающему населению надо было хоть что-то даже не пообещать — никто уже голым обещаниям не верил — а сунуть в руки, причем обязательно с печатью и большим количеством нулей. Вот и явились приватизационные чеки (хоть что-то реальное в руках), за которые посулили раздать частицы национального богатства.
Ну так вот: к середине будущего года, когда кончится срок действия ваучера, и политическое лицо, и экономическая изнанка этих соображений будут в равной степени исчерпаны. Ваучеры будут собраны в закрома Родины; если кому-то не покажется достаточной доля национального богатства, которую он в итоге за свой ваучер получил, так ему же ясно говорили, что все это лотерея. На то, что лотерейный билет не выиграл, жаловаться как-то не принято. С точки зрения экономики в целом тоже все будет в порядке. Приватизационный процесс зайдет достаточно далеко: малая приватизация будет практически закончена, большая (по нашим оценкам) пройдет не менее чем на двух третях предназначенных к ней предприятий. Вот и хватит.
К перемене курса нужно готовиться
К этому моменту желательно подчистить хвосты. Ваучерная приватизация должна быть окончена мирно, для чего следует выполнить многократно повторенные обещания и до самого конца срока действия чеков не снижать темпы чековых аукционов. И, конечно, обещанные нефтяные акции должны быть проданы.
С приватизацией так называемых малых сфер (торговля, сервис, общепит и пр.) тоже хорошо бы управиться — может быть, за исключением узкого круга наиболее престижных объектов типа центральных московских гостиниц.
Следует прикрыть наиболее вопиющие дыры в законодательстве. Для начала — хотя бы принять законы об акционерных обществах и о трасте, проекты которых чуть ли не год провалялись еще в Верховном Совете. Необходимое юридическое обеспечение приватизации и постприватизационного периода — огромная тема, в которую мы сейчас не будем вдаваться. Укажем только, что и здесь уже можно избавиться от популистских перехлестов. То, что держатель единственной акции должен быть приглашен на собрание акционеров — это по крайней мере невинная глупость. А вот то, что ему предоставляется право знакомиться с самой разнообразной информацией, включая и реестр акционеров — это уже глупость, чреватая разнообразными неприятностями. Подобные права, по-видимому, должны начинаться с пакета не менее чем в полпроцента.
Следует радикальным образом решить проблему с земельными участками под приватизированными предприятиями. Предполагаемая уже принятыми документами возня с выкупом этих участков никому, на наш взгляд, не нужна: доходы, которые государство от нее получит, немногим превысят расходы на зарплату чиновников, которым придется все это оформлять. Нам кажется, стоило бы объявить о том, что земельный участок становится собственностью предприятия, как только доля государственной собственности в нем становится меньше 50%. Более того, все участки в промзонах нужно передавать безвозмездно; остальные можно передать с оформлением беспроцентного кредита, обязав предприятие впредь до погашения этого кредита платить за землю арендную плату.
(Несколько отклоняясь от темы, отметим необходимость радикального решения проблемы собственности на землю и под приватизированным жильем. Пока она не решена, называть российского горожанина собственником населяемой им квартиры — безжалостная издевка.)
Понятно, что с присоединением земельных участков имущественный комплекс предприятий приятнейшим образом округлится и они станут действительно кредитоспособными, как им и обещали, уламывая на приватизацию — им, по крайней мере формально, будет что заложить.
Еще одно важное для перехода к новой стратегии приватизации мероприятие содержит проект новой Госпрограммы приватизации: большинство неприватизированных предприятий будут реорганизованы в акционерные общества со 100-процентным (пока) государственным участием. Это совершенно правильное решение, создающее не только юридическую, но и психологическую базу для дальнейших событий.
Так вот, завершив все эти "доделки" и можно будет приступить к резкой смене стратегии приватизационного процесса. Резкой — потому, что еще об одном сериале обрубания щенку хвоста по частям нам и думать противно.
In God we trust — all others pay cash
Почему представляется необходимой смена курса? Да потому, что ни одной проблемы, которую приватизация должна решать (кроме проблемы быстрого разгосударствления), нынешняя стратегия в должной степени не решает. Прежде всего это относится к главной проблеме — повышению эффективности экономики. Да, ваучерная приватизация создает достаточно широкий слой микрособственников, но до привлечения эффективно управляющего своим предприятием нормального собственника ей далеко, как до небес.
Эксперты Ъ, будучи, как хорошо известно читателю, стойкими сторонниками приватизации a la Чубайс, не раз бывали вынуждены парировать нападки ее противников, как раз и утверждавших, что настоящему собственнику она хода не дает. Мы же указывали, что действующий порядок оставляет вполне достаточные просторы для активного маневра, что даже в рамках второго варианта акционирования, когда 51% акций оказывается "у коллектива", возможно проведение серии точных ходов, обеспечивающих контрольный пакет реальному собственнику. И это действительно так. Но может быть — хватит испытывать будущего хозяина на изворотливость? Может быть, хватит заставлять его тратить время и силы на участие в не им изобретенной и не нужной ни ему, ни экономике страны игре?
Нам кажется, хватит. Реальный собственник должен получить возможность прямо конституироваться в таком своем качестве. А реальный собственник — это собственник с деньгами. Поэтому — три нововведения.
Во-первых, резкое сокращение льгот коллективам приватизируемых предприятий. Мы бы рекомендовали бесплатно раздавать работникам и приравниваемым к ним лицам от 5 до 15% акций (в зависимости от отрасли) и этим ограничиваться. Нетрудно представить себе, какую бурю возражений встретит это новшество. Но в форму массовых волнений эта буря, надо полагать, не отольется, так как массовая приватизация, как мы уже отметили, к июлю будущего года будет близка к завершению, а на уровне словесном она может быть встречена достаточно убедительными аргументами.
Прежде всего — а кто вам (оскорбленным коллективам) мешал получить льготы в их прежнем виде? Знаменитый указ #721 от 1 июля 1992 года не только вам это разрешал, он вас к этому обязывал, да еще и назначал жесточайшие сроки. Не послушались? не успели — не сумели — задержали чиновники — и прочее? Вот и пеняйте на себя. Чиновников при желании вполне можно было "продавить", чему есть масса примеров.
А потом — ну кто же, кроме отдельных малолеток, верит, что льготы действительно шли коллективам? Это на бумаге 51% акций принадлежал "коллективу", а на деле — в девяти случаях из десяти — львиная их доля принадлежала некоторой тесной группе лиц, как правило — во главе с директором. Отказ от так употребляемых льгот изменит только одно: новый хозяин (хоть и тот же директор) проявится открыто. Неужели это так уж плохо?
Во-вторых, ликвидация основной из названных нами выше льгот — сверхдешевизны приватизируемого имущества. Непристойно низкая начальная оценка этого имущества, как показывает практика, не столько открывает доступ к нему для рядового труженика (а это, вероятно, в какой-то степени имелось в виду), сколько делает его привлекательнейшим объектом для краткосрочных спекуляций, то есть отнимает время и деньги у того реального собственника, к которому все равно так или иначе в конце концов попадает.
Конечно, в идеале следовало бы перейти к "штучному" методу оценки предприятий (например, с помощью аудиторских и брокерских фирм), но в нынешних российских условиях "об этом можно только мечтать". Да и мечтать не стоит: можно вообразить, какой простор открылся бы для злоупотреблений.
Поэтому должен быть введен способ оценки, столь же механический, как ныне действующий, но более приближенный к реальности: по последнему утвержденному балансу. И проверить просто — и на правду похоже. Если не бояться дать в руки чиновникам лишний рычаг, можно ввести поправочные коэффициенты: повышательные, например, для монополистов и заведомых экспортеров — и понижательные, для предприятий, близких к банкротству. Если не переусложнять такую систему поправок, получаемые оценки стоимости предприятий все-таки будут без особого труда поддаваться проверке.
И коллективам будет психологически легче "в новом масштабе цен": при такой оценке 5-15% покажутся куда более завидным приобретением, чем нынешние 51%. И уважаемый мэр Москвы будет доволен: госсобственность будет продаваться уже за очень многозначные суммы.
В-третьих же, поскольку очень многозначные суммы находятся в распоряжении весьма немногих как юридических, так и физических лиц, следует отменить какие бы то ни было ограничения на допуск к покупке приватизируемого имущества.
Мы здесь имеем в виду не иностранных покупателей. Их доступ к участию в приватизацию de facto и так открыт. Тут можно говорить разве что о создании для избалованных иностранцев более комфортных юридических условий, но это не относится к рассматриваемой нами теме.
Говоря об отмене ограничений, мы имеем в виду статью 9 Закона РФ "О приватизации", запрещающую покупать приватизируемое имущество юридическим лицам, более чем на 25% принадлежащим государству. Против кого сегодня направлен этот запрет? Против не- и недоприватизированных предприятий? Но у них денег все равно нет. А если у кого-то из них случайно и есть деньги, и он что-нибудь купит — какая разница? Ему не завтра, так послезавтра тоже приватизироваться вместе с покупкой.
Реально запрет мешает только коммерческим банкам с заметной госдолей. А ведь банк для приватизируемого предприятия — чуть ли не идеальный покупатель: при деньгах, в оперативное управление лезть не будет, но финансовый порядок наведет, в случае необходимости сумеет сколотить деньжат и на инвестиционный проект. Ну так и пустим их в приватизацию!
Если же госдоля в их уставном фонде вызывает какие-то неприятные ассоциации, то дело легко поправить: прикажем им либо выкупить государственную долю — либо открыться.
В-четвертых, надо четко объявить о том, куда направляются средства, получаемые от продажи приватизируемого имущества. До сих пор этот вопрос не был актуален, поскольку поступления от приватизации измерялись — и, судя по проекту новой программы приватизации, — будут измеряться в десятках миллиардов рублей (для сравнения напомним: дефицит государственного бюджета России измеряется в триллионах рублей, а доходы от приватизации в Англии — в миллиардах фунтов стерлингов; а ведь там масштабы приватизации быль чуть ли не на два порядка меньше). С изменением системы оценок имущества вопрос становится принципиальным.
По нашему мнению, целесообразна следующая простая модель. Вырученные средства за вычетом орграсходов делятся пополам. Половина возвращается в свежеиспеченное акционерное общество, которое, однако, не будет иметь права израсходовать эти средства на потребление. Вторая половина идет на финансирование государственных инвестиционных программ. Тем более что больше на них, похоже, взять неоткуда. Таким образом, приватизационные получения полностью идут на преодоление инвестиционного кризиса в стране.
В-пятых, существенно изменяется порядок продажи акций приватизируемых предприятий. "Гнать волну" уже, как мы попытались обосновать выше, нет никакого резона. Поэтому может быть рекомендована система "продажи по объявлению".
Государство — то есть ГКИ или фонд имущества — объявляет, что готово продать такой-то пакет акций (50% плюс одна, 75% плюс одна или какой-либо другой) такого-то предприятия по номиналу при условии, что покупатель осуществит такую-то инвестиционную программу. Особо отметим, что нынешняя практика, когда инвестиционные программы готовят сами предприятия, не контролируемые никем, кроме чиновников из местного комитета имущества, едва ли разумна. Не могут же эти чиновники быть экспертами во всех отраслях промышленности! Вот сейчас в очередной раз проводится кампания по окончательному разгону отраслевых отделов Минэкономики (девичья фамилия — Госплан). Так, может быть, погодить с этим богоугодным делом? Пусть бы специалисты этих отделов и занялись — совместно с ГКИ — экспертизой инвестпрограмм с точки зрения собственника. Право, было бы лучше.
Если на объявление откликается более одного инвестора, проводится конкурс. Если за три месяца (для крупнейших проектов срок можно увеличить) желающих не сыщется, то делается новое объявление: с такого-то числа акции этого АО будут продаваться по номиналу, подавайте заявки. Если желающих наберется больше, чем акций, проводится аукцион. В противном случае никаких новых шагов не предпринимается: продажная цена акций будет автоматически снижаться под действием инфляции, пока их кто-нибудь наконец не купит. Ну а не купят — значит, никому они и не нужны. Ликвидация-с.
Разумеется, все предложенные нами меры описаны здесь лишь в самом общем виде, но мы ведь и говорим о стратегии.