11 ноября президент России Владимир Путин встретился на вилле в получасе езды от вьетнамского Дананга с журналистами и пояснил, что он пока так и не скажет, будет ли участвовать в президентских выборах, и заверил, что меры в ответ на притеснения телеканала RT будут немедленными и зеркальными. Кроме того, он объявил войну в Сирии, можно сказать, законченной. Специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников о том, что ответ на коренной вопрос современности все ближе и почему..
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Азаров / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Азаров / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Азаров / купить фото
Пресс-конференция президента России состоялась на берегу моря, на территории отеля «Интерконтиненталь Пенинсула». Территория эта является, без преувеличения, бескрайней, почти как сам Вьетнам. И для пресс-конференции была снята вилла, опасно и прекрасно, казалось, нависающая над морем. Вилла состоит из двух больших домов с чудесным изобилием веранд и мостиков, а один из домов является исключительно столовой. Он и был приспособлен под помещение для пресс-конференции, такой же в результате чудесной, как эти мостики. И это было не худшее помещение за все время наблюдений. В общем, оно было лучшее.
На саммите к этому времени уже состоялось совместное фотографирование глав государств АТЭС, на этот раз в костюмах (оставалось ну разве что в спортивных), и на головы граждан всего мира уже посыпались молнии информагентств насчет того, что Владимир Путин и Дональд Трамп провели переговоры «на ногах» и в результате согласовали совместную резолюцию по Сирии. Я видел эти переговоры. Хронометраж — 52 секунды. Вот они идут под горку несколько секунд рядом к месту фотографирования. Вот Владимир Путин что-то говорит Дональду Трампу. Вот тот отвечает. Вот они проходят еще несколько метров. Все, пора сниматься.
Можно ли считать это переговорами? Только если очень захотеть. Впрочем, кажется, хотели все, особенно после вчерашнего, когда встреча не состоялась, как справедливо сообщал “Ъ”, только потому, что не смогли договориться, кто к кому едет: американцы настаивали, что мы к ним и в их время, а не в наше, а после «двадцатки» в Германии, когда мы уже были у них, с точки зрения текущей дипломатии, это выглядело бы унизительно (особенно после того, что для премьер-министра Японии Синдзо Абэ у Дональда Трампа нашлось время даже поиграть в гольф). Позже, на пресс-конференции, Владимир Путин, кстати, блестяще подтвердил версию “Ъ” и даже пообещал наказать виновных, главным среди которых был, конечно, он сам, так как такие решения он делегировать никому, разумеется, не стал бы (а главное, нет безумцев принимать их на себя).
И до фотографирования на утреннем заседании глав государств, куда Дональд Трамп почему-то наконец заглянул после двух пропущенных накануне, они тоже поздоровались и сказали друг другу пару слов. И это сразу тоже превратилось в «переговоры на ногах» (хотя Владимир Путин сидел), ну и пусть.
Таким образом, на пресс-конференцию Владимир Путин явился в ранге двукратного обладателя встреч с Дональдом Трампом на саммите АТЭС в Дананге, и это, как потом выяснилось, оказался не предел, и взята была и третья высота подряд!
Тут была одна особенность: честь первой пресс-конференции на АТЭС, как и на «двадцатке», всегда предоставляется хозяину саммита, и если по каким-то причинам глава другого государство вынужден провести свою пресс-конференцию раньше, то появляется эмбарго на ее публикацию в любом виде: до того мгновения, пока не заговорит в нашем случае президент Вьетнама.
Так было и в этом случае, и мне было просто интересно: да неужели может быть такое, что около сотни журналистов со всего, без преувеличения, мира будут молчать, сцепив зубы, почти три часа, потому что так им велят журналистские честь и совесть? Как-то все это не укладывалось в голове: я в конце концов, можно сказать, вырос среди всех этих людей (как журналист, конечно)…
Разве могли Владимира Путина не спросить сразу и с разумной долей пристрастия про то, как он оценивает итоги саммита АТЭС?
— И конечно же, по традиции на АТЭС принимается итоговый документ. Как шла эта работа? Возможно, были какие то разногласия? — с надеждой поинтересовался журналист.
Он подробно отвечал: про диалоги о цифровой экономике и ее социальных последствиях, о борьбе с терроризмом и о ситуации на мировых энергетических рынках:
— Вот сейчас только за рабочим ланчем об этом говорили! — воскликнул он.
Ну не за праздничным же ланчем о таком говорить.
— Мы говорили о необходимости дальнейшей либерализации рынков, выстраивании отношений в рамках единого свободного рынка. Хотя некоторые считают, что пока преждевременно об этом говорить, имея в виду разный уровень развития экономик стран—участниц этой организации,— продолжил президент.
То есть поговорили, строго говоря, ни о чем, таким образом, тема обсуждения была классической для саммитов АТЭС.
Владимир Путин-то, конечно, так не считает:
— И то, что мы имеем общее представление о том, куда нужно двигаться,— это имеет большое значение!
Хорошо, что у него наконец-то появилось такое представление, и если его даровал ему саммит АТЭС во Вьетнаме, мы этот саммит никогда не забудем.
Президент рассказал про совместное с США заявление по Сирии:
— Во-первых, продолжение борьбы с терроризмом. Это чрезвычайно важно и для Соединенных Штатов, особенно в свете последних трагических событий, которые там произошли, связанных с террористическими вылазками (надо ли ему заботиться лишний раз о благополучии США: опять ведь потом боком выйдет…— А. К.). Это важно для нас, для страны, которая давно сталкивается с этой проблемой. И это важно для всего международного сообщества. Борьба с терроризмом будет продолжена, причем совместными усилиями.
Прозвучала и самая дорогая для Владимира Путина мысль:
— Чрезвычайно важным считаю, что мы подтвердили территориальную целостность и суверенитет страны (то есть политический триумф господина Асада.— А. К.). Мы договорились о том, что будем после завершения борьбы с террором, ликвидации террористической угрозы на этой территории двигаться по пути политического урегулирования под эгидой Организации Объединенных Наций.
Если все так и будет, то перемещение всей этой истории в ООН можно будет считать политическим триумфом и самого Владимира Путина.
Пришла моя очередь задать вопрос:
— Как вы оцениваете так называемые антироссийские расследования, которые, кажется, только набирают силу в Соединенных Штатах? Министров американского правительства уже обвиняют в коррупционных связях с Россией, и вроде бы члены предвыборного штаба Дональда Трампа встречались с вашей вроде бы племянницей. Как вы оцениваете эту ситуацию? Это первый вопрос.
Но главным был, конечно, следующий вопрос:
— Владимир Владимирович, когда уже наконец? Мы уже устали ждать!
Понимал ли я, что Владимир Путин не ответит буквально? Конечно. Мог ли не спросить? Конечно, нет. Такая игра будет идти до того мгновения, когда он не произнесет вслух то, о чем его действительно спрашивают.
Собственно говоря, я отдаю себе отчет в том, что со стороны все это могло показаться очень странным: о чем же был вопрос? Ведь о чем, честно говоря, угодно. Не о том ли, что четвертый срок, может, все-таки уже не нужен и не пора ли… Или, например, что, может, уже прекратить холостяцкий образ жизни… Или… Да нет, не стоит: в конце концов господин Путин все понял правильно, и, хотя я был готов к его уточняющим вопросам, вооружившись, как мне казалось, уточняющими ответами, они не потребовались.
И то, что он не стал делать вид, что чего-то не понял, а сразу кивнул, говорит о том, что он и сам осознает: тянуть с ответом по существу уже не надо бы. Но еще все-таки потянет.
— Вторую часть вашего вопроса пока оставлю без ответа. Время придет, мы поговорим на эту тему,— сказал Владимир Путин.
Таким образом, ответ все ближе. Очевидно, что он состоится не на большой ежегодной пресс-конференции во второй половине декабря, как многим сейчас кажется: во-первых, слишком все-таки поздно, а во-вторых, такие решения озвучиваются не журналистам, а народу, какой-нибудь лучшей его части, какой журналисты ну вот все что угодно, но, без сомнения, не являются.
В конце декабря — поздно, в конце ноября — рано. Вот и остается начало или, скажем, первая декада декабря.
Ну вот как, как удержаться от этой кухонной конспирологии?! Никак. В какой-то момент, сколько бы лет ни держался, ты все равно становишься ее полноценной жертвой. Потому что какой ответ, такая и конспирология.
— Что касается первой части,— продолжил Владимир Путин,— то я уже многократно высказывался на этот счет. Считаю, что все, что связано с российским так называемым досье в Соединенных Штатах, на сегодняшний день — это проявление продолжающейся внутриполитической борьбы. Вот те конкретные вещи, о которых вы сказали, конечно, они мне известны, хотя о каких-то связях моих родственников с представителями администрации или с какими-то официальными лицами — я об этом узнал только в воскресенье от господина Пескова (я мог бы сказать, что я тоже, но нет, это не так! — А. К.). Я не знаю об этом ничего, ровным счетом вообще ничего! По-моему, это все бредни какие-то.
Между тем племянница господина Путина как новый персонаж на мировой политической арене появилась впервые.
— По поводу министра торговли, по-моему, речь идет о министре торговли Соединенных Штатов (именно о нем и шла речь.— А. К.). Он бизнесом раньше занимался, был акционером или владельцем шипинговой компании, причем мирового уровня, заключал контракты с отправителями грузов по всему миру, может быть, и с российскими. Но это не больше чем бизнес! Никакого отношения к политике это никогда не имело и не имеет. Я даже фамилии его не знаю, если по-честному (Уилбур Росс.— А. К.), только недавно, честно говоря, услышал. Поэтому здесь нечего расследовать. Но при желании можно, конечно, поковыряться в поисках каких-то сенсаций. Их там нет, никаких сенсаций нет.
— Что касается господина Манафорта (Пол Манафорт, бывший глава избирательного штаба Дональда Трампа.— А. К.), то его тоже как-то связывают с Россией. Единственная связь с Россией — это то, что он, будучи руководителем и, наверное, владельцем, даже не знаю, американского пиаровского агентства, заключал контракты и тоже как бизнесмен, работающий в этой сфере, работал с Украиной, в том числе с бывшим президентом Януковичем. Но какое это отношение имеет к России, я не понимаю! Никакого. Ровным счетом ничего здесь нет, просто пустая болтовня и желание использовать любую зацепку для борьбы с действующим президентом США. Но это, повторяю, не наше дело, пускай они сами разбираются.
Через несколько минут Владимир Путин неожиданно воспел президента США:
— Я не знаю про его привычки, мы мало знакомы, но президент Соединенных Штатов ведет себя в высшей степени корректно, доброжелательно, и у нас нормальный диалог… Повторяю еще раз: воспитанный человек и комфортный в общении для совместной работы…
А потом он дождался и примерно такого же уровня ответов от господина Трампа, который поговорил с журналистами пула Белого дома в самолете по пути в Вашингтон. Что-то их, кажется, все-таки тянет друг к другу… И чем сильнее боль разлуки, тем сильнее тянет… И разве бывает по-другому…
Отвечая на вопрос журналистки испанской редакции RT о ситуации с телекомпанией в США, Владимир Путин ответил ожидаемо:
— Атака на наши средства массовой информации в Соединенных Штатах — это атака на свободу слова, без всякого сомнения. Мы разочарованы, как в таких случаях говорят (он при этом заулыбался.— А. К.). Но, разумеется, по-другому быть не может. И то, что сейчас обсуждается в Государственной думе — я в воскресенье это видел,— может быть, слишком резковато, но это естественно, потому что на уровне представительных органов власти часто звучат крайние оценки, резкие суждения и жесткие предложения. Но ответ мы обязательно должны будем какой-то сформулировать, и он будет зеркальным. Хочу обратить ваше внимание на то, что никаких подтверждений вмешательства наших СМИ в ход избирательной кампании нет и быть не может! Последние расследования в том же Конгрессе, по-моему, или в Сенате показали, что там доля рекламы была ноль целых каких-то, сотые процента. Влияние на аудиторию измеряется в каких-то тоже десятых или сотых долях процента (хорошо ли это, так оценивать работу телекомпании, которая старается изо всех сил? — А. К.)
Корреспонденту CNN Владимир Путин предъявил разнообразные претензии по поводу запрета ExxonMobil работать на шельфе в Арктике, а также насчет договора о ракетах средней и малой дальности:
— Мы слышим упреки со стороны некоторых партнеров из Штатов о том, что Россия якобы нарушает этот договор. Но тогда нужно показать, где мы это нарушаем! А то, что в Румынии стоят пусковые установки, которые можно использовать не только для противоракет, но и для систем Trident, а это ракеты средней дальности, размещенные на море, их можно легко перенести на сушу и использовать как ракеты средней дальности наземного базирования! Это уже прямое нарушение, на наш взгляд!
Почти сразу после этого Владимир Путин закончил пресс-конференцию, хотя вопросов еще было море (сразу несколько человек, по моим подсчетам, хотели уточнить хоть что-нибудь про эту новую сочную фигуру — племянницу Владимира Путина): он собирался вернуться на саммит АТЭС. И буквально через 20 минут стало понятно, почему он туда так рвался: стали поступать сообщения, что он и в третий раз поговорил там с Дональдом Трампом.
Так они на этом саммите прорывались друг к другу.
А еще через полтора часа в пресс-центр АТЭС приехал сначала премьер министр Канады господин Трюдо, и юные вьетнамки из стаффа, образовавшие такой живой коридор для него из себя самих, уже привычно стонали и падали в обморок при виде него, а потом и президент Вьетнама, которого встретили по сравнению с канадским премьером просто холодно.
Президент Вьетнама так же холодно прошел в пресс-центр, где работали, не особенно обращая на него внимание, десятки журналистов, подошел к микрофону, зачитал заявление и, не глядя в зал, начал аплодировать сам себе. И закончив, тут же ушел.
Явление президента следовало признать ярчайшим событием саммита.
Кроме всего прочего, оно означало, что эмбарго на публикацию пресс-конференции Владимира Путина тоже снято.
И как вы думаете, нарушил ли его в конце концов кто-нибудь все-таки?
Конечно, да.