НАЗАД В БУДУЩЕЕ

Что происходит? Кто виноват? Что делать?

...Сюрреалистичный комфорт перемигивания российских кризисов под водочку и домашние заготовки из урожая собственного подворья в том и состоит, что, сколь бы объективно страшен ни был данный момент времени, — он ВНЕШНИЙ по отношению к тебе. От тебя ничего не зависит. По крайней мере с этой мыслью ты вырос и живешь. Тех, от кого зависит, — ты будешь поругивать под ту же водочку. И чем больше кризисов, остановленных заводов, работы без зарплаты — тем легче под это подверстывается полная неответственность уже за свое барахтание вместо карьеры, женитьбу по залету или травму по пьяни. Ну чо я, блин, тут могу сделать — вы посмотрите, чо они в стране творят?! Эта позиция обречена на сочувствие. Так же, как противоположная — на отторжение.

«КТО ВЫ, ДОКТОР ЧЕХОВ?»

Когда мой друг объявил родителям, что уедет из маленького волжского городка в Москву, чтобы избавиться от постоянных звонков и визитов бывшей жены, требующей «кончить валять дурака и вернуться в семью», — реакция отца была замечательной:

— Ты думаешь, можно наломать в своей жизни дров и вот так, одним махом, все исправить?! А в Штаты от ее звонков ты сбежать не хочешь? С жизнью так не играют! За ошибки надо платить!

— Ну, вот Мартынов же после развода уехал, здесь продал квартиру, там купил, — не сдавался сын, — и классно устроился, и нормально живет с новой женой!

— Что ты ровняешь себя с Валеркой! — вспыхнула мама. — Он торгует цветными металлами, он бандит, он мафиози, для таких все открыто!

Как вспоминает мой друг, он обалдел от того, что исключительное право принимать хоть какие-нибудь решения в этой стране милые родичи добровольно отдали бандитам. А после напомнил родителям, что он, по сути, висит у них на шее, а в столице есть основания надеяться на хлебную работу в инофирме.

Уехал он под теплое мамино напутствие: «Люди, которые решают только свои проблемы, знаешь как называются?».

И год назад двинулся дальше — в Аргентину. Да, не было надежды обрести свое жилье в Москве. Да, родной город сидел без зарплаты и назад дороги не было. Но еще добило бесконечное морализаторство близких и, в общем, очень милых людей — однокашников и родни.

«Перед отъездом я был на встрече однокурсников. Некоторые из девчонок уже отреагировали суицидом на нищету или алкоголизм мужей. Но ни разводом, ни переездом, ни сменой ниши на рынке труда, ни, тем паче, эмиграцией. Только одна девчонка, у которой ситуация была наподобие моей, через брачное агентство вышла за немца. Уехала, дочку увезла. И что ты думаешь? Почти все наши, как только вмазали, стали вздыхать: я, мол, всегда знал, что Лидка — шлюха. И когда они подходили выпить со мной, они вроде меня хвалили, а на самом деле, конечно, размазывали по стенке. Вот, мол, какой ты молодец, бросил эту грязную нищую медицину и теперь живешь как белый человек. Ну, а я тут потихоньку тяну лямку, блюду клятву Гиппократа. И дальше — вот такой я подвижник, вот такой я земский доктор. А я ведь знаю, что на дежурство он трезвым не приходит. А вот этот «доктор Чехов» пропускает еще рюмочку и говорит: «ну ты решительный мужик, я всегда знал, все одобряю, но как это ты бросил жену и сына? Неужели у тебя отцовских чувств нету?». И ведь он знает, что я давно и официально разведен, а с сыном не разрешали видеться, если не вернусь в семью, а все равно нудит и лицемерит. И ведь знает, что я знаю, что он со всеми сестрами в отделении уже переспал. Но ему приятнее, чтобы развратником и гадом был я».

Так одна Россия, провозгласившая «не нам решать» и, по сути, делегировавшая это право не то чекистам, не то бандитам, относится к другой России, которая осмеливается принимать решения, не будучи чекистом или бандитом. В эти дни многие довольно потирают руки — довыпендривались, бывшие провинциальные инженеры и врачи, доигрались в московских «белых воротничков»? Куда вы двинетесь, согнанные с арендуемых хат за неуплату? Ах, партию создадите к следующим выборам? А кто, хотел бы я знать, за вас проголосует?

Кстати, это интересный вопрос.

Для деда с орденскими планками нынешние офисные мальчики, даже сменившие драные джинсы на костюмы, — это те же «хиппи, суки, наркоманы и пидарасы», что в девяносто первом. Но только теперь виноватые еще и в том, что, сидя в инофирмах, задушили наших производителей. Здесь все ясно.

Однокурсник из моего родного города, который в девяносто третьем голосовал за ДВР, а в девяносто пятом — за НДР, сейчас призадумался: пока мы тут вспахивали три огорода и гнали самогон, чтобы переморгать без зарплаты — вы в Москве ворковали на английском со своими боссами, ездили на Канары, платили с кредитной карты. Я не очень представляю, какое мы имеем друг к другу отношение и ЧТО в моей жизни улучшится, если я проголосую за ВАШУ партию?

А того, который спит с медсестрами, а с женой «не живет, но и не развелся» — вряд ли притащишь к избирательной урне. Психика запутавшегося человека услужливо подсказывает: это не я, а уехавший в Москву товарищ — развратник. У него — неслыханное дело — гражданская жена! Это все правители изворовались — а не я запутался и опустился! Я крутой, гордый и не пойду на ваши выборы!

Чтобы привести уставших от бардака земских интеллигентов к урнам, а «белых воротничков» — в Думу, нужны отнюдь не прилюдные разборки Явлинского с Гайдаром.

Чтобы убедить Россию в том, что офисный парень с мобильным не враг Саши с Уралмаша, а напротив, может написать нормальный налоговый кодекс и Саше тогда будет чем дышать — может не хватить обаяния Рейгана и сексуальности Клинтона вместе взятых. Мы не Нэнси, не Хиллари и не Моника, нас придется брать чем-то другим. Чем — пока непонятно.

ПРИНЦЕССА БЕЗ ВИЗЫ

Однажды в посольство одного королевства пришла маленькая девочка под метр семьдесят пять в длину и 90 — 60 — 90 в обхватах. Глядя на консульского дяденьку ангельски голубыми глазками из-под соломенных прядок, она попросила визу.

— А-а, танцовщицей в ночной клуб?! Скрытая проституция! Этот номер у вас не пройдет!!! — вскричал джентльмен.

— Вообще-то, я прошла конкурс в один ваш универ. Вот все бумаги — язык, ай-кью, менеджерские способности, предметные тесты, — тихо ответила девочка.

Джентльмен ахнул: кругом стояли высшие баллы. Оставался последний довод.

— А вдруг вы останетесь?! — строго спросил консульский дядька.

— Ну и кому будет плохо? — перехватила вопрос малышка. — Вы гляньте на меня: я вам что — уродов там нарожаю?

— Девочка, милая, я здесь сижу, чтобы сберечь корону от нелегалов! А вы тянете на потенциального нелегала. Если я дам вам визу, мне нечем будет отчитаться за доблестный труд и меня уволят! Ну пожалейте меня! — взмолился дядька.

— Но у вас, насколько я знаю, уже полстолицы скупили наши ребята из одной независимой от здравого смысла республики! — вспыхнула девушка.

— Они все въезжают по паспортам нефтяных королевств. А это наши инвесторы. Их я не могу не пустить. Нефтяные посольства поднимут вой. Это неизбежно. А вас я МОГУ не пустить. Потому и не пускаю. Вот так! — заключил дядька.

«МЫ НЕ НУЖНЫ» ИЛИ «НАС НЕ ПУСКАЮТ»?!

Сломав оба барьера, и внутренний и внешний, эти молодые энергичные люди все равно ведь прорвутся. А мы, их друзья и знакомые, неужели будем по-прежнему отчаянно голосить: на кого же вы нас покидаете, ребята?

Ставить этим «ребятам» насильственные преграды — все равно что супруге удерживать супруга (или наоборот) криком да мольбами. Жить вместе можно только по любви. На мой взгляд, ценность сегодняшней молодой эмиграции в том и состоит, что она доказывает и себе и другим: нельзя сидеть сложа руки и ждать, пока тебя шарахнет по голове! Найти работу можно! Как здесь, так и там.

...Еще в августе я попросил с десяток своих друзей проделать несложный опыт. В посольстве одного уважаемого североамериканского государства есть ящичек, куда бросают неофициальные, так называемые «оценочные» анкеты. Пишешь в них профессию, возраст, образование, знание языка, наличие родственников в этой стране — и получаешь за каждый пункт определенную сумму баллов. И вердикт: либо «тянешь» на будущего гражданина, либо нет. Чтобы упростить эксперимент, я попросил ребят нацарапать не свои, а близкие к идеальным данные: профессию, оговоренную в списках тамошнего Минтруда как дефицитную, свободное знание языков и море родни. Возраст и так у всех был меньше 45 — верхнего предела для иммигрантов в эту страну.

В сентябре все мои гвардейцы-экспериментаторы, как один, получили анкеты БЕЗ проставленных баллов и с галочкой в графе «вы не можете соответствовать требованиям нашей страны, мы не рекомендуем вам подавать заявление». Остальное было делом техники. Мы быстро нашли в Интернете пару страничек адвокатских контор, а на них — точно такие же оценочные анкеты той же самой страны. И ввели туда уже не идеальные, а реальные данные — никакой родни за океаном, не очень нужная профессия и средненький английский. Через несколько дней нам позвонили и сказали, что у всех блестящие шансы на ПМЖ. Надо только обратиться не в посольство, а в эту контору и заплатить столько-то. После этого я позвонил в посольство и спросил, чем они объясняют разницу в оценке претендентов между посольством и конторой? Клерк ответил: адвокаты льстят вам, чтобы содрать денежку, но в итоге никуда не отправить. Но иммиграционные фирмы берут основную долю оплаты только тогда, когда их клиенту дают «въезд». Не будь так — давно бы выперли с рынка. Значит, ответ клерка — отмазка для «чайников». На душе скребло дурацкое подозрение: а что, если... Я сказал себе «брр!» и вновь сел на телефон. Еще одна уважаемая, но уже южноамериканская страна ответила милым женским голосом: у нас свернуты все программы иммиграции. Я открыл газету, нашел в ней рекламу: «ПМЖ в.......», и набрал следующий номер.

Рафинированный московский интеллигент на том конце провода успокоил: да, посольство всем отвечает «местов нет». Но это чтобы под Южный крест не просились наши бомжи, шизофреники и кавказцы. Едва придя в себя от знака равенства между вышеозначенными субъектами, я как можно более сдержанно спросил о цене и условиях: «Оплата по результату. То же, что и везде. Ждем вас с нетерпением», — ответил приятный мужчина. Я решил, что, и вправду, адвокатской конторе нет смысла рекламировать иммиграцию в страну, куда ее нет. Ибо не будет ПМЖ — не жди гонорара. Но зачем тогда посольству говорить, что страна закрыта? Таки устали от толп наших бомжей, психов и торговцев овощами? Сто раз ходил мимо: даже в дни кризиса — ни души. Интересно, хоть один генацвале с Даниловского рынка знает адрес этого посольства? Обзвонка шла проторенным маршрутом: посольство — адвокатская контора — снова посольство. Все мои собеседники оказались на редкость интеллигентны и убедительны. Я понял, что во многих случаях адвокатские конторы незаменимы и берут деньги за дело: попробуйте-ка сами перевести кучу своих документов на чужой язык по правилам чужой страны и правильно заверить их в нотариате! Общий материальный интерес между суровым иммиграционным чиновником и добрым иммиграционным адвокатом казался мне то сущей неправдой, то явью, но я уже думал совсем о другом.

Если бы мы на самом деле были настолько неконвертируемы и страшны для остального мира, как это нам хотят внушить во многих публикациях этих кризисных дней, — перед нами бы просто захлопнули двери посольств. Да так, что никакой гонорар адвокату за ПМЖ или сотруднику кадрового агентства за контракт с иноземным работодателем не преодолел бы эту преграду. Но она прекрасно преодолевается известным способом, после чего львиная доля наших прекрасно устраивается. Значит, версия «не нужны» — отпадает.

ГВОЗДИ БЫ ДЕЛАТЬ ИЗ ЭТИХ ЛЮДЕЙ!

Хрупкая девочка с толстенным справочником американских университетов, который едва не перевешивает ее саму, подходит к библиотекарю за стойкой зала помощи студентам в американском информационном центре.

— Простите, тут почему-то не указано, есть ли в этом университете кампус.

— Напишите им. Общежития может и не быть, тогда придется снимать квартиру.

— Спасибо, напишу.

Девочка со справочником отходит. Подходит парень, интересуясь, когда будет лекция об очередной программе студенческих обменов. Все эти люди весьма скромно одеты, и никто из них не похож на «отпрысков олигархов, которым покупают учебу за границей». От дома на Николоямской улице они доедут до метро на троллейбусе, заполнят это море бумажек и пройдут эту кучу тестов. После долгой переписки с принимающим университетом или фондом отстоят долгие очереди в посольства. И в конце концов даже при нынешних рогатках получат образование или стажировку, которую хотели. Знающий себе цену уволенный профессионал скорее обшарит пол-Интернета в поисках зарубежной работы, чем пойдет на биржу «соглашаться на любую», прочитав бодрый репортаж о том, что «наших никуда не пускают». Если завтра наш МИД после нелегких переговоров с зарубежными коллегами подарит этим людям (перед которыми вообще власть должна снять шляпу) безвизовый въезд в Западную Европу, США и Канаду — то послезавтра за вычетом мизерного числа там оставшихся Россия просто получит приличных специалистов.

Но таких людей — рационально, с мыслью о завтрашнем своем дне, о завтрашнем хлебе насущном меняющих (на время или навсегда) российскую прописку на какую-то иную, — среди нас единицы. Большинство либо рвут с нелюбимой Родиной навсегда, если еще не порвали, либо снова прячут голову в песок. Пересидим. Оторваться от почвы — слишком страшно. Изменить свой образ жизни и свою профессию — невозможно.

Единственная надежда — на теневую «национальную идею» России. Вот в чем она состоит.

Русские долго запрягают, но быстро ездят.

...И речь ведь, повторяю, не идет только об эмиграции.