Вполне естественно по примеру Ф. И. Тютчева любить грозу в начале мая, когда все резвится и играет в голубом небе. Но Б. Н. Ельцин внял "Гражданскому союзу", уверился в том, что у России особый путь, и в рамках этой особости ветреная Геба стала опрокидывать с неба громокипящие кубки в совершенно для такого дела необычное время — в конце ноября.
Громокипение началось с того, что С. Н. Бабурин, еще менее двух лет тому назад пылко любивший Б. Н. Ельцина и прилюдно даривший ему букеты пышных роз, вдруг разлюбил объект своего обожания и объявил, что Борис Николаевич — "наемник вражьих банд", а также "враг, шпион и диверсант". Обиженный Борис Николаевич устами своей пресс-службы поименовал настырного Сергея Николаевича "политическим мерзавцем", и все стали ждать чего-то ужасного. Как пояснил соавтор С. Н. Бабурина народный депутат СССР Н. Н. Энгвер, юный разведчик отважился повторить подвиг старого чекиста — попытался обнародовать составленные полтора года назад В. А. Крючковым данные об извергах из ельцинско-горбачевской банды шпионов, вредителей, убийц, состоявших на службе у разведок капиталистических государств. Поскольку изверги немедля посадили В. А. Крючкова в тюрьму, все жалели С. Н. Бабурина: ведь при всем уважении к мужеству родившегося в 1924 году В. А. Крючкова тот, возможно, укреплял свою отчаянную храбрость рассуждением "дедушка старый, ему все равно" — Сергей же Николаевич совсем молод, жизни еще не видел и уже готов погибнуть от руки извергов. Боязнь за судьбу С. Н. Бабурина усугубилась, когда А. И. Вольский рассказал, каким образом изверги досаждают также и ему: одни (в министерских чинах) намекают на какие-то былые шашни Аркадия Ивановича с ГКЧП, другие (анонимные) по телефону убеждают его наложить на себя руки, бросившись вниз с большой высоты по примеру управделами ЦК КПСС Н. И. Кручины.
Страна и мир затаили дыхание, и тут многие государственные мужи действительно начали низвергаться вверх тормашками с весьма большой высоты — однако, вопреки тревожным ожиданиям, ими оказались не разоблачители извергов, но сами изверги. Подтвердилась правота разведчика И. И. Андронова, назначившего разгон парламента на 24 ноября, хотя, расшифровывая тайные донесения, Иона Ионович в спешке перепутал парламент с кабинетом министров.
Предсъездовскую гекатомбу открыл собою останкинский телевизионный начальник Е. В. Яковлев, выданный головой осетинскому начальнику народа А. Х. Галазову. Огорченные приверженцы Е. В. Яковлева по этому поводу стали рассказывать, как в былые времена он беззаветно защищал Б. Н. Ельцина, желая, вероятно, подметить, что на Кавказе (как и в России в целом) до сей поры актуальны слегка подправленные строки лермонтовского "Демона": "Скакун лихой, ты господина из боя вынес как стрела, но злая пуля осетина тебя во мраке догнала!"
Однако, учитывая чрезвычайную сложность межнациональных конфликтов на Северном Кавказе, диктующую недопущение одностороннего и пристрастного подхода, не могла быть оставлена без удовлетворения также и вайнахская сторона. Для соблюдения необходимого баланса М. Н. Полторанина также выдали головой, но не А. Х. Галазову, а давно домогавшемуся того Р. И. Хасбулатову. Остальное предугадать нетрудно: Б. Н. Ельцин ощутил на себе правоту застольного присловья "первая колом, вторая соколом, а остальные мелкими пташечками", и в роли пташки выступил сам Г. Э. Бурбулис.
Вероятно, в ближайшее время телеграф отстучит имена новых пташек, поскольку Б. Н. Ельцин въехал в устойчивую историко-литературную колею: царь Борис имеется по определению, "чудный самозванец" в лице А. И. Вольского — также, беззаветно преданного царю ближнего боярина кн. В. И. Шуйского удачно изображает Р. И. Хасбулатов, поэтому, очевидно, запершись в кремлевских палатах, вжившийся в роль Б. Н. Ельцин патетически декламирует: "Казнь кличет казнь — власть требовала жертв — и первых кровь чтоб не лилася даром, топор все вновь подъемлется к ударам".