Центральный банк России сообщил об отказе чеканить монеты меньше рубля, а также о росте курса национальной валюты. По подсчетам ЦБ, реальный эффективный курс рубля с начала года укрепился аж на 5,3 процента. Что за этим стоит — реальное укрепление или очередные упражнения с подсчетами,— «Огонек» выяснял у Сергея Дробышевского, директора по науке Института экономической политики имени Гайдара.
Фото: Коммерсантъ / Стас Владимиров / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Эмин Джафаров / купить фото
— Когда-то основатель вашего института Егор Гайдар радовался возвращению копейки. Теперь ценников с копейками нет. Получается, мы идем в обратном направлении, в 90-е годы, к слабому рублю? Но как же это согласуется с сообщением ЦБ о его усилении?
Сергей Дробышевский, директор по науке ИЭП им. Гайдара
Сергей Дробышевский, директор по науке ИЭП им. Гайдара
— Ну, во-первых, ценники с копейками сохранились в аптеках и в квитанциях ЖКХ, там боятся, что обвинят в завышении цен путем округления. А во-вторых, Егор Тимурович говорил это после 1000-кратного изменения масштаба цен в 1998 году. Сейчас вы не найдете в магазинах товара дешевле рубля, на 90 копеек ничего не купите. Вот сложился такой масштаб цен. Но я не говорил бы, что это свидетельствует о нынешнем высоком уровне цен. Это результат более значительного роста цен в прошлые годы. У нас были очень высокие темпы роста цен в 1998-м, 2008-м, 2014-м. Мы постепенно идем к увеличению масштаба цен, но, думаю, при текущих темпах следующая деноминация возможна лет через 30–40. А сейчас, может, действительно не стоит штамповать мелкие монеты. И не надо опасаться деноминации, потому что при таких масштабах цен печатать новые деньги выйдет себе дороже.
— Вы вспомнили 14-й год. Тогда снижение курса рубля — и реального, и номинального — было связано с падением цен на нефть. Цена вернулась сейчас к 70 долларам, а рубль остался на том же месте, где был 5 лет назад. Почему?
— Не соглашусь. За эти 5 лет рубль колебался гораздо больше, чем нефтяные цены. В январе 2018-го доллар стоил 56 рублей, в январе 2019-го — 67. А за 5 лет скачки курса были в полтора раза. Но сейчас связь обменного курса с нефтяными ценами стала меньше. Хотя фундаментально он должен с этими ценами коррелироваться: цена нефти выше — рубль крепче. Но все 5 лет мы живем под геополитическими рисками. Это ограничивает инвесторов, работающих с Россией. Капитал все годы утекал из страны. И все эти факторы сдерживали укрепление рубля. Я думаю, без них курс был бы сейчас гораздо ниже, около 50 рублей за доллар.
— Укрепление рубля, о котором отчитался ЦБ, реальное или рукотворное?
— С моей точки зрения, можно действительно говорить об укреплении, и оно определяется скорее рыночными законами. Сейчас сложилось удачное соотношение платежного баланса России, притока и оттока валюты в страну. Мировые цены на нефть и другие сырьевые товары, составляющие основу нашего экспорта, достаточно благоприятные. Валюты в страну поступает больше, чем уходит. В этой ситуации рубль более склонен к укреплению, чем к ослаблению.
— Это хорошо или плохо для экономики, для промышленного производства, для населения?
— Однозначного ответа нет. Споры вокруг того, как вести политику обменного курсы валюты, должна она быть крепкой или слабой, идут среди людей, принимающих решения, и в России, и во всем мире. И любой вариант, укрепление или ослабление национальной валюты, может иметь свои плюсы и минусы. Все зависит от конкретной ситуации, от состояния экономки в стране.
Если говорить о нынешнем укреплении рубля, то это выгодно тем компаниям, которые намерены покупать оборудование и технологии за рубежом, чтобы производить в стране собственную высококачественную продукцию.
Населению тоже выгодно, потому что в такой ситуации импортные товары будут дешевле и люди смогут больше их покупать, чем при слабом рубле. И тем, кому надо менять рубли на доллары или евро, это тоже выгодно.
— А чем отличаются реальный эффективный курс и номинальный обменный?
— Обменный курс для многих более привычен. Это показатель того, за сколько рублей в данный момент можно купить доллар, евро или другую валюту. Но есть еще и реальный обменный курс (без слова «эффективный») — он корректируется на соотношение инфляции в двух странах, валюты которых мы сравниваем. Например, в США инфляция 2 процента, в России — 5 процентов. Пока номинальный курс «стоит на месте», реальный курс рубля растет на 3 процента, то есть настолько меньше товаров вы можете купить в России на свои доллары.
А реальный эффективный курс — это более сложный показатель. Он отражает изменение курса нашей валюты ко всему остальному миру, точнее, к странам, с которыми мы торгуем. Это показатель интегральный, усредненный, потому что по отношению к одним валютам рубль может укрепляться, к другим — ослабевать. И также этот курс зависит от доли той или другой страны в нашем внешнем товарообороте.
— Эти курсы между собой связаны?
— Бывает по-разному. Они могут идти параллельно, как это было у нас в 2008-м и в 2014 годах. Тогда курс рубля резко падал ко всем валютам. Снижался и реальный эффективный, и обменный курс одновременно. Весь прошлый год американская экономика росла и доллар укреплялся к большинству валют мира, и одновременно с ним укреплялся и его обменный курс, например, по отношению к рублю: с января 2018 по январь 2019 года он вырос с 56 до 67 рублей. Но может быть так, что при снижении курса рубля к доллару другие валюты могут ослабевать в большей степени, тогда к ним обменный курс рубля будет укрепляться, и динамика реального эффективного и обменного курсов будет расходиться.
— Кому выгоден слабый курс рубля?
— Тем нашим предприятиям, которые продают за границу сырье и простые товары. Я говорю о товарах, которые у нас производятся на отечественном оборудовании, из отечественных комплектующих и по отечественным технологиям. Если рубль слабее валюты страны-импортера, то там наша продукция выигрывает по цене. А в России за ту же валюту можно получить больше рублей. Так поступают многие страны. В первую очередь — мировая фабрика Китай. Он производит огромное количество дешевых товаров и отправляет их за границу.
— Китайские товары дешевые из-за слабого юаня?
— Отчасти. Юань, хоть и вошел в число резервных валют в 2015 году, все еще не вполне свободно конвертируемый. Курсом юаня очень жестко управляет Центральный банк Китая. На днях китайский ЦБ из-за повышения американских ввозных пошлин понизил курс юаня на 0,6 процента. В 2015 году было понижение курса юаня на 3 процента, это вызвало шок на мировых рынках. Обнаруживается закономерность: когда Китаю надо закупать импортное оборудование, курс повышается, когда надо продавать товары — понижается.
— То есть манипуляции с валютным курсом — не наше изобретение. Известно, что, когда речь шла о наполнении бюджета деньгами, курс искусственно ослаблялся…
— Манипулировать можно. Но экономика — это и практика, и наука, у нее есть свои законы. И долго нарушать их не получится, они все равно себя проявят, возьмут свое. Если вы будете долго искусственным образом поддерживать высокий курс, валюта все равно обвалится. И наоборот, если будете занижать, когда это вам выгодно, начнет против вашей воли расти.
— А заявленное укрепление на 5,3 процента — это значительный рост?
— Думаю, он мог быть и больше. Но темпы роста сдерживаются геополитическими факторами. Прежде всего санкциями против России. Недоверие инвесторов к нам увеличивается, и приток валюты сдерживается. В прошлом году из-за этого было три крупных эпизода ослабления рубля — в феврале, мае и сентябре. И все они были вызваны усилением международной напряженности. Это вызывало снижение курса национальной валюты, как обменного, так и реального эффективного.
— И было еще одно снижение, в конце прошлого года…
— Да, но оно не было значительным. В октябре началась стабилизация, потом опять возникли опасения новых санкций, которые в результате не подтвердились, рубль опять начал укрепляться, и этот процесс продолжается до сих пор.
— То есть экспорт является причиной укрепления рубля?
— Уточню: превышение экспорта над импортом. Но это превышение, повторю, в основном за счет сырьевых товаров.
— А если импорта больше?
— То рубль, соответственно, ослабевает.
— И мы так и будем долго жить за счет продажи нефти?
— У нас действительно не так много конкурентоспособных производств в не сырьевых отраслях. Именно поэтому нам сейчас выгоден более крепкий рубль. Хотя с точки зрения нефтяников это вовсе не так. Но они же не живут на пределе рентабельности, у них достаточно возможностей поставлять свою продукцию, и при любом курсе они не обеднеют.
А для других отраслей крепкий рубль открывает окно возможностей. В принципе, какое-то время можно наращивать сырьевой экспорт именно для укрепления рубля, чтобы на этой основе перейти к новой модели экономики, основанной на производстве товаров высокой степени переработки, с большей долей добавленной стоимости. Я думаю, мы сейчас не можем провести необходимую для этого модернизацию производства за счет только внутренних ресурсов. А для закупки технологий, оборудования, комплектующих нужен, как показывает опыт Китая, крепкий рубль. Потом, когда у нас будут созданы новые производства с высокой степенью локализации, нужды в высоком курсе рубля не будет. Но сейчас он нам действительно выгоден.
— Некоторые экономисты считают, что укрепление реального эффективного курса валюты свидетельствует об ухудшении положения страны в мировой торговле. Это верно?
— Это возможно. Вопрос в том, чем вы торгуете. Если вы участник международной торговли и в вашем экспорте значительную долю составляют не сырьевые товары — тогда да, при повышении цены они становятся менее конкурентны. Но мы пока до такого уровня не дошли. И говорить в отношении России, что крепкий рубль подрывает наш экспорт, некорректно. Доходы сырьевиков снижаются, но я уже об этом сказал.
— Вы сказали в начале, что крепкий рубль делает доступными импортные товары для населения. Каким образом?
— Да, по отношению к импорту укрепление рубля имеет положительное значение. Но важно, как при этом ведут себя доходы населения. Если доходы падают, а реальный курс укрепляется, то люди, если они считают импортные товары более качественными, чем отечественные, переключаются на них. То есть, когда денег мало, вы не будете тратить их на плохие товары, ваша покупательская политика будет более осторожной. А например, в начале нулевых годов ситуация была другая. Рос реальный эффективный курс, но росли и доходы. При этом увеличивались и объемы импорта, и объемы товаров отечественных. Так происходило потому, что люди могли покупать больше, был высокий спрос. И одновременно повышалось качество отечественных товаров, потому что рост спроса и укреплявшийся рубль способствовали модернизации производства. Но в принципе, не столь важно, на что будет направлена покупательная способность рубля — на внутренний или на внешний рынок. Важно, чтобы она укреплялась.
— Как же так: реальный курс растет, а при этом покупательная способность рубля снижается. По некоторым данным в последнее время она падала на 15–20 процентов в год…
— Я не очень понимаю такие оценки. В принципе, покупательная способность определяется уровнем инфляции. А она у нас, как говорит статистика, в прошлом году была 4 процента, в этом году ожидается 5 процентов. Когда начались украинские события, инфляция подскочила до 15 процентов, тогда можно было говорить о таком уровне снижения покупательной способности. А в последующие годы она была меньше.
— Но также известно, что официальная инфляция, рассчитываемая по определенной корзине товаров, не полностью отражает рост цен на внутреннем рынке…
— У нас инфляцию измеряют по индексу роста цен. А он (индекс) считается по агрегированной, усредненной на всю страну статистике свободных продаж отдельных видов товаров, включенных в потребительскую корзину. Но это корзина не реальная. Люди все разные, у всех разные вкусы и потребности, и все покупают разные товары. И когда статистики спрашивают людей о ценах, каждый говорит о том, что он покупает. Причем в таких опросах больше участвуют люди из малообеспеченных слоев, они просто охотнее откликаются на вопросы интервьюеров. А у них потребительская корзина смещена в сторону товаров повседневного спроса. И цены на такие товары растут быстрее, чем на товары длительного пользования. Производители мебели, холодильников или автомобилей могут подождать увеличивать цены. Во-первых, доходы могут вырасти. А во-вторых, если слишком цены задрать, то возникнет ограничение спроса, товары покупать не будут.
А товары повседневного спроса, как бы цены ни росли, покупать будут всегда и везде, здесь ограничений нет. Поэтому потребительская инфляция, как правило, выше, чем фиксируется статистикой.
— Какие слои населения больше при этом больше страдают?
— Как и во всех странах, это сильнее бьет по малообеспеченным. Это общая закономерность, не зависящая от воли правительства.
— А каков разрыв между реальным и статистическим ростом цен?
— Таких данных нет. Если бы они были, статистическим аналитикам легче жилось бы. Но думаю, этот разрыв не может быть более чем двукратным, то есть, если статистика показывает рост 5 процентов, на деле покупательская корзина малообеспеченных может вырасти до 8–10 процентов.
— У нас в России много людей считают, что для промышленности выгоднее слабый рубль. Может, плюрализм — это хорошо, но хочется знать, почему они так думают и зовут на свою сторону других?
— Потому что им так удобнее. Не нужно модернизировать производство, не нужно закупать новое оборудование, станки. Можно продолжать выпускать менее качественные товары. А если курс будет низкий, то импорта не будет и конкурировать не с кем. И плохие товары люди все равно будут покупать. Потому что других лучших, не будет.