рассказывает Анна Матвеева
Ретроспектива Николая Суетина — авангардиста, супрематиста, ученика и сподвижника Малевича — большая и важная выставка. Есть в ней и сдержанный оттенок музейного хвастовства. Все правильно — если чем и хвастаться, то именно этим, ведь оригинальных, всемирно известных и дорогих брендов у русского искусства всего два — иконопись и авангард. Из авангардистов Суетин был одним из самых ярых и убежденных. Его картины, рисунки, архитектоны, а также чашки, чайники и знаменитый супрематический гроб, в котором похоронили Малевича,— золотой фонд и всего отечественного искусства, и коллекции Русского музея, и тем более частных собраний, откуда на выставку пришло немало работ. Это то, что по идее надо было впитать с молоком матери, знать с детства и опознавать так же безошибочно, как "Трех богатырей" или "Лебединое озеро". До сих пор массовый российский зритель считает авангард не классикой и национальным достоянием, а чем-то сомнительным и непонятным, и это свидетельство позорной отсталости и замшелости системы образования.
Ничего непонятного тут нет. Более того, в русском искусстве вообще сложно найти что-то более захватывающее и увлекательное, чем творчество авангардистов. В чем и стоит убедиться на выставке Суетина. Авангард можно читать как гибрид саги с детективом, таким высоким пафосом была наполнена жизнь его творцов и в такие невероятные авантюры — от чисто художественных до политических — они пускались. Но даже на фоне других титанов авангарда творчество Суетина поражает невероятным охватом и всеядностью, за которыми стоит общее для его соратников стремление перевернуть и перелопатить весь белый свет, сжечь старый мир на костре мировой революции и построить новый, неслыханный, в котором жизнь будет искусством, искусство — самой жизнью, а его законы станут законами природы и общества. Именно эта небывалая мечта — избавить искусство от роли украшения буржуазных гостиных и дать ему править миром — влекла художников в революцию, заставляла сотрудничать с новой властью и творить сущие безумства, которые впоследствии стали хитами истории искусства ХХ века. Суетин был в этом смысле образцовым мечтателем — помимо писания картин он исступленно занимался художественным оформлением нового быта. Он видел себя создателем нового, революционного дизайна, который должен был охватывать все сферы жизни "новых людей" — освобожденных пролетариев. Он создавал архитектуру и интерьеры, оформлял гигантские выставочные павильоны СССР в Париже и Нью-Йорке, обложки для книг, придумывал узоры для обоев, цветовые решения для новых, коммунистических городов, а его фарфор — супрематические чайники и чашки — один из самых расхожих символов супрематизма вообще. Если бы утопия авангардистов реализовалась хотя бы в малейшей степени, мы бы сейчас пили чай из его "половинчатых" чашек и ставили цветы в вазы-суетоны, при рождении нас заворачивали бы в пеленки с супрематическим узором, а хоронили бы в гробах-архитектонах.
Николай Суетин родился в самом конце XIX века под Калугой. Мальчиком его отдали в Кадетский корпус, и он, хотя и увлекался рисованием, собирался стать военным. Началась первая мировая, Суетина мобилизовали, он с восторгом пошел навстречу военной карьере, но в 1915 году его отправили служить в Витебск, где он и встретил революцию. Для человека, хотя бы чуть-чуть интересовавшегося искусством, быть в конце 1910-х в Витебске означало попасть в самое пекло нового искусства. Там развернул УНОВИС Казимир Малевич, там создал Народную художественную школу Марк Шагал. Суетин поступил в нее в 1918 году, и белый офицер превратился в солдата авангарда. В 1922 году он переехал вслед за Малевичем в Петроград и стал работать художником по фарфору на Государственном (бывшем Императорском) фарфоровом заводе. По сей день лучшие образцы суетинского супрематического фарфора находятся в коллекции ЛФЗ. Параллельно он строил знаменитый ГИНХУК, вместе с Малевичем разрабатывал архитектоны — воплощенные в архитектурных моделях супрематические игры с пространством. Вообще, Суетин был первым и главным учеником Малевича и самым преданным его последователем. Когда Малевич умер, Суетин разработал сценарий похорон учителя и соорудил ему супрематический гроб — прямой наследник архитектонов. В этом авангардном черно-бело-зеленом гробу со знаменитым "Черным квадратом" в изголовье вместо иконы тело Малевича было выставлено на гражданской панихиде. Суетин сделал и памятник на могиле учителя — авангардный куб, точнее, "Черный квадрат", наделенный объемом и многократно увеличенный.
Картины Суетина — это, как и весь авангард, не столько самостоятельная живопись, сколько наглядные пособия по эстетике и теории искусства, философии, идеологии и "всеобщей теории всего" авангардистов. В дневнике Суетин пишет: "Супрематизм — отвлеченность. Он есть небывалое и колоссальное в мысли, но вышедшее из эпохи. В нем нет земли и хочется человеческого". В супрематизме и вообще в авангарде действительно "нет земли", это чистой воды философия, разве что выраженная образами на холсте, а не словами на бумаге. Поэтому Суетин продолжает: "Я хочу мощи человеческой у живописца. Хочу ощутить импульс своего человеческого мяса. Хочу быть на земле и с мощью ея". Отсюда его картины — отвлекаясь от беспредметности, Суетин, как и Малевич, пишет крестьян, стога, дали и ту самую землю, которой ему не хватало в беспредметных геометрических абстракциях супрематизма.
Выставка Суетина, как и любая выставка русского авангарда, памятник великой утопии, единственной в истории искусства попытке вырваться из искусства к живой жизни. Утопия осталась утопией, а сама попытка ныне успешно приватизирована буржуазией, с миром которой хотели покончить авангардисты. Авангард вообще и Суетин в частности не слезают с аукционных топов. Впрочем, есть и бюджетные варианты — реплики супрематических чашек Суетина продаются в магазинах Русского музея и Эрмитажа рублей по 700 и раскупаются крайне вяло.
Санкт-Петербург, Русский музей, корпус Бенуа, с 7 августа до 13 октября