Маша и Ваня измучились, конечно, празднуя Новый год. Это началось еще в старом году. Они вставали уже до неприличия поздно, не раньше полудня. Они демонстративно страдали от безделья. И они ждали только одного: когда к ним придет Дед Мороз.
Новый год мы встречали в гостях, и Маша там сразу спросила одну нашу знакомую:
— А вы о чем попросили Деда Мороза в письме?
— Ни о чем,— вздохнула та.
Я надеюсь, в этот момент она пожалела, что не сделала этого.
— Ну что же вы! — искренне расстроилась и Маша.
А уже почти прямо перед тем, как Дед Мороз должен был войти в наш дом, Маша сказала:
— Интересно, а какой он принесет мне фотоаппарат?
Машина мама сильно встревожилась:
— Какой фотоаппарат? Разве ты просила у него фотоаппарат? Не было в письме никакого фотоаппарата! Мы же вместе это письмо писали! Не было!
— Мама,— сказала Маша,— я же потом еще одно письмо написала. Уже без тебя. И там был фотоаппарат.
— А как ты его отправила? — растерянно спросила Алена.
— А я соседей попросила,— рассказала Маша.
Я подумал, что мы до обидного редко видимся с соседями. А это ведь хорошие люди.
— А еще что-то было в этом письме? — с подозрением переспросила Алена.
— А больше ничего не было. Только еще пианино.
— Какое пианино?! — простонала Алена.— Зачем тебе пианино?!
— Я могу отказаться от пианино,— сказала Маша,— хотя оно мне нужно. Но от фотоаппарата не могу. Но главное — это, конечно, кимоно бой.
Она так и писала в письме — "кимоно бой". Я не знаю, может, это так и называется. Есть же, в конце концов, кимоно для девочек, а есть кимоно для боя.
Они с Ваней занимаются ушу уже полгода, и это чувствуется. Это даже бывает больно. Ваня вообще большую часть жизни находится в состоянии боя, даже когда спит.
И вот Алена говорит Маше:
— Давай договоримся так. Дед Мороз приносит тебе что-нибудь одно. Либо кимоно, либо фотоаппарат.
— Почему что-нибудь одно? — обескураженно спрашивает Маша.
Она совершенно убеждена в существовании Деда Мороза. У нее и правда до сих пор не было никакого повода сомневаться в этом. Да, есть на первый взгляд странность в том, что Дедов Морозов очень много встречается в предновогодние дни на улицах нашего города. Некоторые из них своим поведением могут подорвать веру в существование Деда Мороза. Но о чем это говорит? Маша сама рассказала мне:
— Дед Мороз один. Все остальные — переодетые обманщики.
— А один — какой именно? — спросил я.
— Который под нашу елку подарки приносит. А потом сам к нам приходит.
— А тот, который к вам в детский сад приходит?
— Нет, тот просто ненастоящий.
— То есть ты против него ничего не имеешь?
— Вообще ничего. Пусть приходит.
И теперь Маша спрашивала:
— Почему только один фотоаппарат или только одно кимоно? Он же должен был получить оба письма.
— И ты правда думаешь, что он принесет тебе пианино?
— Конечно.
— Настоящее?
— Да.
— И ты хочешь сказать, что 2 января ты заставишь Деда Мороза тащить это пианино на себе через весь город в такой холод? — спрашиваю я.
Маша думает, и я понимаю, что именно за эту мысль следует цепляться изо всех сил. При этом у меня такое ощущение, что я разговариваю с трехлетней девочкой. Более того, у меня такое ощущение, что я и сам трехлетний мальчик. И я уже сам верю в то, что я говорю.
Я представляю себе Деда Мороза, согнувшегося под тяжестью этого громадного пианино, которое он прет из самой Лапландии. Или это вообще концертный рояль? И он проклинает не только себя, согласившегося потакать этим безумным детским капризам, а и детей, которым надо с каждым годом все больше и больше этих бессмысленных вещей, и их родителей, которые выводят вместе с ними эти каракули в письмах, которые он потом не может толком разобрать. О! Каракули!
— У него же олени есть,— говорит Маша.
— Да, у него есть олени,— соглашаюсь я.— И они бы ему помогли, наверное, в самом деле. Но ты уверена, что он разобрал то, что ты написала? Вот как ты написала в последний раз "папе от Маши"? "Папи от Маше". А там было такое длинное, видимо, письмо. Да еще тайком от родителей. Тебе даже помочь-то было некому. Никто ошибки проверить не мог. Вот как ты написала слово "пианино"? Напиши прямо сейчас. И "фотоаппарат".
Маша бросается к фломастерам, приносит лист бумаги. Потом долго пишет. Я читаю: "фотапарат". В принципе понятно, о чем речь. И "пеанина". Тоже очевидно, в чем тут дело.
— Ты понимаешь? — спрашиваю я Алену.
Она молчит. Кажется, она понимает.
И тут уже я понимаю, что Маша сейчас заплачет. И что нельзя было так с ней. Что я слишком увлекся этим диспутом и что самый счастливый праздник на земле что-то слишком быстро и неотвратимо превращается в самую страшную трагедию.
И еще я понимаю, что до прихода Деда Мороза остается не больше получаса.
— Вообще-то если он получил это письмо,— бормочу я,— то должен был как-то среагировать.
— Конечно, должен! — кричит Маша.— Главное, чтобы фотоаппарат принес. А пианино можно и в следующий раз.
— Так,— говорю я,— если он уже выехал, то у нас проблема. Давайте попробуем отправить ему телеграмму-молнию насчет пианино. Что можно и в следующий раз.
— Может, не надо? А вдруг он уже выехал? — с надеждой говорит Маша.
— Маша, а что, если все олени заболели и ему придется тащить пианино? — вдруг спрашивает сестру Ваня.
Господи, я, кажется, еще никогда не был так благодарен этой недетской Ваниной рассудительности.
— Тогда пишем телеграмму-молнию,— решается Маша.
И мы пишем: "Не надо тащить пианино. Можно в следующий раз. Главное — приходи сам. Можешь опоздать на несколько минут".
И я успеваю. Я покупаю фотоаппарат и при этом еще долго выбираю его, начиная с самого простого и остановившись, конечно, на 10 мегапикселях с режимом видеосъемки.
Я возвращаюсь совершенно счастливый, потому что я успел. Я отдаю фотоаппарат Деду Морозу, который топчется у входа с таким недовольным видом, как будто и правда намерзся, пока мчал к нам из Лапландии.
Я вхожу в квартиру раньше него. Я понимаю, что не могу скрыть абсолютно самодовольное выражение лица. И мне не стыдно.
— Папа,— говорит Ваня,— а ты знаешь, что я в том письме тоже приписку сделал? Я фонарь попросил. Такой самый большой, который в руках трудно удержать. Чтобы в любую темень ходить светло было. Где Дед Мороз-то?