Министерство культуры Франции объявило о назначении нового директора Лувра. Им стал 48-летний Анри Луаретт, сменивший на этом посту ушедшего в отставку Пьера Розенберга. Обстоятельства этого дела любопытны для Франции и поучительны для России.
Анри Луаретт (Henri Loyrette) официально займет свой пост 12 апреля. Но французские СМИ вовсю обсуждают кандидатуру нового главы Лувра. Не подумайте, что речь идет о каком-нибудь скандале. Обсуждается сама процедура назначения, достоинства и недостатки кандидатов, взаимоотношения одного из крупнейших музеев мира с министерством культуры и прочими организациями вплоть до профсоюзов, вопросы финансирования, выставочная политика и масса других, на первый взгляд вполне рутинных вещей. Но поскольку в России все эти темы табуированы (культурные власти всячески скрывают механику своей работы), это хороший пример того, как могли бы происходить подобные назначения. Если бы, предположим гипотетически, освободилось место директора Третьяковки.
Достойных директорствовать в знаменитых музеях, как считают европейцы, крайне мало — критерии отбора довольно жесткие. Так, одним из главных минусов Луаретта, c 1994 года возглавлявшего Музей д`Орсе (d`Orsay), считалось то обстоятельство, что специалист по концу XIX века (он автор нескольких книг о творчестве Эдгара Дега) претендует на место в Лувре, коллекция которого заканчивается XVIII веком. Смешно даже подумать о том, что подобные мелочи что-либо значат в российском музейном мире. Для нашего Минкульта специальное образование руководящего работника — вещь приятная, но не принципиальная. В ситуации выбора предпочтут скорее "крепкого хозяйственника", чем авторитетного куратора выставок или историка искусства. Например, директор Государственной Третьяковской галереи Валентин Родионов происходит из партийной номенклатуры. И ничего — директорствует.
Анри Луаретту "непрофильную" специализацию пришлось простить, так как его главный конкурент оказался иностранцем. А по французскому закону, принятому в 1988 году, подобные посты могут занимать только французы. Иначе у шотландца Нейла Макгрегора (Neil McGregor), который ныне руководит Национальной галереей в Лондоне, были бы все шансы на успех: мало того что он франкофон и франкофил, прославился выставкой Энгра, он еще и специализируется на живописи XVII века. Вот тут, кстати, газета Liberation отметила, что французский закон мало соотносится с духом единой Европы. Назначение иностранца, по мнению многих, как нельзя лучше отвечало бы космополитизму современной музейной жизни. В России, хотя такого закона и не существует, идея "призвания варягов" никому не приходит в голову. У нас до сих пор свято блюдут национальные музейные тайны — не то что директора, простых иностранных исследователей в фонды пускают со скрипом. Не дай бог, обнаружат еще какие-нибудь трофейные шедевры, а потом отдавай. Единственным вариантом варяжского гостя у нас может быть "человек из министерства".
Что касается французов, то назначение Луаретта все же оказалось небольшой революцией — по негласному правилу, раньше этот пост занимали лишь люди, выпестованные внутри Лувра (Розенберг — Pierre Rozenberg, прежде чем стать директором, проработал в музее почти 40 лет, руководил отделом живописи, тот же путь прошел и его предшественник). Кандидатура Луаретта встретила столь сильный отпор в среде музейных консерваторов, которых к тому же поддерживала экс-министр культуры, что Луаретту пришлось дожидаться, пока она не подала в отставку, а ее место заняла Катрин Таска (Catherine Tasca).
Негласных традиций и у нас хватает. В Эрмитаже передали директорство по наследству от отца к сыну — от Бориса Пиотровского к Михаилу, но это, конечно, исключительный случай. Даже частые смены министров культуры пока мало влияют на музейную жизнь. Директора крупнейших музеев имеют столь сильные позиции, что сами на кого хочешь повлияют: вспомним вспомним недавний скандал с музеями Кремля, из которого ничего не последовало — директор Ирина Родимцева так и осталась при должности, несмотря на все обнаруженные счетной палатой вопиющие нарушения. Впрочем, может быть, нынешний министр Михаил Швыдкой все же рискнет применить к музеям те же "непопулярные меры", что он применил к Большому театру?
Что совершенно невозможно сравнивать, так это экономические параметры. Лувр тянет на целое государство. Его годовой бюджет составляет 775 млн франков (118 млн евро), причем 30% зарабатывается самим музеем. Лувр имеет статус, если это перевести на российские реалии, объекта особого культурного значения. Но мечтает о еще большей независимости. В частности, финансовой.
Одним словом, если бы Третьяковка находилась во Франции, ее директором непременно стал бы достаточно опытный, но еще не совсем растерявший энергию куратор, имеющий международное имя, вроде руководителя Государственной коллекции современного искусства Андрея Ерофеева, директора Института современного искусства Иосифа Бакштейна или организатора многочисленных выставок Виктора Мизиано. Но мы не в Париже. С другой стороны, будь Лувр у нас, его директором непременно бы стал Зураб Церетели. Для этого ему даже не потребовалось бы дожидаться отставки министра культуры. Но Лувр не в Москве.
МИЛЕНА Ъ-ОРЛОВА