В Доме кино состоялась презентация первого романа Георгия Вайнера, написанного без участия брата Аркадия. Хотя бы поэтому книга обречена на пристальное внимание критики. Сразу после презентации с автором "Умножающего печаль" встретился корреспондент Ъ ЮРИЙ Ъ-КАЛАШНОВ.
— Говорят, вы переехали в США
— Нет. Просто я живу то в Москве, то в Нью-Йорке, то в Европе и стараюсь недели на две — на три в году попасть в Израиль. Человек треть своей жизни просто спит. С годами, к сожалению, я стал спать больше. Во сне происходят невероятные события, мечтания, страшные какие-то драмы. И просыпаясь утром, я боюсь, что недоспал, что может присниться еще что-то очень обнадеживающее. Так вот, человек, который имеет возможность жить в разных местах, рассматривает их как место сна, место работы, место отдыха. Америка — замечательно комфортная и удобная страна. Там я сплю, восстанавливаю силы. А живу, бьюсь, страдаю, вдохновляюсь, огорчаюсь, ликую, пьянствую с друзьями, дружу с девушками, обмениваюсь самыми разными впечатлениями — здесь.
— Я собственно имел в виду: вы наш писатель или уже не наш?
— Мы буржуям не нужны. Америка — абсолютно самодостаточный культурный объем. Итальянцы и французы умеют делать кино не хуже американцев, но Голливуд убедил всех в том, что американцы европейское кино смотреть не могут. Поэтому они не берут европейское кино для проката, а покупают хорошую французскую картину и делают на ее основе свою. Чтобы стать американским писателем, нужно переписать на английский хотя бы часть тех книг, которые я выпустил на русском языке. Но я не знаю писателя, который бы продолжал писать, оторвавшись от своего языка. Вообще, должен вам сказать: где, как, с кем живет писатель, не имеет значения. Важно — с кем он разговаривает, что он написал.
— Вы впервые написали роман без своего брата...
— Роман "Умножающий печаль" впервые написан мною одним. Но здесь нет никаких секретов. Сейчас все между собой ссорятся — братья, жены с мужьями. Нам с братом сейчас просто чисто технологически сложно писать вместе: я постоянно в разъездах, а Аркадий живет постоянно здесь и очень занят телевизионной деятельностью.
— То есть говорить о том, что союз братьев-писателей распался, нельзя?
— Конечно. У нас есть недописанная книга, задуманная как продолжение "Эры милосердия", по которой поставлен фильм "Место встречи изменить нельзя". Но разного рода жизненные метаморфозы мешают довести дело до конца. Даст Бог времени, пространства и сил, мы допишем его.
— Ваш роман "Умножающий печаль" основан на реальных событиях?
— Да, все прообразы реальны. Это результат шести-семилетних наблюдений за событиями, происходившими вокруг нас. Другое дело, что я не рисовал злой шарж с какого-то конкретного человека. Этого нет. Я постарался сделать художественное исследование о том, кто такие современные олигархи. Они действительно что-то разрушают, но они же управляют процессом выхода России в XXI век.
— Не было проблем с публикацией?
— Смотря о каких проблемах говорить. Наши реформы привели к ликвидации профессионального писательского сословия. Профессиональный писатель — это человек, который живет своим литературным трудом. Я не большой любитель советского Союза писателей, но там могли существовать писатели, многие из которых превосходили по классу европейские и уж тем более американские величины. Сейчас авторам платят деньги, на которые человек не может прожить. Как мне рассказал знакомый издатель, сегодня книга с экономической точки зрения является пачкой испорченной в типографии бумаги. То есть в цене книги заложена только стоимость бумаги и типографской краски. Десять тысяч — это стандартный тираж; двадцать — это уже о-го-го. Но профессия не может отмереть. Она рождена органической потребностью человека взять лист бумаги и поделиться с общественностью парой накопившихся мыслишек. Потребность писать книги — это такая же потребность, как глотать, дышать, хватать. Что бы ни произошло, книги все равно будут писать. Сейчас происходят смехотворные вещи. С одной стороны — поток технологичной литературы, авторы которой не связывают себя ни с какими нормами этики, художественного слова и просто здравого смысла. С другой стороны — наш деревенский постмодернизм, наши доморощенные авангардисты, которые объясняют читателю, что пришло время новой литературы. Что надо всех этих шестидесятников, семидесятых годов писателей, всех этих придурков забыть. Что сейчас настоящая литература является не развлечением и удовольствием. Что это высокий духовный труд. Мне кажется, что это тоже очень опасная тенденция. Это то же самое, как если вдруг из процесса соития извлекли бы фактор наслаждения. Объяснили бы людям, что это их высокий духовный труд, направленный на продолжение рода человечества. И только. И тогда бы люди быстро исчезли. Я глубоко убежден, что чтение не может быть оторвано от наслаждения. Человек должен получать удовольствие от текста. Читать надо с удовольствием.
— Но вы-то не бросите литературу?
— Буду писать следующий роман, продолжая работу с братом над "Эрой милосердия — 2". К тому же начинаю писать еще мемуары, хотя я рассматриваю мемуары как форму литературного пенсионерства. Подавляющее большинство литературных мемуаров — это рассказ о себе любимом, который встретил на своем нелегком жизненном пути массу разного рода знаменитых шишканов и помог им советом. Уровень мемуаров зависит от того, насколько высок уровень встреченных в жизни шишканов. А мне это совсем не интересно. Есть разные системы общения. Бюрократы всегда общаются по вертикали: сверху вниз. Есть люди, которые общаются по горизонтали. А предпочитаю общение по диагонали. Потому круг моих знакомых ужасно разный: полицейские, сыщики, проститутки, рыбаки, браконьеры, не получившие признания ученые, сумасшедшие художники, босота всякая, истеблишмент художественный. И каждый человек — это новый роман. Так вот, я хотел бы в мемуарах изложить абрис художественных идей тех романов, которые хотел написать, но по разным причинам не написал и не напишу. Я и название уже замечательное придумал, которое, на мой взгляд, отражает мою роль в этой жизни,— "Полет пингвина".