Издательство "Летний сад" выпустило сразу две книги Чеслава Милоша — переиздало "Порабощенный разум" (пер. В. Британишского) и впервые издало "Родную Европу" (пер. К. Старосельской, Б. Дубина, Ю. Чайникова, В. Ладогина). В 1946-1950 Милош состоял на дипломатической службе коммунистического варшавского правительства, в 1951 году стал невозвращенцем. Обе эти он книги написал во Франции и имел в виду прежде всего французского читателя — пытаясь объяснить, что такое катастрофический опыт восточноевропейцев и "как работает мысль человека в странах народной демократии". "Порабощенный разум" написан в более обобщенной манере; переход интеллектуалов на сторону коммунистического режима показан там на примере четырех польских писателей — вполне реальных Анджеевского, Боровского, Путрамента и Галчиньского, но названных Альфа, Бета, Гамма, Дельта, чтобы подчеркнуть их типичность. "Родная Европа" — это интеллектуальная автобиография, но не исповедь, а тоже скорее рассуждение — на собственном примере как "собирательном объекте".
Тема обеих книг — не страх, не продажность, а именно работа мысли; то есть то, как люди убеждают себя в правильности коммунистической доктрины с помощью рассуждений, и то, как эти рассуждения опираются на их личный и исторический опыт. Это был опыт катастрофический: персонажи Милоша — люди, пережившие нацистскую оккупацию и разгром Варшавского восстания, то есть обладающие опытом поражения и бессилия. Милош сам обладал этим опытом и знал, какие мыслительные ходы ведут от этого опыта к признанию правоты сталинизма, так что его книги написаны человеком, который понимал, в чем соблазн сталинистского искушения, хотя в конечном счете ему и не поддался. По словам самого Милоша, именно эта не вполне внутренняя и не вполне внешняя позиция резко отличала его книги от обычных разоблачений коммунистического режима, авторы которых были либо принципиальными оппозиционерами, либо разочаровавшимися коммунистами.
И этой позицией, и попытками обобщения "Порабощенный разум" похож на тексты Лидии Гинзбург 1930-1940-х годов — с их героями А, Б и т. д., которые ищут "участки тождества" с победившей реальностью или прямо признают этой реальности правоту. В некоторых чертах у нее и Милоша есть поразительные совпадения — например в описании того чувства превосходства, которое человек, живущий при тоталитаризме, испытывает по отношению к ничего не пережившему и не понявшему западному человеку: тоталитарный человек знает, как устроена жизнь на самом деле, то есть в самом неприкрашенном и ужасном своем виде, и знает будущее, а потому ему смешон и жалок легковесный западный слепец. Но Гинзбург все-таки не была писателем — в ее сухом аналитическом письме сохранялось только абстрактное и типичное, а Милош видел и чувствовал вещи совершенно не абстрактные — например установившуюся в марксистском кружке "атмосферу греховной сладости и какой-то демонической силы". Хотя он часто пишет тяжеловесным, слишком многослойным, иногда нарциссическим слогом, но вот такие, мало кем замечаемые и почти никем не осознаваемые вещи — в воздухе, в тоне, в выражении лиц — он умел фиксировать очень тонко и точно. Про интеллектуала, наконец осознавшего, что другого пути — кроме коммунистического — нет, Милош пишет: "такая операция не проходит бесследно — после нее остается какая-то особенная потушенность, выражающаяся во взгляде и гримасе рта — это спокойная грусть кого-то, кто знает, что лжет, и с сожалением относится к людям, не доросшим до полного сознания". Милош ставит эти впечатления, ничем не доказуемые и ничьим, кроме его собственного, свидетельством не подтвержденные, на ключевые места в своих умственных построениях — и именно поэтому они до сих пор сохраняют силу.
"Порабощенный разум". М.; СПб.: Летний сад, 2011
"Родная Европа". М.; Вроцлав: Летний сад, 2011