WADA приостановило лицензию Московской антидопинговой лаборатории. Теперь ей запрещено делать анализ образцов крови по программе биологического паспорта спортсмена. Решение вступило в силу накануне поздно вечером и будет действовать до окончания «дисциплинарного разбирательства». Очередные антидопинговые разбирательства в отношени России начались в конце прошлого года. В декабре WADA ввело санкции за «манипуляции» с базой данных Московской лаборатории. Российским спортсменам запретили выступать под национальным флагом, а стране — проводить крупные международные соревнования в течение четырех лет. Ведущий Петр Косенко в прямом эфире обсудил ситуацию с главой Российского антидопингового агентства Юрием Ганусом.
Фото: Александр Миридонов, Коммерсантъ / купить фото
Фото: Александр Миридонов, Коммерсантъ / купить фото
— Стало ли для вас предсказуемым решение WADA по Московской лаборатории?
— Это предсказуемое решение, на самом деле. Вы понимаете, крайне важно понимать, что оно не случайно. Это обоснованное решение ввиду того, что фактически те проблемы, которые были раньше у Московской лаборатории, и те, которые есть сейчас, связанные с изменением базы данных, все говорят о том, что нарушаются все возможные стандарты, и доверие в этом отношении к лаборатории, к сожалению, подорвано.
— Это продолжение истории, которая началась в конце прошлого года?
— Одно идет одно за другим, но при этом факты остаются. Изменение баз данных в Московской лаборатории — это говорит о чем? О том, что непосредственно пробам, а по ним были и раньше вопросы, и электронным базам данных, которые являются материалами разбирательств, по сути, доверять очень сложно, им нельзя доверять. WADA говорит о существенных изменениях, которые даже препятствуют расследованию. Это не является нормальным.
В нашей стране, с учетом ее протяженности, необходимо иметь минимум три лаборатории.
Кроме того, что у нас были проблемы со спортсменами, проблемы были и со спортивными властями, но никто почему-то не думал об авторитете и о будущем московского лабораторного движения, чтобы, во-первых, восстановить нормально Московскую лабораторию и восстановить к ней доверие. Еще раз повторюсь, нам нужно еще как минимум дополнительно две лаборатории. Но сейчас мы лишаемся последней.
— Что значит это решение для наших спортсменов? Как они теперь будут сдавать допинг-тесты?
— На самом деле лаборатория – это функциональная область, она независима. Тестирования делаем мы — мы как вели, так и будем вести это, если только не будет отозвано соответствие, уже связанное с каким-то функционалом РУСАДА. Но мы делаем все для того, чтобы этого не было. Мы работали и работаем с иностранными лабораториями, за последние два года мы работали с 20 лабораториями, с пятью мы работаем активно. Еще в прошлом году мы понимали, что этот скандал осенью с изменением баз данных коснется Московской лаборатории, мы отрабатывали логистические схемы. Я уже вел переговоры с руководителями иностранных антидопинговых лабораторий для того, чтобы переключить туда потоки. Поэтому тестирования и отбор проб будут вестись, как и ведутся, а логистика, к сожалению, усложняется — пробы будут перенаправляться в иностранные лаборатории.
— А, в частности, в какие лаборатории теперь поступают пробы наших спортсменов?
— Мы работали активно с лозаннской лабораторией, со стокгольмской, работали с Кельном и с Гентом. Здесь все зависит еще от логистики. Особенность заключается в том, что есть ограничение по времени обработки анализов крови, и в этой связи, с учетом как раз логистики и движения проб, конечно, это будет определяться именно по местоположению, чтобы лаборатории находились на определенном расстоянии от аэропортов — даже это мы рассчитываем.
— А это как-то сказывается на работе специалистов, которые осуществляют забор проб, и на расписании спортсменов?
— Нет, это никак не сказывается на работе специалистов по забору проб, никак не сказывается на графике спортсменов. Спортсмены как занимались своей основной деятельностью, так и будут заниматься. А это уже наша профессиональная задача. Для такой большой страны, еще раз повторюсь, одной даже лаборатории недостаточно.
А следующая лаборатория, если мы говорим о возможных сроках восстановления, аккредитации, я и раньше был не очень оптимистичен, сейчас это, минимум, при самом оптимистичном сценарии – пять-семь лет.
— От чего будет зависеть процесс восстановления? И не проще ли будет, например, создать новую лабораторию вместо дискредитированной московской?
— Нет, если мы смотрим историю изменений и реформирования Московской лаборатории, ее передали в МГУ, даже изменили название, перерегистрировали. Фактически то же самое предлагалось и нам — изменить название РУСАДА, перерегистрировать его. Но есть одно национальное антидопинговое агентство, назовите его РУСАДА, как угодно. Мы выбрали другую тактику выхода из кризиса: мы взяли падшее агентство, полностью его восстановили, мы восстановили доверие. То же самое, собственно говоря, должно было быть сделано. Передача МГУ — это очень важно. Предполагается, что лаборатория должна быть независимой. Поэтому можно создавать любую другую лабораторию, но в любом случае, понимаете, вопрос заключается в следующем: это вопрос истории, необходимо провести окончательно расследование, и от этих расследований будут зависеть перспективы формирования и создания новых лабораторий, для начала одной новой лаборатории. Но нам одной недостаточно.
— Почему такой долгой срок вы назвали – пять-семь лет?
— Потому что это определенные процессы, это время, это доверие. Посмотрите, в Белоруссии есть лаборатория, причем хорошего качества, со специалистами высокого качества, но она не аккредитована WADA. Есть лаборатории в других странах, достаточно хорошо упакованные профессиональным лабораторным оборудованием, в составе которых работают высокопрофессиональные специалисты, но они не аккредитованы WADA. Есть строгие требования, есть лабораторный стандарт, и его надо строго соблюдать.
Проблемы могут быть, и я вам могу напомнить — совсем недавно была отозвана аккредитация по одному из направлений анализа у стокгольмской лаборатории. WADA периодически проводит проверки, а стокгольмская лаборатория — вообще первая, и даже у них отозвали аккредитацию по одному из направлений анализов. Это нормально, не ошибается тот, кто ничего не делает. Вопрос в том, как мы решаем эти проблемы — вот это беда на самом деле, это то, с чем нужно еще научиться работать. Проблемы у Московской лаборатории есть — давайте, нужно как можно быстрее провести расследование, понять и показать, что выводы сделаны, убраны предпосылки для возникновения проблем, вот меры, которые мы приняли, и данные меры препятствуют возникновению подобного рода событий в будущем. Есть определенные подходы, необходимо их использовать, а не просто пытаться что-то скрыть и говорить что-то другое. Нам нужно думать о будущем нашего антидопингового движения и о правах спортсменов.
Смотрите, у нас дорожает логистика – значит, мы возьмем чуть меньше проб. А если у нас пойдет больший объем, допустим, тестирования по крови, и это будет вызвано расследованием, еще чем-то, но бюджет-то у нас не увеличится на это. То есть в рамках того же бюджета мы возьмем меньшее количество проб. А это уже с точки зрения достижения результатов, конечно, тоже серьезно…
— То есть все-таки влияние есть, это стоит тоже знать?
— Влияние есть, потому что это все-таки логистика — она усложняется, она стоит денег. Но при этом, еще раз повторюсь, мы будем делать все для того, чтобы остаться и выполнить все задачи. Мы выполнили задачу в прошлом году, так же, как мы выполним в этом году. Более того, я могу сказать, что мы здесь анализируем, в том числе, стоимость анализов — стоимость анализа, допустим, в Московской лаборатории была не самой низкой, потому что в некоторых европейских лабораториях анализ стоит дешевле. Но речь идет, в первую очередь, о выполнении задач. И мы эти задачи выполним.