Иван Петрович встал и подошел к окну. Стул не заскрипел, поскольку Иван Петрович встал не со стула. А окно не было распахнуто, и на то имелись свои причины. Близился Новый год. Иван Петрович чувствовал себя одиноко. Пожалуй, так одиноко он не чувствовал себя никогда. Иван Петрович прогулялся мимо окна. Вид ему не нравился. "Скоро Новый год, — подумал Иван Петрович, — а никто не придет в гости. Никто не принесет подарков. И песни петь не будем. И чокнуться не с кем. Да и нечем".
Время тянулось нестерпимо долго. Иван Петрович начал придумывать, что бы он мог сделать, скажем, за полчаса. За полчаса Иван Петрович прочел бы статейку в журнале "Наука и жизнь" за 1967-й год — "Будущее в пластмассе". Вывел бы пятно с парусиновых брюк. Побрился, причесался и улыбнулся своему отражению в зеркале. Это к примеру.
А что бы Иван Петрович сделал за полдня? Он бы купался утром в море, потом побрился, надел чистое белье, белоснежный китель, позавтракал в своей гостинице, на террасе ресторана, выпил бы бутылку шампанского, кофе с шартрезом, не спеша выкурил сигару. Возвратясь в свой номер, он бы лег на диван и выстрелил себе в виски из двух револьверов.
Такой вариант не очень понравился Ивану Петровичу. И он начал мечтать дальше.
Пальмы, тщательно обученные дикарки в венках из магнолий, коктейли в скорлупе огромных кокосов... "Какое убожество", — подумал Иван Петрович — то ли про эту картинку из рекламной брошюры, то ли про свое нынешнее положение.
"Я пришел к Рождеству с пустым карманом", — пробормотал Иван Петрович и тут же вздрогнул, убоявшись собственной пошлости.
Что-то определенно надо было делать.
Иван Петрович встал. Иван Петрович сел. Иван Петрович встал. Иван Петрович шагнул к окну. Иван Петрович вернулся. Иван Петрович снова сел. Ивану Петровичу надоело пародировать Сорокина, и он остался сидеть.
За окном сгущалась мрачная темнота. До Нового года оставалось несколько часов. Занять их было практически нечем.
Иван Петрович принялся вспоминать "Евгения Онегина". За этим занятием Иван Петрович заснул. Ему снились: концерт Чарли Паркера, первое издание "Цветов зла" и чертежи Гонзаги. Также ему снились: Мэрилин Монро, Одри Хепберн, Анита Экберг, Софи Лорен, Клаудия Кардинале и Брижит Бардо. Никто моложе ему почему-то не снился.
Иван Петрович проснулся. Он по-прежнему был один. Темнело. Приближался Новый год.
Иван Петрович тихонько запел. Петь громче Иван Петрович стеснялся. Это было чревато последствиями. "'Чревато' — слово-то какое, червивое", — подумал Иван Петрович, посмотрел в темноту за окном и снова заснул.
Иван Петрович проснулся от грохота отпираемой двери. С отвратительным хохотом в камеру ввалились двое охранников, Мишаня и Колян. То ли они сильно располнели за последнее время, то ли местный кутюрье взял бессрочный отпуск, но серая форма смотрелась как будто с чужого плеча, скорее даже пуза.
— Ну что, вредитель, враг народа! Вынашиваешь коварные планы? — глумливо пророкотал Мишаня.
— Да ладно тебе, — вступился Колян, — видишь же, человек переживает, осознает свою вину, готов встать на путь исправления.
— Нету больше Корвалана, чтоб сменять на хулигана. А еще в очках. Чего мутил-то? Ты что, не хочешь, чтоб Россия была сильной и единой? Нет, ты скажи, не хочешь?
— Мишаня, перестань.
Иван Петрович устало посмотрел на охранников.
— А встать не желаешь? — угрожающе просипел Мишаня.
— Перестань. — Колян взял товарища за рукав.
Иван Петрович вздохнул.
— Иван Петрович, мы тут с Мишаней подумали.
— Что-нибудь придумали. — Мишаня не был настроен молчать.
— Так вот. Сегодня же Новый год. Уже совсем скоро. Выпьете с нами? Все-таки Новый год, а, Иван Петрович?
Иван Петрович развел руками.
— Мишаня, сходи-ка за тарой.
— А чо я?
— Ну сходи, тебе говорят.
Звеня ключами и мерзко похохатывая, Мишаня вышел из камеры.
— Иван Петрович, — Колян насупился, — вы же понимаете. Вы не обижайтесь, у нас работа такая. Мы же в курсе, мы прессу читаем и радио слушаем. Я что, думаете, не знаю, кто вы такой? Да я жене рассказал — так она автографии попросила. Но это даже неудобно как-то. Мы ж не звери. Мы ж со всем уважением.
Мишаня вернулся, неся бутылку и пластиковые стаканчики многоразового использования.
— Закуски нет, вы уж не обессудьте. Но водка хорошая. Непаленая. Проверяли.
Забулькало.
— Ну, с Новым годом, Иван Петрович!
— С Новым годом, вредитель.
Иван Петрович привычно чокнулся и выпил залпом. Водка мгновенно оказалась где-то внизу живота. Иван Петрович откинулся к стене и потеплевшим взглядом окинул своих тюремщиков. Милые, в общем-то, парни. Не тем, конечно, заняты. Могли бы работать, создавать продукт, повышать ВВП. Но ведь и карательные органы нужны стране. Любое государство есть организованное насилие. Без них никак. А эти вроде даже начитанные юноши. И как же мило с их стороны — прийти вот так поздравить одинокого старика в таком положении с Новым годом. Это ведь подлинное. Корневое. Это горизонтальные социальные связи, необходимые для кристаллизации гражданского общества.
Иван Петрович улыбнулся. Иван Петрович снова посмотрел в темное окно. Темнота уже не казалась мрачной, скорее таинственной. Но какой-то приятно таинственной. Манящей прямо-таки.
— С Новым годом, друзья!
Иван Петрович слегка порозовел. Взбодрился. Приосанился. Можно даже сказать, Иван Петрович ожил.
Сергей Полотовский