Под первым ледяным дождем московской осени их лица приобретают характерный лиловый оттенок. Зморозки ввергают их перестроившиеся организмы во взрывоопасный насморк, они расплачиваются за временную измену родине. И с холодами их становится больше - загорелых ловцов бархатного сезона, вернувшихся в наш климат с чужих берегов.
А в Домодедово и Шереметьево, чаще, чем ходят городские автобусы, приземляются и взлетают рейсы в Анталью, на Родос, в Хургаду, на Крит, в Монастир, на Корсику, в Ларнаку…
Страна уменьшилась, а ее курортная зона расширилась. Всероссийских здравниц стало больше, чем было всесоюзных. Те, кто раньше отдыхал по тридцатипроцентной путевке в феодосийском пансионате, теперь, принципиально понося бессердечное время чистогана, наскребают четыре сотни вечнозелеными и летят на берег турецкий - прежде нашему человеку, в соответствии с песней, совершенно ненужный. «В Сочи было лучше», - угрюмо твердит отпускник из протестного электората, располагаясь в эконом-классе с невыдающейся, но приличной кормежкой, подвергаясь более или менее комфортабельному трансферу и отельной анимации, примерно достигающей уровня советской культмассовой работы. Шведский стол никогда не заменит ему профсоюзных макарон с котлетой общегражданского образца, лучшую часть которой составлял хлеб. Но делать нечего, в Сочи дороже, и приходится лететь в Испанию или Алжир, и отельная египетская прислуга почти без акцента произносит прекрасные русские слова «братан», «пузырь» и «девучка».
А счастливо-свободная от ностальгии молодежь плюет на все и летит на Ибицу - оттягиваться на дискотеках. И это вместо похода по местам трудовой славы генерального секретаря, с кострами и вольнодумными песнями под гитару!..
Отдыхаем мы уже так же, как они. В содружество цивилизованных народов русские прилетели чартером и вошли со стороны пляжа. Бархатный сезон продолжается. Все включено.