Событие недели — "Полицейский" (Un Flic) (1972), последний фильм великого французского режиссера Жан-Пьера Мельвиля (Jean-Pierre Melville) (1917-1973) (10 ноября, ОРТ, 0.55 *****). Переводить название следовало бы как "Мент": Мельвиль, этот высокомерный денди, никогда не снимавший шляпы Стэтсон и черных очков, хладнокровно рассекавший в мае 1968 года толпу бунтующих студентов на своем вызывающем "роллс-ройсе", великолепно владел уголовным арго городского дна. Среди многих его загадок — его называли статуей Командора французского кино — была и приблатненная молодость, о которой он предпочитал не распространяться. Собственно говоря, даже его прославленная фамилия была псевдонимом боевика Сопротивления Жан-Пьера Грюмбаха (Jean-Pierre Grumbach). Мельвиль революционизировал криминальный жанр. Джон Ву (John Woo), например, неустанно повторяет: "Мельвиль — мой бог". Но многим обязаны ему не только братья Коэн (Coen) или Абель Феррара (Abel Ferrara), но и католический мистик Робер Брессон (Robert Bresson), и режиссеры "новой волны", которых он научил всматриваться в парижских прохожих и с которыми он делил страстную любовь к "черным" фильмам. Недаром Годар (Godard) пригласил его сыграть в "На последнем дыхании" (A Bout de Souffle) эпизодическую, но очень важную роль самодовольного румынского писателя Парвулеску, который дает героине Джин Сиберг (Jean Seberg) совет предать влюбленного в нее человека. Именно он первым стал снимать в естественных интерьерах, поскольку этого самоуверенного дилетанта, вознамерившегося после войны экранизировать "Молчание моря" (Le silence de la mer) Веркора (Vercors), просто не пускали на порог студий. "Мент" относится к позднему, очень странному, какому-то квазиориенталистскому, буддистскому периоду его творчества. Все так, как положено в детективе: преследователь и преследуемый движутся, неуклонно сближаясь, по Парижу, еще хранящему остатки кодекса гангстерской чести. Но Клод Шаброль (Claude Chabrol) назвал "Мента" фильмом, в "котором никто не движется". В холодном, пустом, замершем Париже паркингов и банковских офисов словно действуют не живые налетчики и следователи, а их тени. Герои умерли и по инерции продолжают бесконечный ритуал преступления и погони. Высказывания самого Мельвиля ироничны и горьки: "Я не верю в дружбу", "Из двух человек один — всегда предатель", "Я понял, что единственную возможность избежать чьего-то предательства дает жизнь в одиночестве". Отстраненная, загробная атмосфера на экране роднит этого мизантропа с его великим современником Серджо Леоне (Sergio Leone). Кертис Хэнсон (Curtis Hanson), чей фильм "Рука, качающая колыбель" (The Hand that Rocks the Craddle) (1992) можно увидеть на ОРТ (15 ноября, 22.00 ***),— режиссер, конечно, поскромнее, чем Мельвиль. Но он столь же бескорыстно влюблен в классический "черный" фильм и, умело владея саспенсом, не раз доказывал свое право считаться его наследником. Не реформатором, но хранителем. Этот психопатологический триллер строится на классическом приеме: в ни о чем не подозревающую семью проникает Чужой. В данном случае это няня, которая считает супругов виновными в осуждении своего мужа. Русским режиссерам, увы, никак не удается убедительно объясниться в любви к Америке и американскому кино. "Американская дочь" Карена Шахназарова (1996) (16 ноября, ОРТ, 22.00 **) была задумана как типичный "фильм дороги". Жанр этот по определению достаточно банален. Герой — в данном случае русский охламон-музыкант — стремится через Америку к маленькой дочке, которую умыкнула стерва жена. Ясное дело, что в пути ему встретятся разные люди и т. д. и т. п. Но фильм страдает малокровием. Все в нем предсказуемо за 25 ходов, все ненатурально, и даже самая что ни на есть подлинная Америка кажется мосфильмовским павильоном. И, хоть убейте, никогда в жизни не поверю в рокера, пусть даже провинциального, который не знает ни слова по-английски. Как же он, извините, Пресли (Presley) лабает в лучшем ресторане своего родного Урюпинска? Впрочем, и большинство режиссеров современного Голливуда тоже не в ладах с его подлинным героическим духом. "Сабрина" (Sabrina) (1995) Сиднея Поллака (Sydnay Pollack) (11 ноября, РТР, 21.25 **) — лишь бледная тень снятой за 40 лет до того комедии Билли Уайлдера (Billy Wilder) о миллиардере, влюбившемся в дочку простого шофера. С какого-то момента среди кинокритиков стало хорошим тоном хвалить режиссеров за то, что их герои как бы мертвы еще до начала действия. Это ставили в заслугу не только Мельвилю, но и Клинту Иствуду (Clint Eastwood), и Квентину Тарантино (Quentin Tarantino). В определенном смысле слова мертвы и герои "Блокпоста" Александра Рогожкина (1998) (12 ноября, ОРТ, 20.35 *****) — лучшего пока что фильма о вечной кавказской войне. Рогожкин всегда, снимает ли он мрачную трагедию казарменного садизма "Караул" или разухабистые "Особенности", остается певцом клаустрофобии. Его герои всегда заперты в вагоне, зоне, заказнике, чекистском подвале (ненужное вычеркнуть), и выход за пределы этого "мелового круга" чреват безумием и смертью. Солдаты из "Блокпоста" (оцените отличный ансамбль молодых пластичных актеров и Зою Буряк в роли военного следователя) выполняют боевую задачу, которую сочинил для них не иначе как Ионеско,— сторожат дорогу, ведущую на кладбище. И это только одна из нелепостей войны, где почти не стреляют, но где все уже находятся в некоем третьем измерении, откуда нет возврата. Пожалуй, символ торжествующего абсурда — сцена, где мальчишки в форме взбадривают себя воплями "Здесь Россия, здесь мой дом! Дом, в котором мы живем!", а кругом кишлаки, скалы, папахи. Какая уж тут Россия и чей здесь дом? Зато героев фильма "Джонни Мнемоник" (Jonny Mnemonic) (1995), поставленного художником Роберто Лонго (Robert Longo) (11 ноября, ОРТ, 23.50 **), никто не заподозрит в том, что они живы. "Джонни" — образцовый ученический киберпанк, населенный мутантами, говорящими дельфинами-экстрасенсами, Дольфом Лундгреном (Dolph Lundgren) и Айс-ти (Ice T). Нужно быть крайним фанатиком этого направления, чтобы получить подлинное удовольствие от фильма Лонго. К вызывающе искусственному кинематографу относится и "Готика" (Gothic) (1986) штатного enfant terrible английского кино Кена Рассела (Ken Russell) (11 ноября, ТВЦ, 23.20 ***). За 30 с лишним лет Рассел с кавалерийской лихостью перепахал в духе оголтелого кича биографии множества деятелей культуры, включая Чайковского. Иногда, как в "Листомании" (Lisztomania), получалось веселое хулиганство, иногда — тяжеловесный символизм. Но неизменно творчество оказывалось производным от диких комплексов и сверхъестественных сексуальных потребностей. В "Готике", одном из лучших образцов расселовского стиля, он порезвился на ниве английского романтизма. Банда извращенцев и наркоманов, состоящая из лорда Байрона (Byron), супругов Шелли (Shelley) и доктора Полидори (Polidori), в грозовую ночь 16 июня 1816 года придумывают Франкенштейна (Frankenstein) и Вампира. Любителям простых и добрых чувств можно посоветовать экранизацию Александром Зархи "Звездного билета" Аксенова "Мой младший брат" (1962) (10 ноября, "Культура", 12.40 ***) или один из знаковых фильмов ленинградской школы "Жил-был доктор" (1984) Вячеслава Сорокина (16 ноября, НТВ, 12.25 **).
Событие недели — "Полицейский" (Un Flic) (1972), последний фильм великого французского режиссера Жан-Пьера Мельвиля (Jean-Pierre Melville) (1917-1973) (10 ноября, ОРТ, 0.55 *****). Переводить название следовало бы как "Мент": Мельвиль, этот высокомерный денди, никогда не снимавший шляпы Стэтсон и черных очков, хладнокровно рассекавший в мае 1968 года толпу бунтующих студентов на своем вызывающем "роллс-ройсе", великолепно владел уголовным арго городского дна. Среди многих его загадок — его называли статуей Командора французского кино — была и приблатненная молодость, о которой он предпочитал не распространяться. Собственно говоря, даже его прославленная фамилия была псевдонимом боевика Сопротивления Жан-Пьера Грюмбаха (Jean-Pierre Grumbach). Мельвиль революционизировал криминальный жанр. Джон Ву (John Woo), например, неустанно повторяет: "Мельвиль — мой бог". Но многим обязаны ему не только братья Коэн (Coen) или Абель Феррара (Abel Ferrara), но и католический мистик Робер Брессон (Robert Bresson), и режиссеры "новой волны", которых он научил всматриваться в парижских прохожих и с которыми он делил страстную любовь к "черным" фильмам. Недаром Годар (Godard) пригласил его сыграть в "На последнем дыхании" (A Bout de Souffle) эпизодическую, но очень важную роль самодовольного румынского писателя Парвулеску, который дает героине Джин Сиберг (Jean Seberg) совет предать влюбленного в нее человека. Именно он первым стал снимать в естественных интерьерах, поскольку этого самоуверенного дилетанта, вознамерившегося после войны экранизировать "Молчание моря" (Le silence de la mer) Веркора (Vercors), просто не пускали на порог студий. "Мент" относится к позднему, очень странному, какому-то квазиориенталистскому, буддистскому периоду его творчества. Все так, как положено в детективе: преследователь и преследуемый движутся, неуклонно сближаясь, по Парижу, еще хранящему остатки кодекса гангстерской чести. Но Клод Шаброль (Claude Chabrol) назвал "Мента" фильмом, в "котором никто не движется". В холодном, пустом, замершем Париже паркингов и банковских офисов словно действуют не живые налетчики и следователи, а их тени. Герои умерли и по инерции продолжают бесконечный ритуал преступления и погони. Высказывания самого Мельвиля ироничны и горьки: "Я не верю в дружбу", "Из двух человек один — всегда предатель", "Я понял, что единственную возможность избежать чьего-то предательства дает жизнь в одиночестве". Отстраненная, загробная атмосфера на экране роднит этого мизантропа с его великим современником Серджо Леоне (Sergio Leone). Кертис Хэнсон (Curtis Hanson), чей фильм "Рука, качающая колыбель" (The Hand that Rocks the Craddle) (1992) можно увидеть на ОРТ (15 ноября, 22.00 ***),— режиссер, конечно, поскромнее, чем Мельвиль. Но он столь же бескорыстно влюблен в классический "черный" фильм и, умело владея саспенсом, не раз доказывал свое право считаться его наследником. Не реформатором, но хранителем. Этот психопатологический триллер строится на классическом приеме: в ни о чем не подозревающую семью проникает Чужой. В данном случае это няня, которая считает супругов виновными в осуждении своего мужа. Русским режиссерам, увы, никак не удается убедительно объясниться в любви к Америке и американскому кино. "Американская дочь" Карена Шахназарова (1996) (16 ноября, ОРТ, 22.00 **) была задумана как типичный "фильм дороги". Жанр этот по определению достаточно банален. Герой — в данном случае русский охламон-музыкант — стремится через Америку к маленькой дочке, которую умыкнула стерва жена. Ясное дело, что в пути ему встретятся разные люди и т. д. и т. п. Но фильм страдает малокровием. Все в нем предсказуемо за 25 ходов, все ненатурально, и даже самая что ни на есть подлинная Америка кажется мосфильмовским павильоном. И, хоть убейте, никогда в жизни не поверю в рокера, пусть даже провинциального, который не знает ни слова по-английски. Как же он, извините, Пресли (Presley) лабает в лучшем ресторане своего родного Урюпинска? Впрочем, и большинство режиссеров современного Голливуда тоже не в ладах с его подлинным героическим духом. "Сабрина" (Sabrina) (1995) Сиднея Поллака (Sydnay Pollack) (11 ноября, РТР, 21.25 **) — лишь бледная тень снятой за 40 лет до того комедии Билли Уайлдера (Billy Wilder) о миллиардере, влюбившемся в дочку простого шофера. С какого-то момента среди кинокритиков стало хорошим тоном хвалить режиссеров за то, что их герои как бы мертвы еще до начала действия. Это ставили в заслугу не только Мельвилю, но и Клинту Иствуду (Clint Eastwood), и Квентину Тарантино (Quentin Tarantino). В определенном смысле слова мертвы и герои "Блокпоста" Александра Рогожкина (1998) (12 ноября, ОРТ, 20.35 *****) — лучшего пока что фильма о вечной кавказской войне. Рогожкин всегда, снимает ли он мрачную трагедию казарменного садизма "Караул" или разухабистые "Особенности", остается певцом клаустрофобии. Его герои всегда заперты в вагоне, зоне, заказнике, чекистском подвале (ненужное вычеркнуть), и выход за пределы этого "мелового круга" чреват безумием и смертью. Солдаты из "Блокпоста" (оцените отличный ансамбль молодых пластичных актеров и Зою Буряк в роли военного следователя) выполняют боевую задачу, которую сочинил для них не иначе как Ионеско,— сторожат дорогу, ведущую на кладбище. И это только одна из нелепостей войны, где почти не стреляют, но где все уже находятся в некоем третьем измерении, откуда нет возврата. Пожалуй, символ торжествующего абсурда — сцена, где мальчишки в форме взбадривают себя воплями "Здесь Россия, здесь мой дом! Дом, в котором мы живем!", а кругом кишлаки, скалы, папахи. Какая уж тут Россия и чей здесь дом? Зато героев фильма "Джонни Мнемоник" (Jonny Mnemonic) (1995), поставленного художником Роберто Лонго (Robert Longo) (11 ноября, ОРТ, 23.50 **), никто не заподозрит в том, что они живы. "Джонни" — образцовый ученический киберпанк, населенный мутантами, говорящими дельфинами-экстрасенсами, Дольфом Лундгреном (Dolph Lundgren) и Айс-ти (Ice T). Нужно быть крайним фанатиком этого направления, чтобы получить подлинное удовольствие от фильма Лонго. К вызывающе искусственному кинематографу относится и "Готика" (Gothic) (1986) штатного enfant terrible английского кино Кена Рассела (Ken Russell) (11 ноября, ТВЦ, 23.20 ***). За 30 с лишним лет Рассел с кавалерийской лихостью перепахал в духе оголтелого кича биографии множества деятелей культуры, включая Чайковского. Иногда, как в "Листомании" (Lisztomania), получалось веселое хулиганство, иногда — тяжеловесный символизм. Но неизменно творчество оказывалось производным от диких комплексов и сверхъестественных сексуальных потребностей. В "Готике", одном из лучших образцов расселовского стиля, он порезвился на ниве английского романтизма. Банда извращенцев и наркоманов, состоящая из лорда Байрона (Byron), супругов Шелли (Shelley) и доктора Полидори (Polidori), в грозовую ночь 16 июня 1816 года придумывают Франкенштейна (Frankenstein) и Вампира. Любителям простых и добрых чувств можно посоветовать экранизацию Александром Зархи "Звездного билета" Аксенова "Мой младший брат" (1962) (10 ноября, "Культура", 12.40 ***) или один из знаковых фильмов ленинградской школы "Жил-был доктор" (1984) Вячеслава Сорокина (16 ноября, НТВ, 12.25 **).