Ловец бабочек и слов

125 лет со дня рождения Владимира Набокова

Писатель Владимир Набоков родился 22 апреля 1899 года в Петербурге в доме на Большой Морской улице. Здание уже четверть века служит его музеем.

«Тревожишь ты меня, сон дальний, сон неверный»

Единственное стихотворение Владимира Набокова о Петербурге начинается со строк: «Он на трясине был построен средь бури творческих времен: он вырос — холоден и строен, под вопли нищих похорон». В городе на Неве писатель родился и прожил 19 лет, покинув его навсегда после революции 1917 года.

Дом семьи Набоковых — место беспечного детства писателя, мальчика из аристократической и довольно богатой семьи. Здание на Большой Морской улице, 47,— это приданое невесты, матери Владимира Набокова. Семейство любило и лелеяло свое родовое гнездо. Вскоре после рождения Владимира, в 1901 году, Набоковы начали капитальный ремонт особняка по проекту дуэта архитекторов Бориса Гуслистого и Михаила Гейслера. Так в изначально одноэтажном здании появился третий этаж, богато украшенный мозаичным фризом, а фасад обложили красным и серым песчаником и установили у парадной лестницы роскошные витражи с орнаментами. Второй этаж был построен столетием ранее, также на рубеже веков — XVIII и XIX.

«У нас был на Большой Морской трехэтажный розового гранита особняк с цветистой полоской мозаики над верхними окнами. Я там родился. В последней, если считать по направлению к площади, комнате»,— писал Набоков.

«Я помню лестницу, и мраморной Венеры меж окон статую,
И в детской полусерый и полузолотой непостоянный свет.
Тревожишь ты меня, сон дальний, сон неверный.
Как сказочен был свет сквозь арку над Галерной».

Это не единственный дом его детства. Было еще три: принадлежащие семье загородные усадьбы Батово, Выра и Рождествено. В них Набоковы жили летом. Интересен известный штрих из биографии: у писателя во всей его дальнейшей жизни в эмиграции не будет собственной недвижимости, своего дома. Владимир Владимирович всегда будет жить в отелях и меблированных комнатах, порой весьма комфортабельных.

Отец писателя, Владимир Дмитриевич Набоков, происходил из русского стародворянского рода Набоковых. Он был известным юристом, политиком, представителем партии кадетов в Государственной думе. Мать Елена Ивановна (урожденная Рукавишникова) — дочь богатейшего золотопромышленника. В семье говорили на трех языках: русском, английском и французском. Ими будущий литератор владел в совершенстве. По словам автора «Лолиты», читать по-английски он научился раньше, чем по-русски.

Цветной слух и узорчатые буквы

Удивительная способность Набокова оживлять в памяти картины прошлого — черта, которую он унаследовал и по материнской, и по отцовской линии, развивая ее в себе «еще тогда, когда, в сущности, никакого былого и не было». Помимо прочего, он обладал цветным слухом. В «Других берегах» говорится: «Цветное ощущение создается, по-моему, осязательным, губным, чуть ли не вкусовым путем. Чтобы основательно определить окраску буквы, я должен букву просмаковать, дать ей набухнуть или излучиться во рту, пока воображаю ее зрительный узор. Чрезвычайно сложный вопрос, как и почему малейшее несовпадение между разноязычными начертаниями единозвучной буквы меняет и цветовое впечатление от нее (или, иначе говоря, каким именно образом сливаются в восприятии буквы ее звук, окраска и форма). Любопытно, что большей частью русская, инакописная, но идентичная по звуку, буква отличается тускловатым тоном по сравнению с латинской».

Способность к сочинительству тоже родом из детства.

«Я начал сочинять совсем ребенком,— писал он потом.— Помню, что в пять лет в Петербурге я обычно рассказывал себе, лежа в постели или во время игры самые разные истории. Чаще всего — героические приключения. Вокруг меня и сквозь меня проходила череда образов».

Один из таких ранних образов — мать в чем-то бело-розовом и отец в бело-золотом, которые идут и держат Володю за руки, а он весело перешагивает от одного солнечного островка к другому, шагая по дубовой аллее, освещаемой закатным солнцем.

В погоне за блестящим махаоном

Из трех загородных домов Набоковых сохранилось только Рождествено. Его писатель получит потом в наследство. Увы совсем ненадолго, в 1916 году,— за год до того, как его семья уедет из этих мест навсегда. Сначала в Крым, затем к другим берегам. Этот дом, построенный в 1780-е годы, описан в романе «Машенька» и автобиографической книге «Другие берега». Владельцем усадьбы был дядя писателя Василий Рукавишников, который, правда, наведывался сюда всего на несколько недель в году, а основное время жил за границей. Каждый год весной к его приезду весь дом украшали фиолетовыми гвоздиками. С усадьбой связано первое воспоминание Володи Набокова. Именно в Рождествено на берегу реки Оредеж у юного Владимира началось увлечение бабочками, которое пройдет через всю его жизнь.

«Глаза прикрою — и мгновенно, весь легкий, звонкий весь, стою опять в гостиной незабвенной, в усадьбе, у себя, в раю».

Однажды Набоков вышел из дома и увидел на кусте персидской сирени сияющего на солнце махаона, распахнувшего крылья. Мальчик замер, ему жутко хотелось поймать эту бабочку, но тогда под рукой ничего не оказалось. Зато вовремя подоспел слуга и накрыл махаона фуражкой. Бабочку поставили в платяной шкаф, где она должна была за ночь умереть от нафталина. Но утром, когда служанка, ни о чем не подозревая, открыла дверцу, махаон с шорохом выпорхнул ей в лицо и улетел в открытое окно. Эту и другие истории рассказывают сегодня в музее-усадьбе Рождествено.

Благодаря погоне за тем махаоном Владимир стал известным энтомологом. В 1941–1948 годах Набоков работал куратором отдела чешуекрылых в Гарвардском музее сравнительной зоологии. Им открыто 20 новых видов бабочек, 13 из которых по настоящее время занимают в систематике музея отведенные Набоковым места.

Кстати, именно на деньги, полученные в наследство от его дяди вместе с имением Рождествено, Владимир Набоков выпустил свой первый стихотворный сборник.

Его поэзию единодушно раскритиковали, да и сам Владимир признал стихи неважными. Зинаида Гиппиус тогда и вовсе предрекла, что Набокову никогда не быть писателем,— он ее не послушал.

В 1917 году, после Октябрьской революции, семья Набоковых перебралась в Крым, к этому времени Владимир год как окончил Тенишевское училище. В правительстве Крымской республики отец писателя занял пост министра юстиции, а после падения этой власти семья покинула Россию.

Сначала Набоковы жили в Лондоне. В 1919–1922 годах Владимир Набоков учился в Кембриджском университете, где специализировался на французской и русской литературе.

Затем семья переехала в Берлин, где отец писателя стал редактором русской газеты «Руль». После убийства Владимира Набокова-старшего русскими террористами-монархистами в 1922 году мать с другими детьми переехала в Прагу, Владимир Набоков-младший остался в Берлине. В 1922–1937 годах он жил в Германии, в 1937–1940-х — во Франции, в 1940–1959 годах — в США, с 1959-го и до своей смерти в 1977-м — в Швейцарии.

Вера, муза, агент

Про жену Набокова Веру Слоним, с которой они прожили в браке более полувека, говорили, что в чемпионате писательских супруг она одержала победу. Действительно, ее можно поставить в один ряд с Анной Достоевской и Софьей Толстой. Как и они, Вера была для своего мужа критиком, секретарем, переводчиком, литагентом, редактором, душеприказчиком. Ее называли железной девой, диктатором, а сам Набоков считал Веру своим двойником, человеком, созданным по одной с ним мерке. Он также говорил, что вполне мог бы познакомиться со своей женой в Петербурге. Правда, они были из разных социальных слоев и в эмиграции их знакомство и сближение случилось быстрее и проще.

Единственный сын Владимира и Веры — Дмитрий Набоков (1934–2012) был оперным певцом и переводчиком. Он переводил тексты отца, начиная с «Приглашения на казнь», а также издавал его посмертные собрания сочинений в качестве филолога и правообладателя.

Анна Кашурина

Меню сайта

«Коммерсантъ» для Android