Эти русские уже третий век живут в Азербайджане. Переселенные насильно в Закавказье в XVIII веке, они так вросли в эту землю, что стали местными сами.
Фото: Коммерсантъ / Марина Балакина
Фото: Коммерсантъ / Марина Балакина
Фото: Коммерсантъ / Марина Балакина
Фото: Коммерсантъ / Марина Балакина
Фото: Коммерсантъ / Марина Балакина
Фото: Коммерсантъ / Марина Балакина
Фото: Коммерсантъ / Марина Балакина
Фото: Коммерсантъ / Марина Балакина
Фото: Коммерсантъ / Марина Балакина
Фото: Коммерсантъ / Марина Балакина
Фото: Коммерсантъ / Марина Балакина
Фото: Коммерсантъ / Марина Балакина
Фото: Коммерсантъ / Марина Балакина
Фото: Коммерсантъ / Марина Балакина
Фото: Коммерсантъ / Марина Балакина
Фото: Коммерсантъ / Марина Балакина
Фото: Коммерсантъ / Марина Балакина
Фото: Коммерсантъ / Марина Балакина
Постоянные, прыгуны и сопуны, общие, пресники (они же постники), субботники, Донской толк, пресвитериане, водные — все это названия течений внутри русского религиозного движения молокан. Сколько течений — столько и различий. Например, молокане-прыгуны скачут и поют во время богослужений, почитают субботу и некоторые иудейские праздники, а пресвитериане, они же штундо-молокане, близки к протестантизму.
Притеснения со стороны властей и желание основать собственную общину заставили их покинуть Россию еще при царях, и сегодня разрозненные молоканские общины есть не только на западе и востоке нашей страны, но и в Турции, США, Мексике, Австралии, Китае.
Эта съемка сделана в Азербайджане — туда, как и в другие закавказские провинции, их начали особо активно вытеснять по указу Николая I после 1830 года. Здесь общины молокан живут сразу в четырех селах: Чухурюрд, Хильмилли, Ивановка и Алты-Агач. Постороннего поражает открытость этих людей — многие принимали меня несколько дней, а потом перенаправляли к другим знакомым.
Внешне молокан сейчас довольно сложно отличить от мусульман и православных, которые бок о бок трудятся в местных колхозах (здесь они сохранились). Они так же собирают урожай с колхозного виноградника, держат ульи, любят возиться с индюками и курами и даже разводят свиней, которые довольно долго считались среди молокан нечистым животным, совсем как у соседей-мусульман.
Мне довелось дважды побывать на молоканских похоронах, когда представители общины собирались в доме покойного, преклоняли колени, а близкие умершего просили прощения и за него, и за себя перед всеми соседями. Обряд прощания включал пение псалмов, которые мелодикой напоминают русский фольклор. На молоканские похороны приходят все — и молокане, и православные, и мусульмане, которые живут рядом. Вот только если молокане заключают брак с представителем иной религии, молоканами они больше считаться не могут.
XXI век добрался и в эту глубинку: молодежь уезжает из сел в крупные города, азербайджанские или русские. Объясняют это в том числе нежеланием подчиняться традициям, следовать ритуалам, которые даже старейшие представители общины помнят с трудом. Поэтому молокан становится все меньше и они все теснее сближаются с соседями-азербайджанцами. Несмотря на разницу вероисповеданий, их роднит неприятие изображений Бога. Есть и много бытовых точек соприкосновения. Так, на столе у молокан часто можно увидеть азербайджанский чай и сыр. В Ивановке, где, в отличие от других сел, еще осталась молодежь, юные молокане танцуют на дискотеках вместе с азербайджанцами и лезгинами. В Ивановке есть пекарня, пожарная часть и колхоз. Связь между молоканами, живущими в разных селах, слаба. Их традиции и внешний вид разнятся, ведь общины основаны выходцами из разных регионов. Общим остается, с одной стороны, желание сохранить свою принадлежность к уходящей в прошлое культуре, поддерживать ее по мере сил, а с другой — сближение с соседями, представителями иных культур и религий.