«ВО ИМЯ АЛЛАХА, ВСЕМИЛОСТИВОГО И ВСЕМОГУЩЕГО»
«Но, творя дела будущего, мы всегда будем сверять свой путь с делами и заветами пращуров. Здесь для историков, писателей непочатый край работы. ...Безусловно и то, что наши ближайшие предки были кочевниками. Но их предки создавали могучие государства, строили великолепные дворцы, развивали науки и искусства. Вот эти дела мы и продолжим. Все наше прошлое заслуживает внимания и изучения. Именно в нем, в прошлом, истоки сегодняшней независимости, истоки грядущего золотого века»
Из выступления Президента Туркменистана Сапармурата Туркменбаши на совместном заседании IX Государственного Совета старейшин, Народного Совета и общенационального движения «Галкыныш» 27 — 29 декабря 1999 года
Луна садилась в горы. Далекие вершины, освещенные внеземным серебристым светом, казались от этого еще более далекими, возвышенными и неприступными. Светлые лунные дорожки сбегали ломаными линиями по горным тропам к самому подножию Копетдага и разливались перед ним широким лугом. Это были совсем не те горы, какие я привык видеть в Причерноморье, нет, там были покатые, пологие холмы, а здесь — настоящие дикие скалы с ледниками, снежными склонами и крутыми обрывами.
Я сидел за широким сачаком в уютном ашгабатском дворике и отхлебывал из маленькой пиалушки душистый зеленый чай. Мурад, хозяин гостеприимного дома, не выпускавший меня из-за стола уже пятый час, время от времени доливал мою чашечку.
— Вот вы, москвичи, нас, туркменов, ведь как представляете? — спросил Мурад. — Вы думаете, что мы кочевники, без рода без племени, что у нас до Советского Союза ни городов, ни культуры не было.
— Нет, что вы, — запротестовал я.
— Думаете, думаете. Да вы не расстраивайтесь, не только вы, многие туркмены своей истории не помнят. Вот, Рустам, — обратился он к сидящему напротив меня мужчине, — кто наш родоначальник?
— Огуз-хан, — откликнулся тот. — У него было шесть сыновей: Гун-хан, Даг-хан, Гок-хан, Ай-хан, Дениз-хан, Йылдыз-хан и двадцать четыре внука.
— А-а-а, ну ты знал! — улыбнулся Мурад и снова обратился ко мне: — А знаете, когда жил Огуз-хан? Пять тысяч лет назад.
— Разве пять тысяч лет назад вообще кто-нибудь жил?
— Как видите, да. В древних арабских рукописях прямо говорится: «Огуз-хан жил за три тысячи лет до нашей эры, он и есть первый туркмен». Когда еще слова такого не было, «русский», у нас такие города стояли — весь мир удивлялся. Вы в Мерве были?
Мурад опять долил мою чашку ароматным напитком.
— А что же сейчас в Мерве?
— Город. Современный красивый город.
— Да что ты все про Мары рассказываешь, — вмешался в разговор Руслан, — можно подумать, что у нас больше древних городов нет.
— Но ведь это, наверное, самый древний? — вопросил я. Просто сложно было себе представить, что на территории бывшего родного СССР существуют населенные пункты с почти трехтысячелетней историей. — Я имею в виду действующие города.
— Ну, не самый древний, но один из древних.
— Ты про Куня-Ургенч? — переспросил Рустама Мурад.
— Да, про Гургандж.
— Постойте, — забеспокоился я, — так про что вы говорите, про Куня-Ургенч или про Гургандж?
— А это одно и то же, — успокоил меня гостеприимный Мурад.
Я с интересом разглядывал фотографии с видами памятников истории Куня-Ургенча.
— Вас послушать, так Туркменистан чуть ли не центр мусульманского мира.
— Не центр, — поправил меня Мурад. — Центр — это Мекка. Но в Туркменистане столько мусульманских святынь, что он по праву претендует на титул второй родины ислама. Вот посмотрите, например, сколько паломников съезжаются каждый год поклониться святым местам к мавзолеям Астана-Баба и Машат-Ата.
Луна уже сияла высоко в небе. Непривычно для меня теплый воздух кружился в ушах приятной тишиной, лишь изредка прерываемой посторонними звуками, которые ее не нарушали, а, скорее, подчеркивали.
Мне было хорошо и спокойно в кругу людей, которых я еще совсем недавно не знал, но которые успели стать моими друзьями. Мурад спокойно попивал чай из своей пиалушки, время от времени сдабривая его порцией кишмиша вперемешку с миндалем, а Рустам тихо дремал на своем коврике. Возможно, ему снились древние туркменские воины, громившие полчища воинственных монголов. А может, ему виделся современный Мерв, красивый город с многотысячелетней историей. Или древний Куня-Ургенч, чуть было не погибший в тяжкие годы безвременья, но воскресший благодаря Гению Туркменбаши. Я не знаю.
Ашгабатская ночь уже близилась к своему логическому завершению. Где-то на востоке солнце подернуло красной дымкой ломаную линию горизонта. «Если у ночи есть начало, — вспомнилась мне вдруг восточная мудрость, — то у нее обязательно будет и конец». В Туркменистане наступало утро нового дня. Утро нового века — Золотого Века этой удивительной и прекрасной страны.
Приятно было лежать возле накрытого сачака на гостеприимно подстеленном коврике, слушать неповторимую ашгабатскую предрассветную тишину, смотреть на вершины Копетдага и думать, что, наверное, счастлив должен быть народ, имеющий такую страну, как Туркменистан.
МЕРВ
Главным богатством в Туркменистане во все времена считалась вода. Есть вода — есть жизнь, есть жизнь — есть радость. Нет воды — вокруг смерть и пески. Поэтому самыми ценными в жарких Каракумах всегда считались земли оазисов. Через них прокладывали древние торговцы многочисленные караванные тропы, здесь военачальники строили свои крепости, здесь селились мирные скотоводы и землепашцы. Крестьяне кормили проезжавших купцов, те снабжали их иноземными товарами, военные оберегали как первых, так и вторых от набегов кочевников. Жизнь шла своим чередом, и первоосновой ее была вода.
Мургабский оазис всегда привлекал людей обилием воды и плодородием почвы. В самом центре этого райского места, окруженного со всех сторон сотнями километров сплошных песков, и возник почти три тысячи лет назад город Мары, что означает — красивый луг с сочными травами.
Мары, или Мерв, быстро превратился в настоящую столицу оазиса. В VI веке до нашей эры в нем правили Ахемениды, в IV город захватил Александр Македонский, назвав его Александрией Маргианской. После смерти Александра Мерв перешел к Селевкидам, был разрушен, но вскоре восстановлен под именем Антиохия. Во II веке его отвоевали себе парфяне, которые и правили в нем несколько столетий. Впоследствии Мерв частенько переходил из рук в руки, что, однако, не говорит о его слабой защищенности: просто город занимал уж слишком выгодное положение на пересечении множества торговых и военных путей. Несколько раз его ровняли с землей, в 1222 году воины Чингисхана вырезали все местное население, однако дивный город всегда восставал из руин, словно легендарная птица Феникс, воскресающая из пепла вновь и вновь. Новый город вырастал всегда на почти пустом месте, чуть в стороне от города старого, и в самый короткий срок превращался в столицу Мургаба. Здесь кипела жизнь, сюда тянулись люди.
Чем еще можно объяснить такую потрясающую живучесть древнего города, как не особой расположенностью Аллаха к здешним местам? Не случайно Мерв всегда считался у мусульман одним из главных после Мекки священных мест. К кераматлы ерлер, расположенным в нем и его окрестностях, по сей день стекаются многие сотни тысяч правоверных приверженцев ислама, желающих прикоснуться к великим святыням.
У мусульман не так много святых, гораздо меньше, чем у христиан. Коран запрещает поклоняться кому-нибудь, кроме Аллаха Всемилостивого и Всемогущего. Но те, кого по тем или иным причинам причислили к лику святых, — воистину люди великие, достойные если и не поклонения, то великого уважения и вечной памяти.
Санджар Меликшах, последний султан Сельджукской империи, — один из таких людей. Такой славы, какая была у Мерва во времена его правления, в XII веке нашей эры, у города не было никогда. Для легендарного правителя не было преград и препятствий. Он покорил Иран, Азербайджан, Табаристан, Ирак, Сеистан, Кирман, Афганистан, Хорезм, Кашгар и Мавераннахар. Его авторитет был настолько велик, что все соседние правители слушались его почти беспрекословно. Когда император Византии, пользуясь тем, что султан Санджар воевал на востоке, напал на Анатолию и захватил в плен огромное количество мусульман, Меликшах направил ему гневное послание, в котором говорилось: «Если ты не выпустишь всех пленных мусульман немедленно, то вся армада стран и народов вторгнется в земли Византии. В этом походе не будет пленных, мы будем рубить головы без пощады». Стоит ли удивляться тому, что, получив этот ультиматум, император Византии тотчас отпустил всех правоверных и заверил послов султана, что впредь между двумя государствами будет сохраняться мир.
Но не стоит думать, что в лик святых султан Санджар был возведен только за военные заслуги. При нем Мары стал не только административным, но и культурным центром Востока. Здесь были сосредоточены крупнейшие в мире книгохранилища, здесь, пользуясь расположением султана, жил и работал знаменитый историк и географ Абу Саид ас-Самани. В султанской обсерватории в должности придворного астронома трудился и сочинял свои бессмертные рубаи гениальный поэт Омар Хайям. Великий султан лично покровительствовал таким выдающимся ученым и поэтам того времени, как Хасану из Газны, Абд-ал-Васи, эмиру Муиззи, Али Аухадеддину Анвари, Мунтаджабу ад-дину Беди и многим другим. И все они прославили в веках имя своего благодетеля.
Санджар Меликшах был настолько велик, что даже его враги огузы, которым удалось захватить султана в плен, окружали его в плену почетом и уважением и называли своим государем.
В самом величественном здании средневекового Мерва арабская надпись гласит: «Это место облагорожено останками того, кто именовался султаном Санджаром, из потомков турок-сельджуков... Был он в свое время справедливым, как Александр Великий, был он покровителем ученых и поэтов, и был принят в мир ислама в состоянии процветания и счастья благодаря наукам и искусству». Это здание — мавзолей султана Санджара, и к нему постоянно стекаются толпы паломников со всех концов исламского мира.
Средневековые путешественники называли мавзолей султана Санджара «самым большим зданием на свете», рассказывали, что его голубой купол был виден «на расстоянии дня пути», а знаменитый историк Исфизари в середине XV века писал о нем: «Это одна из величайших построек царств Вселенной, и до такой степени прочна, что порча не может коснуться ее».
Не меньшей святыней Мерва считается мавзолей Мухаммеда ибн-Зейда. Будучи братом пятого шиитского имама Мухаммеда ал-Бакира и являясь потомком семьи пророка, а значит, претендентом на имамат, он в VIII веке нашей эры возглавил восстание против правившей тогда династии арабских халифов Омейядов. Собравшиеся вокруг него шииты признали ибн-Зейда своим имамом, но через десять месяцев восстание было жесточайшим образом подавлено, а сам Мухаммед ибн-Зейд погиб. Тело его было распято на кресте в Куфе, а голова — отрублена и отослана халифу в Дамаск. Став шехидом, ибн-Зейд удостоился мавзолея в Мерве. Поначалу это был всего лишь небольшой машат, где лежала голова шехида, но постепенно гробница разрослась до того великолепного архитектурного комплекса, который сейчас известен всему мусульманскому миру как мавзолей Мухаммеда ибн-Зейда и который по праву признан одним из лучших образцов исламской архитектуры.
КУНЯ-УРГЕНЧ
Точная дата основания этого древнего города не известна никому. Первые документальные свидетельства относятся к V веку нашей эры, однако археологические раскопки ясно говорят о том, что еще за тысячу лет до того на этом же месте уже стояла большая крепость. В Бехистунской надписи царя Дария говорится о том, что люди жили в Ургенче еще за тысячу лет до нашей эры.
Как и Мерв, этот город постоянно переходил из рук в руки, был то хорезмским, то ордынским, то арабским. Как и Мерв, он много раз был разрушен врагами и столько же раз восстанавливался из руин, только в отличие от Мерва воссоздавался он все время на старом месте. Крепкие городские стены не раз служили местным жителям прочной защитой, не раз они вставали непреодолимой преградой на пути иноземных захватчиков.
Куня-Ургенч занимал крайне выгодное географическое положение. Он находился на пересечении двух важнейших караванных путей. Через него караваны шли на восток, в Китай, и с юга — на северо-запад, к Волге, откуда дальше товары отправлялись вверх по реке, к варягам, и вниз, в греки. Такое положение не могло не сказаться на темпах роста, и город рос, быстро расширяя свои владения и превращаясь из просто укрепленного форпоста в настоящий центр цивилизации. В начале XI века Гургандж стал настолько известным, что затмил славу Бухары. Сюда съезжались ученые и поэты, прославившие город как «столицу тысячи мудрецов». На весь мир гремела слава о знаменитой «Академии Мамуна», название которой связано с одним из самых блестящих правителей Хорезма, сыном Мамуна I, Мамуном ибн-Мамуном. Человек редкого ума и высочайшего образования, он умел ценить науку и собрал в Гургандже целый букет великих ее представителей. Настоящим украшением «Академии» были гениальный естествоиспытатель, врач и философ Абу Али ибн Сина, известный на Западе под именем Авиценна, и великий энциклопедист Абу Рейхан Мухаммед ибн-Ахмед ал-Бируни.
В представлении наших далеких предков, Вселенной правит высшая гармония, создатель которой, Аллах Всемилостивый и Всемогущий, любит порядок во всем. Город, служивший образцом мудрости и духовности, в соответствии с этими представлениями просто обязан был быть образцом красоты и святости. И город был этим образцом, недаром древние путешественники называли его в своих записках жемчужиной пустынь.
Еще в XIV веке, во времена, когда Хорезм был покорен династией Сельджуков, здесь было возведено самое высокое в мире по тем временам здание: минарет при мечети-намазгах высотой около шестидесяти метров! В 1930 году профессору Якубовскому удалось прочесть надпись на минарете. Она гласит: «Счастливейший из царей двух миров, царь, Аллах облагодетельствовал его милостью и открыл ему врата истины, и он царь могущественный, патрон царей арабов и неарабов, блеск земного мира и веры, величие ислама и мусульман, Кутлуг-Тимур, сын великого эмира Наджем-ад-Дауля-Ундин, да продлит Аллах победу ислама... и построение этого здания — в дни власти могущественного султана Узбек-хана, да продлит Аллах царство его». Надо сказать, что большинство из дошедших до нас памятников архитектуры этого города так или иначе связаны с исламскими святынями, и в святости Гургандж совсем не уступает, а где-то даже превосходит Мерв.
В 1185 году именно этот город выбрал для устроения своей ханаки основатель дервишского ордена кубравийа суфийский шейх, выдающийся теоретик и практик суфизма Ахмад ибн-Омар Абу-л-Джаннаб Наджм ад-Дин ал-Кубра ал-Хиваки, известный во всем мусульманском мире как шейх Наджм ад-Дин. Рожденный в Хиве, он изучал ислам сначала в Египте у шейха Рузбихана ал-Мисри, затем в Иране у знаменитого имама Абу Мансура Хафда, под руководством шейха Баба Фараджа Табризи постигал идеи суфизма и, наконец, был приглашен в Хамадан на обучение к прославленному шейху Аммару ибн-Йассиру ал-Бидлиси. Последним и главным учителем Наджм ад-Дина стал шейх Исмаил ал-Касри. Именно он довел обучение до высочайшей точки и благословил послушника на самостоятельную деятельность, облачив его в «хырку благословения» и возведя его таким образом в ранг шейха. Сначала Наджм ад-Дин вернулся в Египет, но очень быстро понял, что настоящее его предназначение состоит в распространении благодатного света ислама в тех местах, где его сила еще невелика. И он избрал местом своего служения столицу Хорезма — Гургандж.
Согласно легенде хорезмшах Мухаммед II казнил по ложному доносу одного из лучших учеников Наджм ад-Дина — Маджд ад-Дина, после чего святой сильно разгневался и проклял Хорезм. Проклятие вскоре сбылось — могучее государство пало в результате нашествия монголов. Сам Наджм ад-Дин вышел с оружием в руках на защиту родного города. Этот бой был последним его подвигом во славу ислама: монгольский воин снес мечом голову великому святому. Теперь останки шейха Наджм ад-Дина ал-Кубра покоятся в построенном в его честь мавзолее. Мавзолей расположен в центральной части древнего кладбища Куня-Ургенча, прямо напротив мавзолея легендарного султана Али, а сам святой признан патроном — покровителем Гурганджа.
Тысячи паломников, приезжающих в Куня-Ургенч поклониться святым местам, проходят на своем пути через многие памятники туркменской истории. Одним из них является мавзолей Текеша. Это был весьма неоднозначный правитель, сумевший благодаря сильному характеру и острому уму собрать в единую централизованную империю огромную территорию, простиравшуюся от Аральского моря и низовьев Сырдарьи на севере до Персидского залива на юге и от Памира на востоке до Иранского нагорья на западе. В 1172 году, для того чтобы занять трон, он обратился за помощью к своим бывшим врагам каракитаям, которые согласились в обмен на ежегодную дань помочь ему свергнуть с престола родного брата, а затем, уже получив власть над Хорезмом, он же приказал умертвить свою мать. Каракитаи тоже недолго радовались ежегодным подаркам: уже через четыре года после объявления Текеша хорезмшахом он подчинил себе Южный Хорасан, а правителя каракитаев Гура превратил в своего вассала.
Но самым величественным зданием в Куня-Ургенче, безусловно, является мавзолей Тюрабек-ханым. Любимая дочь Узбек-хана, Тюрабек-ханым пообещала влюбленному в нее мастеру-строителю Гулгардану, что, если тот построит для нее прекраснейшее в мире здание, она выйдет за него замуж. Гулгардан потрудился на славу: построенный им мавзолей, ставший впоследствии усыпальницей царей династии Суфи и самой Тюрабек-ханым, поражал и до сих пор продолжает поражать людей удивительной стройностью высоких порталов, точностью геометрических расчетов двенадцатигранного основания, богатством внутреннего убранства и красотой многоцветных орнаментов. Но гордая красавица не выполнила своего обещания, предпочтя строителю наместника Хорезма Кутлуг-Тимура (того самого, построившего минарет). Обманутый мастер не смог пережить горя и бросился с вершины мавзолея.
Новая жизнь города началась в середине XIX века, когда рядом с сохранившимися строениями Гурганджа был прорыт водный канал Хан-яб. Именно тогда на берегу канала появилось поселение, ставшее основой нынешнего Куня-Ургенча. Однако настоящий расцвет города наступил только после объявления независимости Туркменистана, когда управление республикой взял в свои руки Президент Сапармурат Туркменбаши. Будучи достойным продолжателем дела предков, он отстроил на месте старых развалин прекрасный город, в котором история и современность идут рука об руку, помогая друг другу и поддерживая.
АСТАНА-БАБА И МАШАТ-АТА
«Давным-давно единственная дочь правителя Балха ибн-Али Нур-оглы Зувейда, выданная замуж за местного управителя, неожиданно скончалась. Опечаленный отец приказал построить для нее мавзолей и выписал лучших мастеров из Мерва и Самарканда. Однако по окончании строительства мавзолей рухнул. Вновь воздвигнутое здание постигла та же участь, и так продолжалось трижды. Нур-оглы пришел в отчаяние, но как-то во сне к нему пришел старец и посоветовал возвести мавзолей из глины и воды, привезенных из Мекки. Безутешный отец так и поступил. В землю подмешивали привезенную из Мекки глину, а воду из Мекки вылили в колодец, откуда брали ее для строительства. Таким образом мавзолей был завершен, и после смерти Нур-оглы его тело погребли в помещении, смежном с усыпальницей дочери». Так согласно одной из местных легенд был построен знаменитый мавзолей Зейд-Али и Зувейд-Али в древнем поселении, носящем красивое название Астана-Баба.
Кто такой был сам Астана-Баба, никому не известно. Бесспорно только одно: человек этот был велик в своей святости. Вообще, место, в котором расположен поселок, очень похоже на настоящую овлию, на могилу святого человека. Несть числа чудесам и исцелениям, происходящим в этом святом месте. Тысячи больных людей съезжаются сюда ежегодно, и все получают долгожданное облегчение. Считается, что здесь можно исцелить сумасшествие, женское бесплодие, избавиться от сглаза. Вода в колодце, из которого по преданию брали воду для строительства мавзолея Зейд-Али и Зувейд-Али, считается святой, ее берут с собой домой, ею поят больных, ее добавляют в пищу. Количество паломников растет с каждым днем, и уже сейчас местные гостиницы зачастую с трудом справляются с наплывом желающих прикоснуться к святым местам.
После Астана-Бабы многие паломники посещают другое, не менее святое место, называемое Машат-Ата.
Еще в X веке известный арабский путешественник Ал-Макдиси упомянул в своих записках построенную на большом кладбище Машат-Аты и пользующуюся огромной славой мечеть «на деревянных столбах». Все факты говорят о том, что эта фраза относилась к мавзолею Шир-Кабир, расположенному в центральной части кладбища. Этот мавзолей древнейший из сохранившихся мавзолеев Туркменистана, его постройка датируется IX — X веками нашей эры. Причем ориентированный на Мекку михраб в стене главного зала говорит о том, что этот мавзолей прежде всего использовался именно как мечеть, а не просто как усыпальница. И хотя внешний вид его в результате многочисленных ремонтов и перестроек изменился до неузнаваемости и практически потерял ту торжественность, которую ему придавали древние мастера, внутреннее убранство до сих пор несет на себе отпечаток величия и красоты. Многие паломники, посетившие это святое место, впоследствии утверждали, что нигде в мире, кроме Мекки, они не чувствовали себя так хорошо, как здесь. Словно над этими местами раскинуто благословение Аллаха.
Исмаил БАРХУДАРОВ