Как известно любому второкурснику юридического факультета, в России траста нет. Вопросы, которые иностранные юристы рассматривают через призму, например, многоликих трастов или концепции фидуциарной собственности, российский правопорядок вынужден решать множеством альтернативных инструментов. Партнер Petrol Chilikov Олеся Петроль и старший юрист Petrol Chilikov Дарьяна Епихина рассказали “Ъ” о некоторых из них: представительстве, правилах о юридических лицах, посредничестве, ничтожности сделок, добросовестном приобретателе и других.
В любом случае в ситуации «номинальный держатель — реальный собственник» правопорядок обязан различать ситуации допустимого мотива такой организации и другие — когда интересы других лиц настоятельно требуют атрибутирования имущества реальному обладателю, а не тому лицу, который в сговоре с таким обладателем симулирует обладание правом.
И здесь, несмотря на то что в России траста (как, видимо, и необеспечительной фидуциарной собственности, хотя последнее спорно) нет, суды вынуждены вырабатывать решения, направленные на слом созданной симулянтами видимости отношений присвоения. Отсутствие общего правила, которое описывало бы возможность передачи имущества в фидуцию и ограничения, когда третьи лица вправе вторгнуться в трастовую организацию, вынудило суды изобретать ad hoc решения, направленные на «вменение» имущества реальному собственнику, отрицающему свое господство.
Самой простой из проблем, которую российское право решило давно, стала ситуация «перекидки» — когда должник в исполнительном производстве, издеваясь над приставом и взыскателем, быстренько «продавал» (должники попроще «дарили») имущество друзьям или близким родственникам. Суды — и это совершенно правильно — применяли к таким действиям должника правила о мнимых сделках. Бремя доказывания мнимости этих сделок возлагалось на взыскателя или пристава, которым было непросто доказать, что «продавец» или «даритель» продолжили пользоваться имуществом, однако суды, похоже, во многих делах шли навстречу взыскателю (отсюда, например, довольно странная — если смотреть вне контекста — практика восприятия регистрации машины в ГИБДД как чего-то приближающегося по своему значению к государственной регистрации недвижимости).
Дальше ситуация стала развиваться в логике «игры в догонялки». «Застенчивые собственники» поняли, что «перекидывать» имущество в исполнительном производстве поздно, и начали делать это раньше. Судам пришлось рассматривать споры, где должник по исполнительному производству скидывал активы после вступления решения в силу, но до возбуждения исполнительного производства, потом — до вступления решения в силу, потом — до вынесения решения, потом — до получения претензии… Логично, что закончились эти «догонялки» простым ходом «застенчивого собственника»: нужно не «перекидывать» имущество с себя на номинала, а подумать загодя и изначально приобретать его на «номинала».
После такого хода «застенчивого собственника» функционал мнимых сделок, очевидно, перестал годиться для вскрытия реальной принадлежности ценностей. Это, разумеется, не создает непреодолимого гражданско-правового препятствия: правила о притворных сделках позволяют посмотреть сквозь то, кого документы называют покупателем имущества, и увидеть там настоящего приобретателя. Но доказывание притворности сделки (покупателем был не номинал, а «застенчивый собственник») для лиц, пострадавших от схемы сокрытия имущества, может представлять серьезную сложность.
Проще всего, когда от «номиналов» страдают государственные интересы: широко известна санкционированная Верховным судом РФ практика ареста имущества, «фактически принадлежащего обвиняемому». Эта фигура, появляющаяся вроде бы в уголовном процессе, как раз и манифестирует притворность сделки по приобретению имущества «номиналом». Санкционированный Верховным судом РФ арест имущества, принадлежащего «номиналам», подкрепляется последующими решениями районных судов о признании права на имущество за «реальным собственником».
Решение по известному «делу Сенаторова», рассматривавшееся через призму обратного протыкания корпоративной вуали, получило различные оценки в юридической литературе. Однако если рассмотреть это решение в логике противостояния притворным сделкам по приобретению имущества на недосягаемые иностранные компании, то в последнее время оно получает поддержку со стороны других судов общей юрисдикции, которые (видимо учитывая особенности состава участников и отсутствие кредиторов у юридического лица) обращают взыскание на имущество юридического лица по долгам его прямого или косвенного участника.
В делах о банкротстве схема номинального правообладания вскрывается посредством облегчения бремени доказывания, возлагаемого на независимых кредиторов, которые могут стать жертвой симуляции собственности. По известному делу Винтоняков Верховный суд РФ, видимо, согласился с логикой о том, что приобретение имущества лицом, не имеющим соразмерного этому имуществу дохода, создает презумпцию принадлежности имущества не покупателю, а другому лицу.
Отмеченные тенденции наблюдаются не только в уголовных делах, но и в делах о банкротстве, и в обычных гражданских делах. Это вполне обоснованно: правила о притворных сделках, которые замещают фигуру устного «простого траста» в английском праве, являются нормами гражданского права. С учетом высказанных Верховным судом РФ позиций следует ожидать тенденции расширения применения практики о «реальных собственниках». Нельзя не отметить, что организация отношений «застенчивый собственник—номинал», направленная против кредиторов или жены, имеет еще и потенциал признания вредоносной с применением к такой конструкции правил ст. 1064 ГК.