«Есть хлеб – будет и песня…» Тем, кто помоложе, эта фраза ничего не скажет. Изрядная часть моих ровесников, уверен, опознает этот текст, ибо вынуждена была не просто читать, а чуть ли не заучивать его во время учебы в школе или в институте. Это слова, с которых начинается книга Брежнева «Целина».
Фото: Дмитрий Гронский
Фото: Дмитрий Гронский
«Особое, трепетное, святое отношение к хлебу присуще гражданам страны с колосьями в гербе», – пишет во втором абзаце Леонид Ильич. И хотя герб у нас сегодня другой, а правят страной не выходцы с хлебородного юга, к каковым можно смело отнести Хрущева-Брежнева-Горбачева, а, скажем так, «ленинградская школа» политиков, отношение к главному пищевому продукту осталось прежним. Кстати, в Петербурге, если кто забыл, «хлеб» – это именно черная буханка. А все, что во всей остальной стране называют «белым хлебом» или «батоном», на берегах Невы – легкомысленная «булка».
Итак, буханка. Ну, как еще могли назвать автомобиль, формой своей так похожий на формовой хлеб, простите за неуклюжий каламбур. Машину, которая не только видом своим, но и предназначением говорила не о жизни в городе, а о «битве за урожай» – уборка зерновых в моем детстве почему-то всегда преподносилась как сражение. Модель начали выпускать в 1965 году, то есть мы с ней почти ровесники. И теоретически, в свою первую поездку по маршруту Москва – Кинешма – Nowhere в 1999 году я легко мог отправиться на УАЗ-452. Но времена были немного другие.
Фото: Дмитрий Гронский
Фото: Дмитрий Гронский
Фото: Дмитрий Гронский
Чувство тревоги
В конце восьмидесятых, на излете СССР, родители моего товарища купили дом в деревне Гусиха Заволжского района Ивановской области, где проводили летние месяцы. Эпизодически ездили туда и мы. Поездом до Кинешмы. Потом пароходиком на другой берег Волги, мост через которую к тому моменту строили уже лет двадцать, но дальше свай дело не шло. Потом на автобусе. Потом на пароме через речку Мера. И дальше – пять километров с рюкзаками через лес. Надо ли говорить, что, когда у меня появился первый внедорожник, сразу же родилась идея добраться на нем до Гусихи.
«Донашивать» привезенные из Европы машины в девяностые было нормальной темой – пока государство ее фактически не закрыло, задрав до небес таможенные пошлины. Вот и я тогда рядом с городом Мюнстер на западе Германии купил за какие-то совсем смешные деньги Mercedes-Benz GE230. Моему «гелендвагену» к моменту покупки стукнуло уже 15 лет, и надо сказать, что, несмотря на пресловутую немецкую рачительность – по документам машина служила сначала в лесничестве, а потом в одной из благотворительных организаций Мальтийского ордена, – за полтора десятка лет своей жизни пришла в полнейший упадок.
Многим, кто пользовался сильно подержанной заграничной автотехникой, знакомо это чувство тревоги: когда едешь и постоянно ждешь, что вот-вот что-то на… ну, «навернется», скажем так. За те без малого тысячу километров, что составил маршрут до деревни и обратно, мне трижды подваривали сгнивший радиатор, который вытекал, и машина кипела. Когда на мокрой дороге приходилось резко оттормаживаться, то надо было угадать, правым или левым боком машину поставит поперек дороги – так непредсказуемо схватывали колодки. Однажды, при включении третьей передачи, ручка с набалдашником просто осталась у меня в ладони – рычаг переломился пополам: усталость немецкого металла, знаете ли. До очередного сельского сервиса я переключался, ухватив торчащий из кулисы штырь пассатижами. Ну, и так далее.
Фото: Дмитрий Гронский
Фото: Дмитрий Гронский
Фото: Дмитрий Гронский
Люби и саночки возить
Зато были ситуации, когда машина по-настоящему нас выручила. Например, в ожидании парома через Волгу. Живая очередь шла медленно, потому что по обочине ее постоянно объезжали, чтобы первыми попасть на палубу, местные «крутыши» – стриженая пацанва на «девятках» и ушатанных «бэхах». Под гомон одобрения в очереди мы эту обочину перегородили, и связываться с ребятами на «гелике», у которого неместные номера, никто не стал.
Когда до деревни оставались те самые несколько километров лесной дороги, вернее не дороги, а глубоких колей, заполненных водой, которую здесь пробили лесовозы, разумно было бы остановиться. Но на кураже нам удалось проехать метров четыреста, после чего «Мерседес» все же сел на днище. Но! Трактор «Беларусь», за которым мы сходили, сел, не доехав до нас метров двадцать, – и это с его-то колесами в человеческий рост! Адски матерясь, тракторист пытался топором рубить глиняные брустверы, но потом, заглушив мотор и ничего нам не сказав, куда-то ушел. Смеркалось. А в лесу водились медведи, об этом мы знали и от местных, да и сами не раз видели следы – не очень, знаете ли, когда пошел по грибы-ягоды и, возвращаясь здесь же спустя сорок минут, видишь отпечаток лапы на дне лужи, которого только что здесь не было. Значит, зверь где-то рядом, и он наверняка издали тебя видел… Глупо, наверное, но, чтобы отпугнуть медведей, мы достали упаковку свечей – не автомобильных, а бытовых парафиновых, – закрепили их на елках вокруг нашего обездвиженного автомобиля, зажгли и только после этого выпили первую бутылку водки… Уже глубокой ночью мрак прорезали свет фар и тарахтенье второго трактора. С помощью тросов и лебедок советская и немецкая техника была из глиняного плена вызволена, но я хочу объяснить про свечи.
Взяли мы их с собой не «для романтики» и не для «медведепрофилактики», а на случай, если в доме не будет электричества. Деревня уже тогда была практически мертвой. Несколько домов, еще имевших хозяев, использовались как дачи, и лишь в одном, на другом берегу небольшой речки, жила единственный местный житель – баба Маня. К ней и относили на зиму самое ценное: электроплитку, постельное белье, посуду, две надувные лодки… Потому что каждую зиму дом обязательно взламывали. Вернее, происходило это не зимой, а обычно в марте. Как нам объяснил кто-то их местных, «когда уже наст и саночки с наворованным можно за собой катить».
Фото: Дмитрий Гронский
Фото: Дмитрий Гронский
Архаика
Как пишут в книжках, «прошло без малого четверть века». По законам какого-нибудь примитивного жанра я должен был бы приехать в деревню на электрическом кроссовере или новом G-Klasse. Но моим транспортом стал УАЗ Комби «Экспедиция». Что в какой-то степени тоже символично: «буханка» – один из немногих автомобилей, которые в условиях новой реальности способны более-менее стабильно выпускаться. Именно в силу своей заскорузлости и независимости от импортных комплектующих. Нет, я не буду врать, что за почти шесть десятков лет машина совсем не изменилась. Она приросла, например, и АБС, и ГЛОНАССом, которые, правда, уже в июле на машину ставить перестанут. Или вот подогрев сидений. Очевидно, что в 1965 году его не было. Зато сейчас, судя по инструкции, он такой, что мало не покажется, раскалится, как сковородка. Цитирую: «Если вы или пассажир страдаете пониженным ощущением боли или температуры, например, вследствие употребления каких-либо лекарств, паралича или хронического заболевания, то рекомендуем вам не пользоваться обогревом. Это может привести к получению ожогов на спине, ягодицах и ногах».
Признаюсь, что за руль ульяновского автомобиля я садился с не меньшей опаской, чем когда-то – за руль аварийного по факту «гелендвагена». Правда, тут тревога была не столько по поводу возможных поломок, сколько из-за неуверенности в себе – справлюсь ли с такой архаикой?
Первый час эксплуатации действительно оказался стрессом. Мышцы левой ноги стали адски ныть, настолько тугой была педаль сцепления. Передачи – амплитуда «кочерги» размахивалась чуть ли не на половину салона – втыкались не сразу и с пугающим хрустом. Ребенком, в старых советских фильмах я видел, что поездка шофера в машине – это имитация: за окошком движется пейзаж, а водитель, чтобы изображать управление, постоянно дергает рулем. Так вот, в «буханке» я понял, что ошибался, потому что колесо в машинах «того времени» абсолютно неинформативно, и, дабы ее чувствовать, надо постоянно подруливать. Отдельный квест с бензобаками, которых тут два, как и заливных горловин. Когда двигатель работает, топливо гуляет из одной емкости в другую, подчиняясь каким-то своим внутренним законам, которых я так и не понял. На форумах выложены целые трактаты, посвященные алгоритму заправки под завязку: «Залил в левый, покачал кузов, переехал к колонке правым бортом, подождал десять минут…»
Но привык я быстро. Уже километрах в ста от Москвы я уверенно маневрировал в потоке всегда загруженной Владимирки. Человек ко всему привыкает. Как заметил однажды писатель Саша Соколов, «поначалу все кажется – земля как земля, только бедная, нету в ней ничего. Но обживешься, присмотришься – все в ней есть…». Писал он про Родину, но подходит и к «буханке».
Фото: Дмитрий Гронский
Фото: Дмитрий Гронский
Фото: Дмитрий Гронский
Фото: Дмитрий Гронский
Все, что осталось
Миновав Кинешму, я проехал по мосту на левый берег Волги. Его достроили в 2004 году, окончательно убив пассажирские перевозки по воде и обанкротив Кинешемский речной порт. Построили мост и через речку Мера, где когда-то тоже курсировал паром – платформа из понтонов, на которой помещалось несколько машин и тянул которую катерок. Тогда, в конце девяностых было так, что пьяная местная молодежь угнала катер и «загнула» на нем двигатель. Между берегами натянули металлический трос, а пассажирам парома выдавали рукавицы, чтобы они посредством мускульной силы перетягивали плот на ту сторону. Видя мое воодушевление, перебиравший, как и я, руками по тросу местный мужик мрачно заметил: «Пару дней назад был сильный ветер, трос лопнул, паром вместе с людьми и машинами отловили буксиром лишь спустя несколько часов посередине Волги. Можешь себе представить, тебя несет по течению, а ты ничего сделать не можешь?» Тогда я не представлял, а сегодня очень даже представляю.
Ну, а в Гусихе сейчас стоят всего два дома, включая «наш». Точнее, стены еще стоят, а крыши обрушились внутрь. Зато вокруг все зеленеет и поет. А если есть песня, будет и хлеб. Вернее, «буханка» – пожалуй, единственное, что осталось у нас от прошлой жизни.
Некоторые особенности конструкции автомобиля УАЗ Комби «Экспедиция»
Фото: Дмитрий Гронский
Фото: Дмитрий Гронский
Фото: Дмитрий Гронский
Фото: Дмитрий Гронский
Фото: Дмитрий Гронский
Фото: Дмитрий Гронский
Фото: Дмитрий Гронский
Фото: Дмитрий Гронский
Места, достойные посещения в городе Кинешме и его окрестностях
Кинешма
Сто с лишним лет назад великий русский философ и писатель Василий Розанов путешествовал по Волге на пароходе. Записки о путешествии потом стали книгой «Русский Нил». Есть в ней пара страниц, посвященных Кинешме. Автор хотел посетить храм и колокольню, но не достучался ни до батюшки, ни до сторожа, которым было лень идти отпирать храм. Единственным собеседником стала женщина, которая «в положении католических мадонн чистит самовар. Следы юбки, расстегнута рубашка, груди наружу, молодая и нестесненная». Изменилось ли что-то с 1907 года? Ну, разумеется. Широкий взвоз, как в Киеве или Нижнем, соединявший собственно город с берегом, где разгружали баржи, стал не нужен, его засыпали и поставили памятник Ленину. Набережная теперь для прогулок, недавно ее красиво замостили и, конечно же, поставили волжскую беседку. Отреставрированы рыночная площадь, на которой бьют фонтаны, и несколько параллельных Волге улиц. Пара музеев, прогулки на катере по реке. Самый вкусный ресторан – на дебаркадере.
«Кантри-Хоум»
Экокомплекс в лесу на берегу реки. Качественно оборудованные номера и отдельные коттеджи. Водные развлечения, панда-парк, баня, ресторан с авторской кухней и панорамным видом на акваторию. Впрочем, на закрытой территории оборудовано множество удобных площадок для самостоятельного приема пищи и ее употребления.
Никола-Мера
Одно из красивейших мест в Заволжском районе. На высокой горе у места впадения Меры в Волгу человек просто не мог не поселиться. В селе Никольском сохранилось несколько старинных, но крепких домов с интересным декором. Из двух храмов уцелел один.
Дача П.Ф. Севрюгова
Настоящий замок на высоком берегу Волги был построен в 1905 году для местного олигарха, владельца бумагопрядильной фабрики. Хозяин наслаждался «видами» из окон башни и террас лестницы, спускавшейся к Волге, в течение десяти с небольшим лет – после революции ему удалось успешно эмигрировать. До девяностых годов прошлого века тут был фабричный дом культуры. Последние четверть века здание заброшено и пришло в аварийное состояние. По последним сведениям, есть план превращения «дачи Севрюгова» в элитный отель.
Усадьба «Студеные Ключи»
Построена в 1912 году потомственным дворянином, крупным промышленником и меценатом Н.П. Рузским в стиле неоклассицизма. До 1918 года в усадьбе успели погостить такие видные деятели отечественной культуры, как Рахманинов, Шаляпин, Кустодиев. В советское время комплекс использовался по самым разным профилям, в том числе как колония для несовершеннолетних преступников. С 2011 года принадлежит частному владельцу, ведутся восстановительные работы. Несмотря на то что в прошлом году «Студеные Ключи» получили звание «самого лучшего места для свадебных фотографий в Ивановской области», просто так сюда «заехать по дороге» не получится. Визит надо заранее согласовывать по телефону.
Вичуга
Совсем не туристическое место, но заслуживает внимания, потому что сохранило следы грандиозной деятельности российских промышленников на рубеже XIX и XX веков. Которые строили не только циклопических размеров фабрики, но и народные дома, школы, больницы, церкви. В том или ином виде все это уцелело в городке, который еще сто лет назад был одним из крупнейших текстильных центров страны. Одна из достопримечательностей – памятник Ленину. Ильич запечатлен стремительно идущим вперед, из-за чего издали напоминает Пизанскую башню.
УАЗ Комби «Экспедиция»
|