Каждый год SIHH предлагает посетителям камерную выставку, не более 30 раритетных часовых предметов. Это могут быть примечательные спортивные часы, модели плодотворной эпохи ар-деко или необычные редкие карманники. Сюжет год от года разный, но к экспонатам всегда предъявляется важное требование. Это должны быть кунштюки, вещицы удивительные, доказывающие, что мир часов — это не только прилавок и витрина, но и искусство. Это не только сезон и новая коллекция, но и музейное собрание, дорожающее с каждым месяцем.
В этом году традиционную камерную выставку составили 25 предметов Sandoz Collection. Сандоз — известная в Швейцарии "фармацевтическая" фамилия. Морис-Ив Сандоз, химик, писатель, композитор и меценат, еще в середине XX столетия начал собирать раритетные часы и часовые штуковины вроде автоматонов и музыкальных шкатулок. Некоторые старинные штуковины были настолько хрупкими и давно сделанными, что к указанному периоду уже представляли собой обыкновенные статуэтки, то есть были неподвижными предметами. Трудность положения заключалась в том, что никто из часовщиков не брался реставрировать эти удивительные вещи.
Сегодня в активах семьи Сандоз значатся не только фармацевтические предприятия, два пятизвездных отеля в Швейцарии, но и также часовая мануфактура Parmigiani, расположенная в деревне Флерье. Собственно часовое производство Parmigiani называется Vaucher. Кроме полного обслуживания часового цикла Parmigiani Vaucher выполняет заказы "со стороны" — например, от Hermes. На третьем этаже строения Vaucher находится миниатюрное ремонтное бюро, четыре сотрудника которого заняты на реставрационных работах экспонатов Sandoz Collection. Именно им удалось привести в должный вид все механические чудеса собрания. Того самого, с которым в период с 18 по 22 января знакомились гости SIHH.
«Кот и мышь», часы, сделанные в память Эдуарда-Марселя Сандоза мануфактурой Parmigiani, Флерье, 2010
Фото: Алексей Тарханов, Коммерсантъ
Наиболее древними часами была лондонская пара карманников, сделанных в 1767 году знаменитым мастером Джеймсом Коксом. Усложнения одинаковые (часы, минуты, секунды, дата), а вот оформление разное: одни, с простым золотым корпусом, блистают широченной цепочкой, сплетенной из тонких нитей, а другие — перламутровыми, в эмалевых рамках, вставками на боках. Но видно сразу: серьезные инструменты.
Иные экспонаты вызывают оторопь. Например, механическая лягушка: это автоматон с лаковой зеленой шкурой, усыпанной жемчугом. Или механическая белая мышь с железными усиками и розовым хвостом. И совсем неприглядна красно-коричневая эфиопская гусеница с подвижным ловким тельцем, сложенным из железных эмалевых чешуек. Остается только лишь гадать, кому же могли быть по душе эти крохотные механические чудовища, сделанные в Женеве и Лондоне в 1800-1810-х годах.
К чудовищам примыкают и предметы обихода, в которые инсталлированы часы. Это табакерка, зеркало, вазочка для духов, небольшая подзорная труба, а также пистолет (большинство штуковин изготовлено братьями Роша в Женеве в 1810-1820-х годах). На самом деле это игрушки, золотые, с инкрустациями и множеством секретов — движущимися, словно в театре, плоскими фигурками, поющими птичками. Разумеется, птицы здесь поют строго по часам, минута в минуту шагают фигурки отдыхающих, движутся по железным волнам лодки, распускаются цветы.
Внимание посетителей привлек и русский исторический объект под названием "Яйцо павлина". Конечно, это работа фирмы Фаберже, 1908 года. "Яйцо павлина" нисколько не напоминает об императорских яйцах, здесь иная конструкция. Шар из горного хрусталя на резной золотой подставке таит в себе летящую вперед фигуру павлина в рамке из золотых цветов. Красоты и мастерства — ничуть не меньше, чем у женевских ремесленников.