Лето. Июль 98-го. Жара. Тишина. В пустых коридорах киностудии Горького гуляют горячие сквозняки. На улице разомлевший люд поедает тоннами мороженое. Двери и окна открыты. За одной из дверей — обычный канцелярский стол. На столе — альбом. Старый альбом с фотографиями. Я раскрыла его — и ахнула...
Лиозновой Татьяны Михайловны
— Когда была машина, я поднималась и летела куда позовут. Потом машину продала по дешевке друзьям, почти год просидела дома. Почему? Не могу спокойно смотреть на то, что сейчас происходит в Москве: на каждом углу заграничная реклама, слова родного не встретишь, в магазинах турецкий хлеб...
Потом она поняла, что все-таки «затворницей» жить нельзя, и стала потихоньку выходить, прогуливаться за продуктами в дальний гастроном.
Однажды, когда еще была на машине, отправилась в игрушечный ряд, чтобы купить подарок знакомому ребенку. И вдруг почувствовала, что в затылок врезается чей-то пристальный взгляд. «Наверное, кто-то из знакомых, а я его не узнала. Нехорошо, надо поздороваться», — подумала она, обернулась и... встретилась глазами с плюшевым существом. «Я не знаю, кто это — львенок-тигренок?-- непонятно. Но посмотрите, какие у него глаза. Это же глаза человека!» — с тех пор она с этим существом не расстается, оно сидит в огромном мягком кресле, и, выключая на ночь свет, Лиознова обязательно желает ему спокойной ночи. Она разговаривает с маленькими плюшевыми игрушками, которые являются немыми(?) свидетелями нашей беседы, с цветами, живущими на подоконниках ее квартиры на 13-м этаже, где много неба и солнца. Она их приручила. Да, цветы. Перед ее отъездом в больницу на сложную операцию в кухне пышно расцвел куст жасмина. А когда вернулась — жухлые коричневые цветочки валялись на полу вокруг куста с поникшими листьями, несмотря на то что за ним в ее отсутствие ухаживали. Очевидно, почувствовав возвращение хозяйки, жасминовый куст вскоре зацвел во второй раз...
И все же для того чтобы хоть немного понять Лиознову, я предлагаю прислушаться к интонации ее голоса, попробовать сопоставить свои взгляды на жизнь с ее и узнать доселе покрытые молчанием моменты работы над самым главным, на мой взгляд, ее фильмом.
— Татьяна Михайловна, «Семнадцать мгновений...» — конечно, госзаказ?
— Нет. Это обычный рядовой фильм. Но до сих пор не могу сказать, что это для меня пройденный этап, потому что такое заявление, наверное, обидит зрителей.
— С чего все началось, Юлиан Семенов принес вам сценарий?..
— Если бы! Как всегда, довольно долго я «простаивала», искала новый интересный сценарий, от которого сердце бы вздрогнуло. Но ничего подобного не попадалось. Я ходила по студии им. Горького, заглядывала в павильоны, где работают мои коллеги, дышала желанным воздухом работы, радовалась за них и до слез огорчалась за себя. И как-то в нашей библиотеке мне дали журнал «Знамя», где и была опубликована новая повесть Юлиана Семенова «Семнадцать мгновений весны». Я прочитала ее взахлеб и сразу увидела(!), как она может быть экранизирована — динамичный, острый детектив.
...Во время войны я была школьницей, так что все помню. Это было страшно. Чувство войны у людей, переживших ее, не проходит никогда. У нас в семье погибли все мужики — отец и три маминых брата. Остались одни бабы.
У меня осталось чувство горечи, потому что союзники медлили с открытием второго фронта и пытались отделаться от нас тушенкой и поношенной одеждой. На Руси никогда поношенную одежду не считали подарком, носить ее было зазорно. Исключение только — подарок с барского плеча. Так что в этой работе сказалось мое личное ощущение войны, мои переживания.
Вообще, нечего наводить тень на плетень, расскажу поподробнее, как все обстояло. Юлиан Семенов был проворный до чрезвычайности, и, когда я заявила, что буду снимать «Семнадцать мгновений...», он удивленно на меня посмотрел: «Тань, да ты что, я уже его продал в Ленинград и деньги получил»... Я не растерялась и в запальчивости ему говорю, что мне наплевать, продан сценарий или нет, но этот фильм буду снимать я! И точка. И тогда Юлиан совершил настоящий Поступок, не часто он такое делал, — послал телеграмму Лапину, председателю Комитета по телевидению, в которой сообщил, что отзывает сценарий с Ленфильма и передает его мне. Причем деньги, полученные за сценарий, он уже выслал в Ленинград переводом.
— Татьяна Михайловна, а что, Юлиану Семенову было несвойственно совершать Поступки, вы хорошо его знали?
— Я бы не назвала себя в числе его близких друзей, у нас были теплые приятельские отношения. Он был человеком богатым. За спиной шептались, что у Семенова, который был тогда на гребне писательской славы, есть престижная квартира в центре Москвы, дачи в Подмосковье, в Крыму, а мама его тем временем жила в коммуналке. Вообще, он был быстр на руку, легко писал и всегда старался побыстрее оттащить еще не дописанный роман в какое-нибудь издательство и быстро получить деньги.
...Думаю, что очень многое в его «Семнадцати мгновениях...» могло быть неправдой. И лично я многое могла подвергнуть сомнению. Штирлиц вполне мог быть собирательным образом. Я решила делать картину не о Джеймсе Бонде, а о Великой Отечественной войне, о жизни одного человека, о его усилиях, его личном вкладе в нашу победу.
Так вот, когда я взяла в руки сценарий, который Юлиан вернул из Ленинграда, то со мной случился шок, потому что в книге было много того, что мне импонировало, а в сценарии — все совсем не то, на каждой странице по пять трупов. В общем, Семенов отписался и спокойно уехал бить кабанов (он любил на охоту ездить) или в Крым, или в Болгарию, в общем, сорвался куда-то, и все. Мне ничего не оставалось, как засесть за работу — писать одновременно литературный и режиссерский сценарии. Катастрофа! Я работала по 12 часов в сутки, не помню, спала ли я тогда. Но не скажу, что я не получала удовольствия, ведь у меня были развязаны руки, к тому же я не шла против книжного материала, а, наоборот, отстаивала его.
— Вам пришлось просмотреть многих актеров, чтобы выбрать одного на роль Штирлица?
— Начиная с «Трех тополей на Плющихе», я вообще не делала кинопроб. Я видела фотопробы актеров, возила с собой в сумке фото, дома раскладывала и перекладывала их, как пасьянс, мысленно проигрывая соответствие артистов. Что касается Штирлица, то я могла бы назвать нескольких актеров, которые с равным успехом исполнили бы эту роль. Но некоторые из них уже сыграли нечто похожее. Преимущество Вячеслава Тихонова состояло в том, что на тот момент он был свободен от съемок и от театра, а эта работа требовала абсолютно свободного актера.
— После окончания работы вы поддерживаете с актерами дружеские отношения?
— У меня нет времени общаться с господами актерами. Лучше пойти в театр и посмотреть тех же актеров в хороших спектаклях. С Тихоновым мы общались ровно столько, сколько это было нужно делу. Например, если мне звонили из воинской части и просили приехать с Тихоновым на показ «Семнадцати мгновений...», и подразумевалось, что выступление бесплатное, то я понимала, что Тихонову предлагать его не стоит. Я лучше приеду с Броневым — он никогда мне не отказывал, может быть, потому, что это была его первая большая роль в кино и он не был тогда избалован вниманием. Вот такова мера общения, продиктованная самой жизнью.
...Некоторые фрагменты фильма я специально «подбивала» под хронику. Например, помните, на похоронах профессора Плейшнера один из фашистских боссов слегка похлопывает по щеке мальчика. Сначала я увидела этот жест у Гиммлера в хронике, и под него уже придумали этот фрагмент, который сопровождается озвученной мыслью Штирлица: «Все они хотят быть похожими на своего фюрера».
— Татьяна Михайловна, вы стремились к портретному сходству актеров с их историческими персонажами?
— Формально. Странно, если бы, например, Гитлер или Борман выглядели иначе, чем в жизни. Во время работы над фильмом мне попалась архивная фотография Шелленберга: небольшого роста, хилый, голенища сапог свободно болтаются, не обтягивают ноги... Внешне его сходство с Табаковым было явно невелико. Но Табаков с опасным внутренним весельем и с опасной легкостью сыграл этого признанно хитроумного и очень талантливого в своей области человека. Вообще, я хочу со всей откровенностью признаться, что все актеры и вся съемочная группа достойны истинного восхищения и благодарности.
— Татьяна Михайловна, почти год вы не выходили из дома, вас раздражает то, что происходит сейчас с Москвой, со страной?
— Для меня важно то, что наша страна была единственной страной, которая выстраивала свой путь развития по принципу Евангелия — дружба, равенство, братство. Она на этом пути была еще ребенок, ведь разве возраст для державы 70 лет? Сейчас многие наш народ называют совками, они плюют на наше прошлое, на погибших, овдовевших, осиротевших... Я считаю, что мы все — предатели, и я в том числе. Мы предали и продали свою неповторимую страну. И нет журналиста, который, пользуясь случаем, не харкнул туда же. Это меня возмущает крайне! Но многие все же верят в то, что былая слава нашей Родины восстановится. И я тоже в это верую.
— Вы сильная женщина?
— Для меня никогда не было такого вопроса. Если взялась за что-то, то иду вперед, чего бы мне это ни стоило. Вопросов, трудно мне будет или нет, справлюсь я или нет, никогда не было.
— Татьяна Михайловна, а у вас была семья, дети?
— Нет. Дети — мои картины.
— У вас есть свой любимый фильм?
— Я не смотрю свои картины. Тем более по телевидению, когда их режут рекламами, это пережить невозможно — первое. Второе — картины сняты широким форматом, а наши телевизоры срезают края, и ты видишь не то, что снимала. Как это можно пережить, если ты из-за этого кадра буквально седела? Недавно в связи с юбилеем Вячеслава Тихонова «Семнадцать мгновений...» запузырили одновременно по двум каналам. По-моему, это портит картину и зритель путается. За показ этой картины, впрочем как и других моих картин, ни я, ни мои коллеги не получаем ни копейки. Впрочем, меня это не огорчает, ерунда.
— Почему вы перестали работать, снимать кино?
— Я не понимаю, чем сейчас дышит аудитория, сидящая по ту сторону экрана.
На фото:
- «А вас я попрошу остаться».
- Кадр из фильма «Им покоряется небо».
- «...Чем дышит аудитория, сидящая по ту сторону экрана?» — этот вопрос волновал Лиознову всегда.
- Татьяна Лиознова. Почему она не стала кинозвездой?
- «Я же вам говорю, что не в фокусе!» С оператором В. Гинзбургом на съемках «Им покоряется небо».
- Тамара Макарова в фильме «Память сердца».
- Через десять минут она встанет и скажет: «Мотор!».
- «Не «висите» на телефоне, Армен Борисович!» Рабочий момент фильма «Конец света с последующим симпозиумом».
- Информация о раннем фильме Татьяны Лиозновой «Рано утром» осталась только в этом альбоме. (И. Имильтон, Н. Мерзликин, О. Жаков и другие.)
- Им покоряется небо. Ей — все остальное.
- — Узнаете? Штандартенфюрер Штирлиц, он же Максим Максимыч Исаев, он же Вячеслав Тихонов...
- С оператором М. Яковичем на съемках.
- Рабочий момент фильма «Карнавал».
- «Если я берусь за что-то, иду вперед, чего бы это ни стоило».
- Марк Донской: «Есть такая профессия — родину защищать. Хотя об этом лучше расскажет Татьяна Лиознова». На встрече в воинской части.