Считается, и считается верно, что Рождество — тихий семейный домашний праздник. Люди, особенно близкие, непременно должны быть вместе в такую ночь.
Несколько лет назад, прямо под русское Рождество, я возвращалась из Детройта, штат Мичиган, в Москву. Погода была нелетной, шел снег, и мне пришлось задержаться в Нью-Йорке. Таким образом, мой любимый семейный домашний праздник остался по другую сторону океана: там была и сверкающая елка, и накрытый рождественский стол, и свечи, и все, как полагается. В Нью-Йорке в моем распоряжении был только Манхэттен и падающий хлопьями снег.
Отчаянных мыслей податься на Брайтон-Бич, чтобы послушать одесский шансон под стук граненых стаканов, а еще интересные рассказы о том, что происходило в Сокольниках в 1976 году, у меня не было. Я могла только пойти в город. Так я и сделала.
Вечером весело и шумно гуляющей под снегом публики в районе Центрального парка оказалось предостаточно. Был и горячий, с корицей глинтвейн, были и нарядные кареты, запряженные лошадьми и курсирующие вдоль границ парка. Были даже карнавальные костюмы на каких-то радостных туристах из всегда такой счастливой Латинской Америки.
Рядом с роскошным и великим отелем Plaza, который выходит к одной из границ Центрального парка, у меня есть один любимый ресторан. У этого ресторана нет громкого имени, но зато завтраки в нем не хуже, чем в отеле Plaza. Я же села ужинать. В гордом одиночестве — ведь и мне как-то нужно было отмечать наступившее в Москве Рождество.
— Что вы сидите одна и еще такая грустная? — спросил меня взволнованный официант.
— Вы понимаете, я из России, самолеты сейчас туда не летают. И у меня сейчас там Рождество! — чуть не плакала я.
— И у вас нет друзей в нашем городе? — продолжал волноваться он.
— Нет, в вашем городе у меня нет никого. Честное слово! — ответила я.
Я не думаю, что официант точно понял, почему же в далекой и неведомой России Рождество наступает, как этот снег на голову, через две недели после Рождества в Нью-Йорке. Быть может, загадочные часовые пояса? Или какая-нибудь другая магия?
Его не было минут десять.
— Вот вам от нас всех бутылка шампанского и наша рождественская песня,— подбодрил официант. И, призвав на помощь коллег, спел мне. Их голоса не были стройными, торжественными, как на настоящей мессе. Это был народный хор, очаровательный и чем-то очень странный. Петь они толком и не умели — в том смысле, что никогда не пели так вот хором, миром, все вместе.
Мы выпили вместе — хором — подаренную бутылку шампанского. А потом еще одну бутылку: такое получилось русское Рождество в засыпанном снегом Нью-Йорке.
Вот такая маленькая и по-настоящему рождественская история. Можно, конечно, заметить, что такая история могла произойти только в городе, о котором писал О. Генри. Я так не думаю: будь я в Париже, я бы тоже, конечно, не осталась одна.
С тех пор я всегда захожу в этот ресторан — не только позавтракать, но еще и поужинать. Счастливые люди, которые подарили мне такое счастливое Рождество, уже давно там не работают: Нью-Йорк — город-текучка, город-трафик. Но они все равно остались там — как свидетели одного из самых пронзительных в моей жизни воспоминаний.