Оптимальная экономическая политика при быстрой автоматизации производства может заключаться в сдерживании или даже сознательном торможении автоматизации — это вывод пилотной работы американских макроэкономистов Мартина Берайи и Натана Зорзи. Равновесной политики смягчений последствий естественных темпов замещения людей роботами Берайя и Зорзи не обнаруживают, поэтому предлагают «оптимальное» решение — меры по торможению автоматизации. Критерий оптимальности — «агрегированная эффективность» и минимизация расходов на соцполитику: они не имеют отношения к целям бизнеса, но экономистов в этом вопросе бизнес, кажется, и не интересует.
Фото: Роман Яровицын, Коммерсантъ
Фото: Роман Яровицын, Коммерсантъ
Вопрос о том, какой должна быть оптимальная политика правительства в экономике, столкнувшейся с быстрым сокращением рабочих мест в силу автоматизации, интересует ученых уже около десятилетия, в списке теоретизировавших на эти темы — практически все звезды мировой экономической науки. Макроэкономисты Мартин Берайя из MIT и Натан Зорзи из Дартмутского колледжа представили в серии публикаций NBER препринт статьи «Неэффективная автоматизация», где в духе ранее опубликованных работ экономистов круга Дарона Асемоглу моделируют такую ситуацию, пытаясь обнаружить инструменты (налоги, ограничение импорта, ужесточение трудового законодательства, управление общественными фондами, прямые выплаты), которые сделали бы процесс автоматизации в экономике «равновесным» — одновременно и не вызывающим резкого роста безработицы и снижения общего благосостояния, и не ведущим к обнулению инвестиций в инновационные «человекозамещающие» технологии.
На практике, отмечают Берайя и Зорзи, жизнь сложнее их модели — так, лишать работы жителей Швейцарии может, заменяя общественный транспорт электросамокатами, не швейцарский предприниматель, а инвестор из Невады, и это только одна из десятков проблем. Тем не менее выводы экономистов достаточно однозначны: по их мнению, политики, позволяющей достичь равновесия, не существует: проблема снижения потребления рабочими, вытесненными роботами с рабочих мест, сохраняется, а решить ее выплатами из общественных фондов, видимо, невозможно, как и стимулированием использования «замещенных» работников в компаниях. То же, по расчетам Берайи и Зорзи, касается «налога на роботов» — установить, какая его ставка могла бы привести развитие ситуации в устойчивое равновесие, не удается, вероятно, его просто не существует.
Наконец, по оценкам макроэкономистов, естественная (то есть без вмешательства регуляторов и налогового перераспределения) скорость автоматизации в современной экономике заведомо выше «оптимальной», при которой последствия вытеснения людей роботами минимизированы (по крайней мере по параметрам «совокупной эффективности» производства и по расходованию средств на пособия рабочим).
Если модель Берайи и Зорзи достаточно точна, это должно ставить крест на идеях типа безусловного базового дохода в ситуации массовой автоматизации. Но экономисты делают другой вывод: оптимальной политикой правительства будет сознательное торможение автоматизации производства.
Отметим, что вопрос о том, в какой мере это выгодно потребителям, не затронутым вытеснением, как это соотносится с интересами бизнеса и как это отражается на технологическом прогрессе, не является предметом интереса авторов. По существу, их выводы можно трактовать и обратным способом: поскольку международно конкурирующие правительства с очень большой вероятностью не будут повторять политику луддитов в Великобритании начала XIX века, «пострадавшие от роботов» будут социальной реальностью ближайших десятилетий XXI века: возможно, с этим ничего не поделать.