Первый-второй
вне игры
с Андреем Ъ-Колесниковым
Ночью, после того как борец Асланбек Хуштов выиграл олимпийское золото, а Хасан Бароев — серебро, я понял, что иногда хуже второго места только первое. И наоборот.
Великий русский борец Александр Карелин комментировал борьбу по телевизору.
— А почему, вы думаете, Вартерес Самургашев проиграл? — спросил я его.— До финала не дошел.
— Все может быть. Может, не собрался вовремя, а может, не надо было ему вторым номером бороться, а надо было атаковать...
— Ну, будем надеяться, Хуштов и Бароев не проиграют. Все-таки в их весе давно не проигрывали.
— Как это давно? — посмотрел на меня Александр Карелин и машинально положил наушники мимо стола в комментаторской кабине.— Я в 2000-м, например, проиграл.
Потом победил Асланбек Хуштов. Он как будто очень легко это сделал. Поклонился трибунам и ушел в раздевалку. Потом проиграл Хасан Бароев. Видеть, что с ним делает кубинец Лопес, было больно.
Потом я пришел к ним в раздевалку. Борцы и тренеры сидели в небольшой комнате и молчали. Они ждали, когда Хуштов придет с допинг-теста и с пресс-конференции. Потом из комнаты вышел еще один великий борец Вартерес Самургашев и упал на ковер в тренировочном зале вниз головой. Он лежал без движения, вытянув руки вперед и уткнувшись лицом в ковер. Кто-то из борцов выскочил из комнаты, подбежал к нему, свернулся возле его головы клубком, начал гладить ему волосы и что-то шептать. Самургашев не реагировал. Подошел еще один борец, тоже лег на ковер, обнял его, они так и лежали теперь вместе. Я был уверен, что он плачет. Но когда он поднял все-таки голову через несколько минут, я увидел, что глаза у него сухие. Нет, он, конечно, не плакал. Ему просто не хотелось жить.
Потом, в машине по пути в "Боско-клуб" Хасан Бароев сказал, пряча медаль в карман:
— Четыре года прошли быстро, но впустую.
Ему, конечно, стали говорить, что да разве это впустую, да ты посмотри, что это за чудо — серебряная медаль...
— Как быстро мы стареем,— сказал он и так вздохнул, что мне показалось, за это мгновение он постарел еще больше.
Потом в "Боско-клубе" они давали короткое интервью "Первому каналу".
Рядом со мной стоял Александр Карелин, которого я спросил:
— Ну вы хотя бы сейчас, через восемь лет после того, как проиграли в финале Олимпиады и не стали четырехкратным олимпийским чемпионом, пришли в себя? Смирились?
— Я же сегодня комментировал для телевидения,— рассказал он,— и так вышло, что на один ряд выше, прямо надо мной, сидел и тоже комментировал американец, который у меня выиграл тогда в финале. Я сегодня первый раз за все эти годы с ним поговорил. Он рассыпался в любезностях: "Ты — мой кумир". "Ну что ты говоришь... у меня что, день рождения сегодня?" — отвечаю. Нет, с этим нельзя смириться. С этим...
Он замялся.
— Только жить можно, наверное? — сказал я.
— Да, точно, так и есть. Жить только. Но это тяжело. Вот сейчас они там сидят, перед камерами. Один выиграл, а другой проиграл, у одного золото, у другого серебро. И вы не можете даже представить себе, какие это два разных мира. Один, может, даже не слышит сейчас, что он сам говорит, потому что все время копается в себе и пытается понять, как же это могло произойти. А у другого все траншеи в душе и в сердце сегодня заросли.
Хасан Бароев и Асланбек Хуштов вышли на свежий воздух и через минуту уже сидели со мной за столом. Хасан Бароев, правда, вставал и уходил искать какого-то Алика, которого он привел в "Боско-клуб" и потерял.
— Ну Алик-то где? — обиженно спрашивал всех Бароев.— Он же со мной пришел. Бред какой-то! Он не мог без меня уйти! Пойдем искать Алика.
Мы шли искать этого Алика, и Бароев, этот огромный человек, протискивался между парой десятков солистов китайского хора, которые пришли сюда петь русские песни,— боясь повредить кого-то из них неловким движением. А хор и так разваливался перед ним на две части, потому что китайцы и сами были не слепые, видели: идет какой-то великан, осторожно разгребая людей впереди себя, а сам смотрит поверх их всех и ничего не видит, никакого Алика.
Потом мы все-таки присели снова, и он, не дожидаясь даже вопросов, сказал:
— Сложно говорить что-то, я мог и обязан был... Я буду помнить этот финал до конца жизни. Сбили как-то мне волну, дали два балла ни за что... Я в какую-то панику впал... Встал в партер... Я неплохо стою в партере. А кубинец никогда ни с кем не делал того, что сделал со мной. Я прозевал этот переворот. Да ладно, это мой проигрыш.
— Слушайте, а как это удается: писать в тетрадку и смотреть на человека?! — засмеялся Асланбек Хуштов.— Нет, ну правда, как это может быть?!
Он расхохотался, глядя на меня. Тут ему позвонили, он отошел, и от стола, к которому он приблизился, раздалось очень громкое и дружное:
— Поз-драв-ля-ем!
Я опять услышал его хохот.
— Хотелось, конечно, сделать приятное своему народу,— проговорил Хасан Бароев.— Народ страдает, и так хотелось обрадовать людей, которым очень тяжело сейчас в Осетии. Хотелось, чтобы они улыбнулись хоть на мгновение!
— Да они улыбнулись,— сказал я.— Гордятся же вами. Столько времени в финале вас по телевизору показывали...
Он посмотрел на меня очень уж тяжело. Мне даже хотелось сказать, что я беру свои слова обратно.
Асланбек вернулся к нам, и только он сел, у него зазвонил телефон опять.
— О-о-о! — закричал он и рассмеялся.— Видела меня по телевизору?! Болела за меня?! А я считаю, что и твоя доля в этой золотой медали есть! Точно тебе говорю!
— Однозначно не буду уходить из спорта,— сказал Бароев.— Может, попробую еще раз...
— Ну все,— кричал в трубку Асланбек Хуштов.— Деньги закончились! Столько ребят позвонило! Я тебе завтра перезвоню!
— Я знаю,— сказал Бароев,— у меня есть в Осетии и истинные поклонники. Накроют сегодня стол, поднимут тост. Скажут: "Пусть Хасан не расстраивается, за четыре года второй финал в Олимпийских играх у него"...
— Так и есть ведь, да,— поддержал я.
— Да, а только нет ничего обидней второго места и все.
— Медаль в кармане? — уточнил я.
— В кармане,— пощупал он.
— А если бы золотая была, надел бы?
Этот вопрос застал его врасплох. Он долго думал, потом увидел золото на груди Асланбека:
— Да, надел бы. Золота стыдиться нечего. Я сегодня пришел с допинг-контроля, тренер говорит: "Покажи медаль".— "Эта медаль не того цвета, чтобы ее показывать",— говорю. "Покажи,— говорит,— в этой медали половина нашей жизни".
— Я когда первый период выиграл, думаю — ну все! Уже не так тяжело! — говорил Асланбек и опять смеялся, он не мог заставить себя остановиться.— Ну, думаю, можно и рисковать! Только надо постоянно выкладываться, иначе не выиграешь!
Он глянул на Хасана Бароева и сразу замолчал.
— Мой немец хорошо готов был,— не так уверенно продолжал Асланбек.— Он постоянно темп задавал. Дергал... я чуть-чуть волновался. А потом как рукой сняло!..
— Алик! — вскочил вдруг Бароев.— Я тебя везде искал! Ты где был?! Посиди с нами и пойдем, выпьешь хоть рюмку...
— Да ты сам выпьешь? — спросил его Алик.
— Да я чего-то не могу пока...— признался Бароев.— Сейчас, на звонок отвечу... Да, Ромчик, я нормально, я нормально... я тебе потом позвоню...
— Я знаю свою задачу,— рассказывал Асланбек, пока Бароев говорил с Ромчиком.— Задача: выиграть по-любому. А о деньгах вот не думал. Если выиграю, знаю, что и друзья не обидят, и бизнесмены!
— Ну да,— отвечал еще на один звонок Бароев,— тяжело это переваривать, голова вот такая от мыслей...
— Кабардинцы, балкарцы, осетины, мордовцы...— все за меня переживали,— смеялся Асланбек.— Приеду домой, в Кабардино-Балкарию, все друзья, родственники придут поздравлять, со всеми за стол сяду, с каждым. С незнакомыми людьми тоже... никому нельзя отказать...
— Может, вообще сразу один стол накрыть на несколько тысяч человек под открытым небом? — спросил я.
— Зачем под открытым небом? — удивился он.— У нас и рестораны такие есть. Походим, выберем... А за меня можешь не волноваться,— засмеялся он,— хуже работать не буду! Знаешь, дочке десять месяцев, как она родилась, я ни одной официальной встречи не проиграл. Ни одного балла! Талисман мой!.. О, звонят!.. Привет, братух!.. Хорошо! Хорошо!
Хасан Бароев, я посмотрел, выключил свой телефон и спрятал его в тот же карман, что и медаль.
— Может, пойдем, Алик? — спросил он.
Алик пожал плечами.