Рассказывать о современной датской деревне устоявшимися с детства понятиями — примерно то же, что пытаться описать абрикос словами старого кавказского анекдота: «Картошку знаешь? Вот совсем непохоже!»
Оставим открыточные сравнения, как морально устаревшие. Вместо этого читатель пусть набросает сам графику скандинавского пейзажа: синусоиды моренных холмов, уходящие за горизонт квадраты полей, белые циркули ветряков и антрацит шоссейных линий: все это, подсвеченное скупым сиянием стальных небес, несет в себе нечто от 3D-анимации. Сходство усиливается тем еще, что ландшафт повторяется, словно взятый из компьютерных игр, — вдобавок и местные деревни имеют особенность плавно перетекать друг в друга, и неотличимы на глаз точь-в-точь, как одна бутылка «Туборга» не отличается от другой.
Если говорить о здешней природе вообще, то самым подходящим, наверное, будет сравнение с учебным материалом. Сосна здесь совершенно укладывается в понятие «сосна», ель — это ель, неестественно упитанные зайцы пугают своей капитальностью, а осенний дубовый листок под ногой словно выпал из учебника «Ботаника 5 — 6 классов», отпечатанного в ГДР (если кто такой помнит). При всем при том поражает практически полное отсутствие звуков, а главное — запахов. И то, впрочем, сказать: чем может пахнуть наглядное пособие?
Живем мы в центральной Дании (попробуйте найти центр у страны в пять сотен островов), в местечке Снаруп, расположенном между такими же, с каркающими названиями, Краруп и Квендруп. Казалось бы, одного звучания этих имен достаточно, чтобы навсегда отбить охоту селиться в здешних местах. Когда мы въезжали в будущий корпункт, советского роду-племени друзья смотрели на нас с искренней жалостью, а копенгагенская журналистская братия ставила бровь домиком: к тетке? в глушь? в пампасы?
Первую ночь провели тревожно: за окном слышен был осторожный шорох гравия, и какой-то звяк по металлу. Круговой осмотр с фонариком результатов не давал. «Керосин тянут, сволочи!» — мелькнула уже сквозь сон злобная мысль. Утром все разъяснилось: по двору прогуливался одинокий, отливающий оттенками ржавчины фазан.
— Да у вас здесь мясо ходит! — поразился гостивший у нас тогда израильтянин Саня. Охотничьи инстинкты бывшего одессита сделали стойку: пошуршав рюкзаком, Саня быстро исчез в направлении леса — однако вскоре вернулся, конвоируемый ошалевшим лесничим.
Сейчас это все уже в прошлом. На фазанов, а равно забредающих средь бела дня косуль и регулярно удирающего с соседней фермы страуса никто особо не реагирует — своих забот хватает. Интернет позволил сделать дом рабочим местом (специфичен труд собкора: тапочки надел — уже на работе), а друзья-коллеги оценили преимущества сельской жизни, наезжая на weekend из метрополии: всего-то хлопот — час в сверхбыстром экспрессе.
Ритм устоялся. После того как коммунальное такси увозит чадо в школу, трудовой день начинается. И если в рабочем графике не предвидится поездок, то, садясь за компьютер у окна, я наперед уже знаю, как будет дальше. В восемь на аллее появится зоркая толстуха-соседка с пуделем в шариках. Чуть позднее прошелестят на велосипедах старшеклассники. И, наконец, ровно в 10 слышится фырканье дизельного почтовика.
...Хлопнула дверца, промелькнул почтальон в алом пиджаке, и апельсинного цвета фургончик с вензелем королевской почты катит дальше. Нравы в деревне простые, и не будь тебя дома, посылку оставят прямо на крыльце.
Разбираю утреннюю почту, вылавливая нужное из рекламного многостраничья. В суровом конверте из оберточной бумаги приходит журнал «Огонек». Я, как и все, могу, разумеется, просматривать его в виртуале, но стараюсь оттянуть удовольствие на пару дней, пока не прибудет бумажная версия. Посмотрим, чем сегодня порадуют коллеги...
Ну вот, на самом интересном месте! Дома хлеба нет.
...Наш сельский супермаркет с интригующей вывеской Focus. Цены — придорожные, на порядок выше обычных. Супермаркет, к тому же, — заправочная, почта, служба доставки лекарств и по совокупности всего — центр культурной жизни. Заправляет хозяйством пропахший сыром человек, бородатый хозяин Асгер. Его иногда подменяет дочь Энника, с которой мы почти друзья — если можно назвать дружбой ежедневное пятиминутное общение через конторку.
Как-то раз девушка пропала из виду, объявившись через полгода. Оказывается, все это время она была в Штатах, устроившись на ранчо к богатым американцам ухаживать за лошадьми. К обоюдному удовольствию сторон, оплата велась по-черному, однако счастье длилось до тех пор, пока соседи не настучали на «ранчерос» в налоговую полицию. Юную датчанку из Америки выслали, и теперь на несколько лет Эннике туда путь заказан. Но она совершенно довольна пережитым приключением, считая, что неплохо развеялась.Чтобы вы не подумали чего — Энника рассудительная особа и готовится в поступлению в финансовую школу... О, моя очередь:
— Французский хлеб, пожалуйста...
Название это целиком на совести датчан. Знакомый парижанин Оливье утверждает, что о существовании такого хлебопродукта он узнал лишь здесь, в Дании. Отведав магазинного салата под названием «русский», я его теперь вполне понимаю...
Путь обратно лежит мимо комплекса зданий сельской школы и детсада. Оба заведения соединены галереей, поэтому жизнь постоянно перетекает из одной половины в другую. Дети из продленки бегают в общую с дошколятами игровую комнату, а детсадовцев водят на гимнастику в школьный спортзал. Что важно: «дедовщина» в сельских школах исключена напрочь, и глумиться над маленькими здесь не придет в голову даже отъявленному сорвиголове.
Рядом со школой находится искусственный пруд, при взгляде на который кажется, что васнецовская девица отлучилась от водоема буквально на минуту. Но вместо нее из кувшинок выскальзывают лебеди и требовательно вытягивают шеи: хлеба принес? Школьный завхоз Рагнар в это время нарезает по газонам круги на мини-тракторе. Жужжание техники лебедей не пугает, равно как и гоняющие мяч в двух шагах школьники.
Жизнь в школе не затихает допоздна — к вечеру съезжаются окрестные бабульки помахать в бадминтон, размять кости в оздоровительной группе или просто пообщаться за чашечкой чая. Через панорамные окна видно, как божьи одуванчики беззвучно раскрывают рты, смеясь каким-то своим, лишь им ведомым шуткам.
Отличительной чертой провинции всегда являлась ее удаленность от крупных городов. Однако для компактной Дании с ее идеально развитой сетью коммуникаций это давно не вопрос. Тем более что несколько лет назад был запущен в эксплуатацию 17-километровый красавец-мост через Бельтский пролив, и Дания стала, как здесь говорят, «еще на час меньше»: из конца в конец страну теперь можно объехать часов за пять.
Потому, а также учитывая склонность датчан часто менять работу вместе с домашним адресом, провинциала вычислить не всегда можно. Водораздел проходит не по местожительству, а по роду занятий. В одной и той же деревне, в домах под соломенной крышей и с мощенным булыжником подворьем, соседствуют бок о бок и фермер, и университетский профессор. Разница лишь в том, что первый, натянув спецовку, усаживается поутру за штурвал трактора- «гюллевогна» разносить по полям органику, а второй заскакивает на подножку экспресса, отходящего в Копенгаген каждые двадцать минут.
Кстати, о транспорте. От всей души желаю читателю посидеть в обычном сельском автобусе, чья стерильность приводит в восторг техасских туристов, китайских аспирантов и прочих разных шведов, попадающих в наши края. Его величество стандарт господствует в Дании повсюду, заставляя транспортников лезть из кожи, но держать марку: маршруты состыкованы так, что практически нигде не дожидаешься «своего» транспорта более 5 — 7 минут. То же и с поездами, а вообще эти два вида транспорта слиты настолько, что билет электрички действует и в городском автобусе.
Перечитал и задумался: добавить бы негатива — нет, не могу. Придраться действительно не к чему — разве что к ценам: общественный транспорт здесь самый дорогой в мире. Однако сервис того стоит, да и зарабатывают в Дании тоже немало.
Как жизнь Солнечной системы невозможна без самого светила, так не сыскать в природе сел без райцентра. Дания поделена на 273 коммуны, и наша — численностью в 11 тысяч жителей — одноименна с самим городком Ринге. И совсем не факт, что слово это по-датски переводится как «незначительный», «мелкий», ибо в райцентре проживает ровно половина жителей коммуны. При этом чистенький и компактный город не выделяется среди себе подобных: церковь, магазины, пара-тройка банков и неизменная «пешеходка» — улица, закрытая для автодвижения.
На центральной площади за павильончиком с мороженым высится единственный символ власти: памятник премьер-министру Эрику Эриксену, здешнему уроженцу. Чугунный премьер вышел ростом с тинейджера и к вечеру может напугать заезжего человека до икоты. Днем его не видно в толпе, а раз в неделю Эриксена вообще обкладывают ящиками с помидорами: по четвергам на площади — базарный день. Датские торговки выставляют клубнику и цветы в горшочках, а семейство невесть как осевших в Ринге коптов торгует шафраном, турецким урюком и кривыми как сабли огурцами.
Напротив, в старинном флигельке — уютная сельская аптека, где, если нажать кнопку, выползет талончик с номерком (оттого в Дании не бывает очередей), а на стене ежеутренне вывешивают замеры воздуха для аллергиков.
Еще через пару домов — важный очаг цивилизации, районная библиотека. Не знаю, как насчет коммунизма в отдельно взятой стране, но в нашей библиотеке он — реальность: по крайней мере, в той его части, где «каждому по потребностям».
Отказы здесь — редкое дело. Если того, что вам нужно, нет в наличии, библиотека рассылает запросы в другие хранилища. Некоторые книги приходят с пометкой КGB: грозная аббревиатура означает всего лишь Kongeligе Bibliotek (Королевская библиотека). Но и это не предел. Как-то срочно понадобились мне довоенных лет церковные книги на армянском (!). В библиотеке стушевались, попросили дать время на розыски, а дней через пять пришла увесистая бандероль из Швеции — требуемая литература отыскалась там. Стоит ли говорить, что все эти услуги абсолютно бесплатны.
|
Особняком стоит исполненный из стекла и бетона шедевр: отделение областной газеты Fyens Stiftstidende. Провинциальная газета — это всегда нечто особое, но провинциальное датское издание — песня вдвойне: ежеутренняя многоцветная кипа вызывает у корреспондента жгучую зависть качеством полиграфии, содержанием же отвечает принципам акына Стальского — поем то, что видим.
Заголовки хватают за сердце: пойман похититель велосипедов; фру Хансен — сорок лет за конторкой; революционные принципы лечения геморроя; а еще в номере: блошиные рынки на этой неделе, как похудеть во сне, рецепт дня... Перлы чаще обнаруживаются на страницах рекламы бытовой техники: сливные бачки фирмы «Феникс» и унитазы «Симфония» трех цветов кочуют из номера в номер, равно как и посудомойка «Дипломат». Там и сям вкраплены крохотные фото блондинок, самозабвенно тискающих груди, но на этот товар спрос в провинции вялый: сельский публичный дом — это даже для Дании чересчур.
Отдельной тетрадкой — передовики капиталистического производства. Герои дня с благостными физиономиями красуются на фоне пекарни, перед банком, с приглашающей улыбкой восседают за рулем катафалка. Провинциальные изыски вызывали у меня ухмылку до тех пор, пока в дом не нагрянули прознавшие о существовании иностранного журналиста датские перья. Собкора долго пытали, что он думает о датской жизни, русской мафии и Чечне, а напоследок усадили на диван, всучив «Московские новости» с актером Ульяновым на обложке и скомандовав «чиз!». Присланный наутро номер поверг меня в глубочайшее смущение. «Дания — кладбище для журналистов и рай для нормальных людей!» — заявляет журналист из России» — было набрано крупным шрифтом, а фотография вышла такой, как если бы мы с великим актером пытались вместе заглянуть в дверной глазок.
Грех, впрочем, жаловаться: корреспондента стали узнавать на улицах, а районный культпросвет то и дело подбивает выступить в сельских клубах с хитом «Москва — город контрастов». Датские сельчане вообще обожают расширять кругозор, с одинаковой внимательностью выслушивая как секреты Аюрведы, так и рассказ о нестабильной и загадочной России. Прихлебывая кофе, многие расспрашивают о новом российском президенте, с удовольствием выговаривая его фамилию на финский манер: «Пуутин».
Как и положено всякой уважающей себя провинции, нашей тоже есть что показать миру. По соседству с деревенькой находится замок Эгесков — единственный из средневековых замков в Европе, сохранившийся практически идеально. Постройка стоит на воде, точнее — на уходящих в болотную глубь дубовых сваях, которые и дали замку имя Egeskov, что по-датски означает «дубовый лес». Во время реконструкции под крышей замка нашли деревянную куклу, которая там и сейчас: поверье гласит, что если ее тронуть с места, то в Рождество Эгесков со всеми его шестью тысячами свай немедля уйдет под воду. Судя по тому, что замок стоит цел-целехонек, охотника на рисковое дело пока не нашлось.
Замок, между прочим, находится в такой же подчиненности коммуне, как и близлежащие дома. Содержать столь крупную собственность в стране с драконовыми налогами — дело самоубийственное: недвижимость хирела и рушилась, пока владельцам не пришло в голову сделать из замка туристический аттракцион. Идея прошла на ура, и замок Эгесков популярен теперь в стране ничуть не меньше всемирно известных Леголенда и парка Тиволи. Кроме того, в Эгескове устраивают вечера для ценителей классической музыки: туристическая программка не без гордости сообщает, что в замке играл Ростропович.
Замок славится также ручными привидениями, обширной коллекцией старинной ездящей, плавающей и летающей техники, часовней с Дракулой в гробу (я так и не нашел в себе силы подойти поближе — зловредный румын восстает и хохочет), а также приманкой для туристов — бамбуковым лабиринтом. Щит перед входом извещает, что выбраться отсюда можно в течение 15 минут, однако умные люди обычно затрачивают несколько больше времени. Ниже приписка: «Если вы все же заблудились, не стоит беспокоиться — каждую осень мы вычищаем лабиринт».
Летом шоссе и прилегающие к замку окрестности забиты туристами. Особой любовью достопримечательность пользуется у японцев: престарелые азиаты в детских панамках и с фототехникой наперевес сползаются к замку как муравьи. У них свой интерес: предприимчивая японская турфирма, купив у владельцев лицензию, выстроила у себя на островах точную копию нашего замка — потому-то туристов из Страны восходящего солнца тянет сюда как магнитом. Приезжают ли они убедиться в подлинности Эгескова или просто сличают копию с оригиналом, ей-ей, не знаю, но что-то ирреальное в этом ежегодном паломничестве есть.
Сергей ДЖАНЯН,Дания