Исходя из данных о потреблении домохозяйств в 2022 году, рост сберегательной активности населения РФ был обусловлен, по мнению экономистов Банка России, все же факторами на стороне предложения. Иными словами, интерес к сбережениям обусловлен в основном сокращением возможности тратить — этого оказалось достаточно. Из этого, впрочем, не следует невозможности ускорения процесса институционализации сбережений в российском обществе — но ЦБ беспокоит, что затухание волны сберегательной активности может создать дополнительное и неоднородное инфляционное давление.
Снижение давления со стороны потребительских соблазнов считается главной причиной роста сбережений населения РФ
Фото: Эмин Джафаров, Коммерсантъ
Снижение давления со стороны потребительских соблазнов считается главной причиной роста сбережений населения РФ
Фото: Эмин Джафаров, Коммерсантъ
Аналитическая записка «Изменение структуры спроса как проинфляционный фактор», написанная Беллой Рабинович из департамента исследований и прогнозирования (ДИП) ЦБ и опубликованная регулятором 13 февраля — авторская работа, но оговорка ЦБ о том, что документ отражает личную точку зрения автора, здесь во многом формальна: часть аргументов Рабинович использовалась и руководством ЦБ, и в официальных отчетах, готовившихся ДИП ранее. Впрочем, систематизация взглядов на природу растущей популярности частных сбережений (см., например, “Ъ” от 9 января) в РФ произведена авторами из Банка России впервые.
Напомним, в сильном упрощении процесс, отражающийся усилением нормы сбережений (чисто расчетный и, по существу, синтетический показатель) в 2022 году и проявляющийся как в увеличении интереса к частным сбережениям в среде ранее не интересовавшихся ими домохозяйств, так и в росте популярности в крупных городах некрупных инвестиций в рынок акций (в том числе иностранных), криптовалют, в частные полуформальные и неформальные инициативы разной степени серьезности, может быть объяснен двумя (не обязательно альтернативными) сценариями. В первом важна именно институционализация сбережений (напомним, этот процесс активно промоутировался в 2004–2008 годах, в основном в форме коллективных сбережений) — а текущая конъюнктура доходов домохозяйств и изменение потребительских предпочтений лишь придают ему форму и изменяют в конкретный момент объемы притока свежих денег на рынки, связанные с частными сбережениями. Во втором происходящее — это следствие шоков предложения на рынке из-за санкций и торговых эмбарго (введены против РФ странами G7 после начала военной операции России на Украине), а также среднесрочных последствий пандемии COVID-19. В пользу первого может говорить то, что приток частных инвесторов, в том числе мелких, на эти рынки начался сильно ранее марта 2022 года. Кроме того, возможно, что запуск процесса институционализации сбережений в этом раунде связан с насыщением долгосрочных потребительских запросов части домохозяйств.
Белла Рабинович показывает в своей работе, что аргументы в пользу второго сценария, в котором главное — проблемы на стороне предложения, в целом покрывают текущие наблюдения, и первый сценарий, в сущности, не нужен.
Автор демонстрирует, что в нынешнем виде рост сбережений — это следствие явно вынужденной сберегательной модели 2021 года после начала пандемии, который в конце первого квартала 2022-го уже было сменился на привычную потребительскую модель — но начало военных действий (которые в ЦБ отражают как неопределенность и ослабление рубля) вернуло население к той же модели сбережений в усиленной форме, поддержанной сокращением повседневных необязательных расходов и «ускоренным формированием накоплений». Далее зафиксировано расхождение динамики спроса и предложения в потреблении домохозяйств и «наметились значительные изменения в структуре расходов населения»: так, уже в сентябре 2022 года расходы на услуги вернулись к уровню 2019-го, а с учетом трат на общепит — и значительно превысили его.
Уверенно снизилась лишь доля расходов на непродовольственные товары, где «определяющим стало сжатие ассортимента»: демонстрируются «двузначные темпы отставания» от уровней 2021 года в категориях одежды, спорта, мебели, телекоммуникационного оборудования, бытовой техники — и, разумеется, главным фактором стал обвал ассортимента на авторынке. Гипотеза о том, что снижение спроса во второй половине 2022 года вызвано ажиотажным спросом марта—мая, опровергается: в обсуждаемых секторах этот эффект был слабым или отсутствовал. В продовольственном сегменте и услугах сужения рынка просто не было.
Таким образом, Рабинович приходит к однозначному выводу: ограничения — не со стороны спроса (что подтверждало бы гипотезу о «добровольности» сбережений в ущерб потреблению), а со стороны предложения, в этом качестве изменения структуры спроса инфляционногенны, возможно, спрос сдвинется в сторону услуг.
Изменение личных финстратегий исследователь ЦБ считает незначительным.
Системное изменение товарного предложения, которое нормализует структуру потребления, автор не ждет до 2024 года, когда «динамика предложения может начать опережать динамику спроса». Из этого не следует, что текущий «бум сбережений» к этому моменту полностью себя исчерпает, однако в Банке России явно ожидают, что от текущей моды на сбережения останется не так много — неудовлетворенный спрос, в первую очередь на автомобили, все равно возьмет свое.