Фестиваль танец
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лекай / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лекай / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лекай / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лекай / купить фото
На Чеховском фестивале, проходящем при поддержке "Первого канала", банка М2М и Kia Quoris, испанка Мария Пахес и ее труппа выступили со спектаклем "Утопия". ТАТЬЯНА КУЗНЕЦОВА поддерживает утопические позиции автора.
Мария Пахес, как и многие другие участники Чеховского фестиваля, приезжает в Москву не в первый раз. Два года назад мастерица фламенко, входящая в тот неугомонный отряд профессионалов, который жаждет развивать-обновлять-реформировать свое древнее искусство, показала в том же Театре имени Моссовета крайне привлекательный "Автопортрет". Свои реформы Мария Пахес проводит с умом и вкусом, дрейфуя не к эстраде, как какой-нибудь Хоакин Кортес, а к всемирной истории танцевального искусства, отчего фламенко в ее интерпретации обретает налет постмодернизма.
В отличие от бессюжетного "Автопортрета", вдохновленного самим Барышниковым, "Утопия" снабжена идеологической программой: каждый из восьми номеров спектакля имеет литературное объяснение, иногда пассионарное до комизма — типа "Пойдем вместе, товарищ. Групповой танец о солидарности". Но всего этого лучше не читать. Спектакль воспринимается не мозгами, но чувством, а выстроен старым, проверенным и безошибочным способом: эффектные монологи Марии Пахес прослоены массовыми композициями. Два кантаора, два гитариста, перкуссионист и виолончелист иногда переключают внимание на себя, позволяя танцовщикам слегка передохнуть. К колосникам на тросах подвешены гибкие светлые шланги — отличный способ изобразить контуры гор, волны моря или границы общественных табу.
Три танцовщицы (невысокие, ладные, отлично обученные и миловидные, но слишком незначительные, чтобы отвлечь внимание от самой Пахес) и четыре танцовщика (среди которых выделялся неотразимый мачо с белозубой улыбкой и убийственной техникой, впрочем, и он не удостоился потанцевать вместе с примой) одеты подчеркнуто прозаично — в мышино-серые свободные костюмы и облегающие платья. В "Утопии" кордебалет — "тело балета" — плоть от плоти народной: шикарно и слаженно, как одна пара ног, дробит без музыки сапатеадо, поигрывает гибкими спинами в dos-a-dos, чеканит или выпевает диалоги рук, по-солдатски четко меняет рисунок мизансцен, вальяжно и раскованно подает пластический голос в крошечных соло.
Но душа "Утопии", конечно, сама Пахес. Все краски спектакля, весь его свободно-импровизационный дух, вся непохожесть на бесчисленные шоу фламенко сосредоточены в этой статной красавице с узким лицом, горящими глазами древней колдуньи, королевской осанкой и непривычно длинными стройными ногами, позволяющими ей танцевать в обтягивающем черном комбинезоне — будто приме современного балета. Костюмы Марии Пахес вообще отличает бесшабашная свобода: летящий шифон, мягкий трикотаж дают полную волю ее выразительному телу, освобождая от оков канона. А потому за чистейшим фламенко Пахес то и дело являются призраки великих танцовщиц разных эпох и стран. В крылатых спиралях трехметрового подола алого платья просвечивает американка Лои Фуллер с ее знаменитым "Серпантином", в экспрессивной графике и напряженных паузах фарукки — ранняя Марта Грэм, в волнах длинных и беззаконных рук — Майя Плисецкая с ее "Умирающим лебедем".
И лишь финальный номер, именуемый "Экстаз" (и действительно ввергающий в него зрителей), Мария Пахес проводит по всем ритуальным правилам своего искусства. Здесь у нее есть партнер — двухметровый хвост bata de cola. С этим пышным оборчатым спутником она играет, как куртизанка: отшвыривает небрежно-легким движением голени, заставляет виться змеей или закручиваться в спираль, вздыматься беличьим хвостом, летать гигантским крылом или униженно волочиться, умоляя о внимании повелительницы. Ноги танцовщицы то нежно лепечут, то разражаются гневной скороговоркой, ее тело стонет и ликует. А вслед за Марией Пахес стонет и ликует публика, для которой 80 реальных минут, прожитых внутри этого спектакля, оказываются реализованной утопией, расставаться с которой ну никак не хочется.