Ъ продолжает подводить итоги культурного сезона. Неделю назад мы отчитались за балет. Теперь очередь театра. В минувшем сезоне иногда казалось, что театральная революция, о необходимости которой давно говорили все кому не лень, совершилась. Обозреватель Ъ РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ надеется, что произошел, если использовать советскую военную терминологию, коренной поворот к коренному перелому.
Главный показатель случившегося — имя молодого режиссера Миндаугаса Карбаускиса на верхних строчках в рейтингах, которыми сейчас, на летнем безрыбье, пробавляются газеты. Слыханное ли дело: вчерашний гитисовский студент, дебютант неизменно присутствует в списках трех лучших режиссеров сезона, в компании с Камой Гинкасом и своим учителем Петром Фоменко, кое-где еще и опережая одного из них, а то и обоих? И это в нашем-то геронтократическом сообществе, где еще недавно режиссеры, разменявшие пятый десяток, ходили в молодых?Дело, разумеется, не просто в талантливом и работоспособном молодом человеке из Литвы. Все три спектакля, которые он сделал в минувшем сезоне ("Долгий рождественский обед" и "Лицедей" в "Табакерке", "Старосветские помещики" во МХАТе), действительно хороши. Но Карбаускис только один из сразу нескольких молодых режиссеров, громко заявивших о себе за прошедший театральный год. Кроме него, много говорили о спектаклях Кирилла Серебренникова, Василия Сенина, Нины Чусовой, Николая Рощина, и это еще не самый полный список. Вокруг каждого из них образуются актерские компании, и именно их планы интересуют журналистов, решивших анонсировать возможные события будущего сезона.
Воля к обновлению носится в воздухе. Поэтому столько говорили о новой драме и даже учредили одноименный театральный фестиваль. Поэтому о бездомном, не имеющем стабильного финансирования Центре драматургии и режиссуры говорили более заинтересованно, чем о многих театрах на Тверской и рядом с ней. Одним словом, в этом сезоне началась перегруппировка театральных сил. Как сказали бы политологи — формирование новой элиты. Справедливости ради следует сказать, что ставили упомянутые режиссеры в основном на малых сценах, и количество зрителей, посмотревших их спектакли, в процентном отношении к общему количеству посещений составляет весьма скромную величину. Но все-таки зритель на них идет! В этом заключено коренное отличие этой "новейшей волны" от той, что вроде бы накатывала в конце 80-х и, в сущности, бесславно сгинула. Те занимались экспериментами и поисками, презирая мейнстрим, гостеатры и сторонясь знаменитостей. А эти не жмутся по подвалам, знают, как придать спектаклям товарный вид, и не считают зазорным думать об успехе. Но при этом на поводу у партера не идут, "разговаривают" современным театральным языком и друг на друга совершенно не походят.
Это тем более отрадно, что на поводу у партера идут теперь слишком многие. Минувший сезон явил на свет такие образцы забубенной антрепризной халтуры, что даже видавших виды критиков брала оторопь. У нас по-прежнему не умеют делать качественный бульварный театр, и эта проблема оказалась почище, чем дефицит талантов. Иногда казалось, что публику просто цинично дурят. Причем занимаются этим часто уважаемые народные артисты. А почему бы, собственно, и не заниматься, если "пипл хавает"? С другой стороны, совершенно очевидно, что бытовавшие еще недавно смутные надежды на то, что свободные нерепертуарные компании, мобильные и оборотистые, заставят сонные академические театры встряхнуться и вступить в конкурентную борьбу за нового зрителя, оказались напрасными. Многие, наверное, просто брезгуют соревноваться с броскими халтурщиками и предпочитают репродуцировать свою старомодную скуку. Но иные и не брезгуют, как, например, главный режиссер Театра на Малой Бронной Андрей Житинкин, за один сезон перещеголявший всех конкурентов и ставший некоронованным королем китча.
Вообще, за отчетный период роль личности худрука в историях московских театров очень выросла. Про Романа Козака даже говорят, что он снял мифическое проклятие Алисы Коонен с Пушкинского театра. Во всяком случае, театр ожил и стал очевидным ньюсмейкером. Про Олега Табакова и говорить нечего: не мытьем так катаньем, не шедеврами так пиаром он вернул публику в Художественный театр и превратил мхатовский билет в дефицит. А Александр Ширвиндт, напротив, загнал стремительно хиреющий Театр сатиры совсем в тупик: старую публику распугал, а другая туда не пойдет ни за какие коврижки. Над теми, кто по привычке повторяет, что работает не для зрителя, а для собственного интереса, сегодня лишь посмеются.
Ведь если раньше считалось, хотя бы в романтических мечтах, что театр способен чему-то научить зрителей, то теперь очевидно: публика сама стала учителем театра. Причем таким, который может научить и хорошему, и дурному. Несчастливы те театры, которые вообще не желают учиться. Презренны те, которых уже приучили обманывать. Зато по-настоящему счастливы такие, которые научились хорошему и теперь не обманывают новоявленного педагога. Они спокойно пожинают плоды стабильного успеха. Финальное впечатление сезона — одно из последних представлений в театре "Сатирикон". Понедельник, жара, градусник зашкаливает за 30. От метро идти далеко, на Шереметьевской всегда пробки, Константин Райкин сегодня не играет, дают сложную пьесу абсурдиста Ионеско, ее поставил неизвестный широкой публике режиссер из Петербурга (кстати, молодой). А вот поди ж ты, у театра спрашивают лишний билет, большой зал набит до отказа, и те, кому не хватило мест, стоят вдоль стен.