Гастроли театр
Фото: Елена Елисеева, Коммерсантъ
В Москве прошли гастроли екатеринбургского "Коляда-театра" — одного из самых известных и самобытных российских театров. Основатель и худрук театра ответил на вопросы РОМАНА ДОЛЖАНСКОГО.
— Вашему театру пришлось вынести немало невзгод, прежде чем он достиг такой известности и любви зрителей. Какой опыт вы вынесли из злоключений? Вообще правда ли, что художнику нужно побыть отверженным какое-то время?
— Всю жизнь, что бы я ни сделал, все время поднимается вой: "Не так! Неправильно! Это не театр!" или еще что. Я уже привык. Это хороший знак. Не знаю, стоит ли художнику мучиться, чтобы выйти на правильную дорогу, но то, что художнику надо верить только себе и более никому,— сто процентов.
— Какие черты должен иметь актер, чтобы играть у вас в театре? Традиционные представления об актерском профессионализме явно не главное условие для вас.
— Нет, вот как раз это главное. Мой актер должен идеально владеть своими эмоциями. Я ненавижу актеров, которые три дня готовятся к спектаклю, а придя в театр, требуют их не беспокоить и ходят страдают. Или тех, что поплакали на сцене, а потом вышли и полчаса рыдают за кулисами, не могут остановиться. Или тех, кто все время твердят "по школе": "отстройка", "пристройка", "оценка" и прочее барахло. У актера все в сердце, в душе, в голове должно взрываться мгновенно. Для актера его тело — его инструмент. Им он должен владеть идеально. Этому надо учиться. Только этому у нас в театральных институтах не учат. Там учат педагоги, которые всю жизнь в театре стояли третьим лебедем у воды, и вот они-то прекрасно знают, как играть Шекспира в бархатных штанишках. И вот они преподают и учат. А их самих учить надо! Приходит такой выпускник ко мне, я смотрю на него и думаю: а зачем ты мне такой нужен? Не нужен. Я лучше найду себе какого-то и с нуля воспитаю. Когда кому-то в зале кажется, что у меня в театре работают непрофессиональные актеры,— это ошибка. Я просто беру в театр "неактеров", мне не нужны модели 90-60-90. Мне важна их мгновенная эмоциональная возбудимость. Это я в них воспитываю. Надо сказать, что я это умею делать спокойно и свободно. Похвастаюсь. Скажем, играем финал первого действия "Короля Лира", где я — Лир, я рыдаю на сцене, кричу свой текст про "дуй, ветер, дуй". Затемнение. Мы уползаем за кулисы с актером, играющим Шута, и я, вытирая себе слезы, в темноте уже шепчу ему сердито: "Ты что, говнюк, мне не тот текст даешь, опять не ту фразу сказал?!"
— Вы — основатель и глава не только театра, но и екатеринбургской школы драматургов. Чего, на ваш взгляд, не хватает современной русской драме?
— Мой совет современной русской драме: разбегитесь из стаи. Сидите по хрущевкам и пишите про то, о чем у вас сердце болит. Про маму, про папу. Про детство свое. И прекратите друг друга хвалить. Сил нет слушать эту патоку вашу, льющуюся на то, что не стоит трех копеек. Это называется, по Горькому, "перекрашивать собаку в енота".
— В какой степени спектакли "Коляда-театра" — плод коллективного творчества?
— Нет, у меня в театре диктатура. Актеры могут что-то предложить, но спектакли делаю я. Никакого коллективного сотворчества. Еще чего не хватало — разрешать актерам что-то на сцене самим придумывать? Не могу. Если кто-то что-то вякнет, я сразу одергиваю: "Вши заговорили, это надо же?!" Все знают, что это такая моя грубая шутка. Но всех это сразу ставит на место. Они — исполнители. Я — начальник спектакля.
— Кто кому больше помогает (ну или мешает) — режиссер Коляда драматургу Коляде или наоборот?
— Не знаю, мы живем дружно. Я просто человек театра, театральная работяжка, старая театральная крыса. Мне все в театре весело и все интересно делать.
— Ваши спектакли очень витальны. В чем вы черпаете любовь к жизни? Что ее подпитывает сегодня?
— А просто сяду вечером один у окна и думаю, в окошко смотрю. И так мне хорошо. Слов нету.