BACK IN USSR?

Узнать, за какие партии сограждане будут голосовать, не так уж и трудно. Достаточно задать стандартный вопрос: «За кого вы проголосуете, если выборы в Думу состоятся в это воскресенье? »Но, если честно, дался нам этот тотализатор?! Это ведь их партийные трудности и победы, кто сколько процентов возьмет, а не наши с вами. Нам-то все же гораздо важнее понять не за кого, а за ЧТО мы проголосуем? За какое будущее своей страны? В каком обществе мы хотим жить? Чего жаждем и чего (или кого) боимся? И вот тут-то пытливому взору социолога открывается такая картинка — дух захватывает!..

BACK IN USSR?

Наш эксперт сегодня — ведущий научный сотрудник ВЦИОМа Леонид Александрович СЕДОВ. Он родился в 1934 году в Москве и окончил «Торезовку» — 1-й Московский педагогический институт иностранных языков имени Мориса Тореза. Кандидат исторических наук, автор свыше 500 публикаций

— Так в какой же стране россияне хотели бы жить? — задаю я первый, почти абстрактный вопрос. И получаю пугающе конкретный ответ.

— В Советском Союзе.

— Шутите?

— Если бы. Сорок процентов четко сказали «при Брежневе», три процента — при Сталине, еще три процента — при Хрущеве. То есть без малого половина населения без колебаний вернулась бы в тоталитаризм на той или иной его стадии. Предпочитая, впрочем, стадию его разложения.

— Пусть сажают, но не меня?

— Так точно. Двадцать три процента вполне довольны нынешней путинской Россией и ничего другого не желают. Три процента ностальгируют по горбачевской перестройке. Вроде как социальная база у перестройки была крошечная! А тем не менее перестройка состоялась. Стало быть, для революций и переворотов огромная социальная база и не нужна.

— А где хотят жить остальные опрошенные?

— Вот тут самый неожиданный результат. Восемнадцать процентов респондентов, если бы позволили обстоятельства, предпочли бы никогда и ни в какую эпоху не жить в России.

— Вы хотите сказать, что каждый пятый россиянин — потенциальный эмигрант? По-моему, такого высокого показателя нет нигде в мире.

— В принципе это очень высокий уровень потенциальной эмиграции. А среди молодежи потенциальных эмигрантов тридцать семь процентов. Это уж точно рекорд.

— И это при том, что вся пресса заполнена слезоточивыми историями о том, как один наш человек не прижился на чужбине, другой скурвился, третий с катушек съехал...

— ...О нашей особой культуре, о невозможности для русского стать холодным и расчетливым западным человеком... И все равно каждый пятый убежал бы. Это всероссийский опрос на огромной выборке с минимальной статистической погрешностью. Он свидетельствует о недовольстве, но не о солидарном недовольстве, а о расколотости общества. Большинству не нравится «здесь и сейчас», но бежать все хотели бы в разные стороны, а не в одну.

— Никакой консолидации нет и в помине?

— Нет. Даже всенародно любимым президентом процентов двадцать опрошенных, представьте себе, недовольны. Это абсолютно разношерстная группа — от крайне левых до ультралибералов.

— Но ведь восемьдесят процентов довольны?

— До тех пор, пока высокие мировые цены на нефть позволяют прилично жить.

— Почему вы так думаете?

— За последние два года только шесть процентов респондентов реально протестовали — участвовали в митингах или забастовках. Но вот мы спрашиваем, что люди будут делать, если резко ухудшится их материальное положение. В этом случае уже сорок процентов респондентов будут готовы участвовать в акциях протеста. Примерно двадцать пять процентов опрошенных говорят, что вряд ли когда-то приспособятся к рынку. Так что нынешнее спокойствие очень и очень неустойчиво.

К ПОГРОМУ ГОТОВЫ?

— Социологи в состоянии спрогнозировать, где именно может рвануть? — уточняю я.

— Сочувствие националистическим взглядам в сумме дотягивает до сорока процентов.

— Из чего складывается эта сумма?

— Три процента опрошенных просто-напросто готовы лично участвовать в погромах.

— Это столько потенциальных штурмовиков?

— На наше счастье, они не сконцентрированы в каком-то одном месте и у них нет хорошо организованной единой партии с харизматическим вождем. Пока нет. Еще десять процентов полностью одобряют погромы, но участвовать в них по тем или иным причинам не будут. И еще двадцать шесть процентов не одобряют погром как метод; но сочувствуют взглядам скинхедов и считают, что скинхеды имеют право эти взгляды выражать — пусть только форму попристойнее найдут. Погром — плохо, но «Россия без черных» — хорошо. Сорок восемь процентов опрошенных не одобряют действий скинхедов и считают, что эти организации надо запретить. Тридцать процентов наших людей согласны с тем, что русские должны иметь преимущество при найме на работу, при занятии государственных должностей — больше прав, чем даже другие коренные жители России — татары, чуваши, мордва. Слава богу, шестьдесят с лишним процентов респондентов с этим не согласны. Но, я боюсь, это остатки советского интернационализма, ничего более глубокого за подобным отторжением не стоит.

— Почему вы так думаете?

— Потому что на фокус-группах этот интернационализм озвучивается совершенно замечательно: «Если это наш гражданин, а не какой-нибудь «айзер», — пусть уж имеет все права, фиг с ним».

— Ну просто пламенный интернационализм.

— Еще мы задавали довольно обычный для социологов вопрос: «Будете ли вы приветствовать смешанный брак своего сына или дочери с представителями такой-то национальности?» Выяснилось, что пятьдесят пять процентов опрошенных не хотели бы смешанного брака своих детей с кавказцем или выходцем из Средней Азии. Сорок с лишним процентов не отдали бы дитятко в еврейскую семью.

— Да пусть расслабятся! В стране стольких евреев нету, чтобы за них дитятко не отдать...

— Самое смешное — вслед за евреями в этом рейтинге неприязни идут прибалты.

— А чем нашему обывателю горячие эстонские парни насолили?

— Чужие! Двадцать с лишним процентов респондентов вообще не одобрят брак своих детей с иностранным гражданином.

— И это при том, что каждый пятый бы сбежал в эту самую ненавистную заграницу.

— Шестьдесят восемь процентов респондентов говорят, что они «отрицательно относятся к наплыву мигрантов из южных республик бывшего СССР».

— А есть такие, кто относится положительно?

— Не густо, но есть. Пятнадцать процентов не против мигрантов. Остальные затрудняются с ответом. Заметьте: «базарная» фобия — одна из самых консолидированных позиций нашего общества. Мигранты вышли в лидеры общественных раздражителей. Раньше на первом месте среди «негативов» безраздельно господствовал рост цен. Сейчас наплыв мигрантов прочно занимает вторую строчку, а в некоторых замерах поднимается на первую.

РЕВАНШИСТЫ, ВПЕРЕД!

— Стало быть, политологи не так уж не правы в прогнозах, что при определенном раскладе россияне вполне могут привести к власти ультраправых националистов? По сути, фашистов?

— Я бы не говорил о фашистах. Фашизм — слишком узнаваемая и пугающая вещь. Поэтому четко позиционирующие себя фашисты пока имеют у нас мало шансов. А вот реваншисты, экспансионисты и популисты вполне могут прийти.

— Реваншисты — это те, кто огнем и мечом будет восстанавливать СССР в прежних границах?

— Такие тоже вряд ли востребованы. Хотя о распаде Союза сожалеют семьдесят процентов опрошенных, только пятая часть их надеется на восстановление СССР. Поэтому реальным субъектом российского реваншизма сейчас является Чечня.

— Это каким образом?

— На Чечне вроде как выместили всю злобу и горечь по поводу распада СССР. Вот этих мы отпустили, тех отпустили, но уж вас-то ни за что не отпустим! Еще одна доминанта, кроме реванша, — идея сильного государства. Хотим сильное государство. Но и тут единства взглядов нет! Спрашиваешь, что надо делать, чтобы у нас было сильное государство, — примерно треть опрошенных говорят, что нам нужно наращивать военную мощь. А две трети считают признаком сильного государства нормальные зарплаты в бюджетном секторе и хорошие пенсии. Еще одна доминанта — хотим порядка.

— А что люди понимают под словом «порядок»?

— К счастью, большинство под этим подразумевают не репрессии, а обычное соблюдение законов. Но, к несчастью, ради порядка примерно три четверти опрошенных готовы пожертвовать свободой и некоторыми личными правами.

НЕ МОЯ СВОБОДА

— Мне еще перед прошлыми выборами Сергей Кириенко рассказал байку, как он попросил социологов задавать эти вопросы очень прицельно и очень лично: «Мужик, ты готов расстаться с загранпаспортом ради стабильности в стране? Готов деприватизировать квартиру?» Так респонденты с кулаками на социологов бросались...

— Вкусившие свободы так и должны были себя вести. Но много ли у нас таких? Пару лет назад мы выясняли, сколько наших людей побывали на Западе. Тогда было два с половиной процента. По самым оптимистическим оценкам, сейчас таких три с половиной процента, в крайнем случае четыре.

— А сколько процентов населения вообще ездят за границу на отдых, а не челночить?

— Вряд ли больше десяти-пятнадцати процентов. Так что тот же загранпаспорт, уверяю вас, не очень-то у многих есть.

— Вы хотите сказать, три четверти опрошенных так легко готовы пожертвовать свободой, потому что сами они ее не вкусили и ею не воспользовались? Не своя свобода?

— Конечно. Это очень тревожный дисбаланс. Как ни грустно, иммунитета от своего лукашенки у нас нет. Нет и настоящего понимания, что такое правовое государство или прямое действие закона. Огромная часть респондентов «плавает» в этих вопросах, как двоечники на экзамене. Это была огромная ошибка наших реформаторов — не объяснять ни одного своего шага. Надо было на пальцах, на спичках объяснять, а наших людей, как щенков, в воду бросили. В начале девяностых на заседание «Московской трибуны» (есть такой дискуссионный клуб, основанный академиком Сахаровым) пришел Андрей Вавилов, тогдашний замминистра финансов. И я попенял ему на то, что экономический блок правительства не объясняет обывателю ни одного своего шага. Вавилов совершенно искренне ответил: «Вы знаете, Леонид Александрович, это коммунистическая манера — по любому поводу устраивать агитпроп».

— И ведь до сих пор многие так считают.

— А потом удивляются, почему коммунисты выигрывают выборы. Совсем недавно Григорий Алексеевич Явлинский написал интереснейшую статью. Про наш поделенный и жестко охраняемый рынок, на который новому игроку не вклиниться. Это ноу-хау, по идее, касается каждого экономически активного гражданина.

— Дает любому мелкому бизнесмену шанс понять, как себя вести?

— И не ему одному! Такую статью надо бы перевести на язык комикса и сделать достоянием широких народных масс. Но никто этим не озабочен. В итоге только читатели малотиражных газет, буквально единицы, в курсе дела, которое касается всех. Вот и пилят две наши демократические партии электорат в пятнадцать процентов вместо того, чтобы его расширять. Ведь расширить его можно только самым что ни на есть лубочным агитпропом — а это, видите ли, коммунистическая манера...

— Ну и как же себя в ближайшее время поведет наше расколотое общество?

— Раскол общества сейчас опасен не бунтами и не протестным голосованием за фюрера или батьку. Подобные проявления нынешняя власть худо-бедно в состоянии сдерживать. Гораздо опаснее то, что сами властные элиты расколоты ровно так же напополам. Бизнес-элита хотела бы вести страну в одном направлении, элита военно-полицейская и прокурорская — ровно в противоположном.

— А как это отразится на выборах?

— Пока непонятно...

P.S.

Леонид Седов — суровый диагност и порой говорит весьма нелестные слова о нашем обществе. Но никто еще не доказал, что диагнозы должны быть приятными на слух, а лекарства — на вкус...

Борис ГОРДОН