Самый странный памятник на кладбище в нашем городке установлен на могиле Коли Стремухина. Из бетонного куба торчит рулевая колонка с эбонитовым колесом - это все, что осталось от автомобиля ГАЗ-АА, на котором Коля колесил много лет.
После войны в Калининградской области - бывшей Восточной Пруссии - по лесам было разбросано много всякой техники, брошенной немцами при отступлении. Директор бумажной фабрики ездил на роскошном серебристом "хорьхе", а милиционеры - на мотоциклах BMW. В леспромхозе исправно служили автомобили с газогенераторными двигателями, а на полях трудились тракторы "ланд-бульдог" с шипами на стальных колесах: чтобы перебраться на другое поле через асфальтовую дорогу, трактористу приходилось свинчивать пятьдесят два шипа с каждого колеса, а потом ставить их на место.
Но в начале шестидесятых директор фабрики пересел на "победу", милиционеры - на "уралы", а в леспромхозе появились "татры".
Из автостарья в городке осталась одна полуторка. На ней развозили по домам упившихся мужиков и дрова для рабочих бумфабрики, доставляли продукты в детский сад и грузчиков к ночным эшелонам, груженным книгами из библиотек воинских частей, расформированных по приказу Хрущева: из собрания сочинений Сталина на фабрике делали картон, а потом толь - им покрывали крыши свинарников...
Именно на этой полуторке мой отец забрал из роддома жену с первенцем - так я впервые в жизни прокатился на автомобиле.
Если бы не Коля, полуторка давно отправилась бы в автомобильный рай - должно же быть такое место для заслуженных покойников автопрома. Но Коля изо дня в день пробуждал машину к жизни. Он часами лежал под грузовиком, копался в двигателе, что-то подтягивал, подкручивал и красил, помогая себе при этом честным русским словом. "Из одних запятых, зараза, состоит, - ворчал он. - Запинается и запинается, зараза... Вот я тебе когда-нибудь точку-то поставлю..."
Вечно перепачканный в машинном масле, взъерошенный, с грозно торчащими рыжими усами, с самокруткой в зубах, в галифе и хромовых сапогах, он бился за жизнь полуторки с такой яростью, словно это была его собственная жизнь.
Коля Полуторка умел за две секунды свернуть "козью ножку", побриться без порезов, держа лезвие в щепоти, и сделать "вертушку": откупорив четвертинку водки, взбалтывал содержимое и запрокидывал голову, позволяя раскрученной водке самой - по спирали - проникнуть в его организм и не делая при этом ни одного глотка. Что ж, в те годы еще можно было встретить шофера и инспектора ОРУДа, которые заказывали в придорожном буфете по сто "с прицепом" (с кружкой пива), выпивали за здоровье друг друга и мирно разъезжались.
Наконец полуторку отправили в отставку, позволив ей, впрочем, послужить катафалком. В день похорон задний борт откидывали, ставили в кузов гроб с покойником, за машиной выстраивались родственники, за ними - оркестр во главе с вечно пьяным Чекушкой, а следом вытягивалась процессия: привыкающие к смерти старушки в плюшевых жакетах, друзья и подруги, мятежная баба Буяниха в пальто со шкурой неведомого зверя на воротнике, беспричинные люди - пьяницы, которые надеялись попасть на поминки, городские сумасшедшие Вита Маленькая Головка, Общая Лиза и хромец Рупь Двадцать, бродячие собаки да какая-нибудь шалая коза с пучком травы в зубах...
О войне Коля, как и большинство фронтовиков, не любил вспоминать, но после того, как в клубе показали фильм "Бессмертный гарнизон", напился и рассказал, что служил в составе 132-го отдельного конвойного батальона НКВД, который охранял в Бресте тюрьмы и обеспечивал депортацию в Сибирь классово чуждых элементов, а утром 22 июня 1941 года первым вступил в бой с немцами и держался до последнего. Именно на стене казармы этого батальона и была сделана знаменитая надпись: "Я умираю, но не сдаюсь!"
Коля Полуторка умер, не дотянув до пятидесяти: сердце.
Его хоронили при большом стечении народа, впереди процессии несли подушечку с медалью "За отвагу" - никаких других наград у него не было. "На том свете шофер не пропадет, - сказала Буяниха. - Будет начальство тамошнее возить - на пол-литру всегда заработает".
Полуторку разобрали, и на Колиной могиле поставили памятник - руль от ГАЗ-АА.
Помню, как-то я его спросил насчет надписи в той казарме, и он вытаращился и заорал: "Надпись была, а запятой не было! Понял? Умираю но не сдаюсь - на хера там запятая? Умираю но не сдаюсь пишется без запятой! Понял? Без запятой на хер!"
Ну, без запятой, так без запятой. Значит, точка.